Форпост в степи

какие–никакие силенки — я буду думать, как выслободиться отсель! Я не дозволю изгаляться надо мной этой… этой…

Ания склонилась к нему в безотчетном порыве нежности.

— И я не позволю, Архип! Я тебя освобожу.

Архип протянул к ней свою грязную руку. Девушка сразу не поняла, что он хочет. Наконец она догадалась: надо положить в его ладонь свою ладошку.

— Кто знает, красавица, может, судьбина не зря столкнула здесь нас, и нам еще будет хорошо вместе? Может такое быть, Ания?

— Конечно, может! Ты увидишь, все будет хорошо.

Он открыл глаза и улыбнулся.

— Ты что, Архип?

— Ничего, — сказал он все с той же улыбкой. — Пора тебе почивать, красавица. Жизнь впереди большущая, знаешь, сколько еще понадобится силушки!

С этого момента Архип стал самым дорогим и необходимым для Ании человеком. Это был ОН. Ания не боялась открывать ему любые затаенные мысли. Она высказывала то, что наболело, и то, что было неясно, и то, о чем мечталось по ночам. А Архип, позабыв про цепь и про то ужасное место, в котором находился, внимательно слушал и высказывал свои мысли и размышления. Девушку не утомляло его многословие. Она находила в его речах новые для нее мысли.

Архип уважал ее и называл хорошим, сердечным человеком, но именно поэтому она поняла, что до сих пор не была ни хорошей, ни сердечной.

Она ценила влияние Архипа и не догадывалась, что ей самой нужно было перегореть и измениться, чтобы воспринять его.

Он, продолжая удерживать ее ладошку в своей, сказал:

— Я и не знал, что ты такая, — и начал гладить ее руку торопливыми, жадными движениями. Он сам не знал, как это получилось. Ему самому было странно, что эта служаночка так волнует его сердце.

Девушка не оттолкнула его. Она ужасалась и радовалась нетерпеливо–жадным прикосновениям ласкающей руки. Она поняла как–то сразу радость человеческого сердечного общения, пламенность своей нетронутой души, страсть, веру, величие надежд, которые несет любовь.

Она испугалась, растерянно взглянула на Архипа.

— Я помогу тебе, Архип, вот увидишь! — сказала она, ласково посмотрев на узника.

— Я тоже помогу вам! — прозвучал сзади мужской голос, который громыхнул, как раскат грома в ясную погоду.

* * *

Подслушав разговор Жаклин и Наги, Барков первоначально подумал, что ему изменяет слух. Какая жуткая циничность… Но нет, он хорошо слышал, только все еще не мог взять в толк — почему они собираются его убить? Почему? Невольно вспомнилось, как некогда знакомый дворянин Лобанов впервые ввел его в дом Жаклин. Сам он тогда казался себе неповоротливым увальнем, который не сумеет и шагу ступить, очарованный неземной красотой хозяйки. А Жаклин? Легко парировала любой намек, знала обо всем, что вызывало общий интерес, была в курсе всех светских новостей. Остроты она сыпала как из рога изобилия, а ее изящные словесные обороты искрились прирожденным юмором; так что Барков рядом с ней казался себе… да что там, стыдно вспоминать.

Казалось бы, Жаклин, утонченная интеллигентность, которая заставляла его некогда стесняться своей скованности, станет ему ближе, раскрывшись со столь человечески естественной, хотя и загадочной стороны своей натуры. Но Барков должен был честно себе признаться, что после подслушанного разговора испытал ни с чем не сравнимое охлаждение, разочарование. Божок на глазах своего почитателя неожиданно упал с пьедестала! Но… Надо было срочно что–то придумать. Что–то такое, что могло бы помочь ему…

Легкие шаги на лестнице застали Баркова врасплох. Он успел прижаться к стене, как едва видимая в тишине женская фигурка остановилась рядом и… отворила дверку в подвал, о существовании которой он и не подозревал. Таинственная незнакомка вошла в подвал, осторожно прикрыла за собой дверку, и вскоре ее туфельки застучали по ступеням.

— Боже! — одними губами прошептал Барков, но остался стоять на месте, опасаясь еще каких–нибудь сюрпризов, которыми, видимо, был наполнен дом Жаклин по самую крышу.

В течение нескольких минут он чутко прислушивался, потом осторожно открыл дверь, спустился по лестнице и оказался в подвале. От жуткой вони и затхлости давило грудь, к горлу подкатывала

тошнота. А вокруг царила непроглядная тьма. Барков прислушался. Осторожно двигаясь вперед, он услышал едва уловимый шум. Шум яснее всего был слышен от стены справа. Он стал продвигаться дальше и вскоре увидел отблеск света. Капитан дрожал, а любопытство и страстное желание разгадать загадку гнали его вперед. Теперь уже было ясно слышно, что шум порождают два голоса, мужской и женский. Барков остановился у входа в камеру, замер и напряг слух.

Прислонясь к стене, он завороженно слушал разговор. Он узнал в собеседнице Анию и внимательно вслушивался в ее таинственный голос. Он даже боялся пошевелиться, чтобы не вспугнуть каким–либо неловким движением те полные восторга и нежности слова, которые говорила Ания позвякивающему цепью узнику.

Подслушанный разговор между ханской дочерью и узником подвала глубоко тронул Баркова. Сначала у него возникла мысль тихо уйти и покинуть дом Жаклин. Но прозвучавшая последняя фраза, высказанная Анией, заставила его быстро передумать и открыться.

— Я помогу тебе, Архип, вот увидишь, — сказала Ания.

— Я тоже помогу вам! — сказал Барков и, пригнувшись, вошел в камеру.

Не обратив внимания на удивленные и встревоженные взгляды вскочившей девушки и загремевшего цепью узника, он снял с головы треуголку, после чего представился:

— Капитан Барков Александр Васильевич, бывший адъютант оренбургского губернатора!

С удовольствием отметив, что его внезапное появление произвело эффект взорвавшейся бочки с порохом на узника и Анию, Барков самодовольно ухмыльнулся и сказал:

— Вам представляться не надо. Я хорошо осведомлен, кто вы есть!

Ания и узник быстро справились с потрясением, вызванным его внезапным появлением. Девушка встрепенулась:

— А меня зовут Ания. Я служанка хозяйки этого дома.

— Очень приятно познакомиться, — улыбнулся Барков, испытывая какое–то двоякое чувство. Он понял, что девушка узнала его, но не хочет, чтобы он озвучил ее настоящий титул. И капитан принял ее игру.

— А ты, наверное, Архип, казак из Сакмарского городка? — «предположил» он, обращая свой вопрос к узнику.

— Тот самый и есть, — ответил тот, придерживая цепь, чтобы она не звенела.

— Тогда спешу поздравить тебя, Ания, — усмехнулся Барков, — ибо до моего прихода ты общалась с «покойником»!

— С кем? — ужаснулась девушка и невольно покосилась на также пораженного услышанным Архипа. — Того быть не может. Как это?

— Как сказать, — улыбнулся Барков. — Я сам видел его могилку на кладбище в Сакмарске! Казаки сказали, что кузнец их в доме своем сгорел. Смертушку мученическую принял. Надо же…

— И кузню спалили? — спросил изменившимся, глухим голосом Архип.

— И ее тоже, — подтвердил Барков. — А труп «твой» сгоревший в доме нашли. Так казаки утверждают и оплакивают тебя всем миром!

— Вот незадача, — вздохнул Архип. — А может, они и правы, что оплакивают. Видишь ли, мертвяком меня считают, а я вот заживо погребен и мало чем отличаюсь от покойных.

— Тебя Жаклин заперла? — спросил Барков. — А за что?

— За то, что любовь ее поганую отверг.

— Ишь ты? Да ты к тому же еще и сердцеед? — рассмеялся Барков. — Гордая, неприступная красавица Жаклин до безумия влюблена в простого казака?

— А вы не смейтесь, господин капитан! — позабыв о своем «статусе» служанки, набросилась на него Ания. — Вы лучше попросите Архипа рассказать о Жаклин все, что он знает!

— Она такая же Жаклин, как я губернатор, — ухмыльнулся невесело Архип. — Анька она Артемьева, вот кто. В имении крепостные ее Чертовкой нарекли!

— Очень интересно! — сказал, насторожившись, Барков и обратился к казаку: — Сделай одолжение, Архип, расскажи мне все, что известно об этой загадочной леди.

— Расскажи, Архип! — попросила и девушка, посмотрев на капитана. — Вы же поможете ему отсюда выбраться, Александр Васильевич?