Форпост в степи

13

Капитан Барков не находил себе места. Он ходил по кабинету, сидел в своем кожаном кресле, опять ходил. Что делать? У него не спрашивали разрешения, ему приказывали.

Однако непредвиденные события только разворачивались…

В кабинет Баркова без предупреждения и стука вошли два офицера.

Один был высокий, в мундире улана, другой в форме артиллерийского капитана; первый — с озабоченным лицом, второй — решительный, с хозяйскими жестами, вел себя как дома.

— Проходите, господа, садитесь, — сказал им капитан, указывая на диван и стулья. — С чем пожаловали, позвольте полюбопытствовать?

Высокий офицер криво усмехнулся и сказал второму, как будто Баркова не было в кабинете:

— Ну вот, Антон Семенович, занимайте свое место, которое прямо сейчас освободит Александр Васильевич!

Барков, чуя недоброе, но еще не веря в свое предчувствие, привстал и снова сел в свое кресло. Офицеры расселись на стульях, поставленных у стола для посетителей.

— Ну-с, — сказал он, — надеюсь, вы объяснитесь, господа, кто вы и откуда прибыли?

Он еле сдерживался от желания немедленно выставить этих людей за дверь, но…

Офицер в мундире улана раскрыл принесенную папку, быстро перебрал бумаги, вынул одну из них и передал Баркову.

Александр Васильевич быстро прочитал документ и все понял. Губернатор отстраняет его от занимаемой должности и откомандировывает в Самару.

Буквы стали прыгать и расплываться перед глазами.

Что это значит — отстранить! С надменным видом он выпрямился:

— Откуда у вас эта бумага, господа? Утром, на совещании, его превосходительство мне ничего о смещении с должности не говорил.

— К сожалению, мы приехали немного позже, — ответил майор в форме кавалериста. — А сейчас освободите свое место, Александр Васильевич. Вы прочли документ о назначении на вашу должность Антона Семеновича!

Барков не выдержал и рассмеялся:

— Вот так вот и сразу? Интересно, что за силы до меня добрались?

Майор поднялся с кресла, обошел стол и бесцеремонно взял под руки Баркова и приподнял его из кресла.

— Освободите место, капитан, Антону Семеновичу надо работать.

Барков одернул на себе китель, выпрямился, даже не подозревая, как смешно смотрится со стороны, и крикнул:

— Я буду жаловаться! Губернатору! В Петербург!

— Никуда вы не пойдете, Александр Васильевич, а уедете в Самару, — сказал Антон Семенович. — Вот прочтите приказ и уходите!

Офицеры рассмеялись. А у Баркова язык прилип к гортани. Прочитав приказ и не обронив больше ни слова, он направился к двери. Он лихорадочно соображал, как лучше себя вести, и вздрогнул всем телом, когда его остановил невежливый окрик:

— Стойте, Александр Васильевич!

— Что–то еще? — с суровым лицом обернулся Барков.

— Передайте ключи от столов и двери кабинета.

Барков пошарил в карманах кителя, вынул связку ключей и швырнул их на стол.

— Берите, пользуйтесь, господа, — сказал он. — Пусть они принесут вам удачу!

— Возьми–ка еще вот это, — улыбнулся майор, подойдя к Баркову и вложив ему в руку пакет. — Дома почитаешь.

— Это еще что? — удивился бывший адъютант и тут же добавил: — Очередной плевок мне в лицо?

Офицеры промолчали, хмуро глядя на него. И Барков, прибавив шагу, вышел на улицу. Здесь он огляделся и с грустью осознал, в каком дурацком положении вдруг оказался.

Он с деловым видом шел по городу, и никто не знал, какие муки терзают его ранимую душу. Он вытирал пот на лбу и шел быстро, будто торопился по важному делу. Он долго бродил по улицам города, а волнение никак не проходило. «Какое унижение!» — подумал он.

За две улицы до дома он, однако, снова повернул за угол и пошел в другую сторону. Он вспомнил про пакет в кармане, голова пошла кругом. Надо было его прочесть, но не было подходящего места. Не на улице же читать государственный документ.

За гостиным двором тянулись узкие и безлюдные улочки. Они путались, переплетались в клубок, разбегались и снова перекрещивались. Подул холодный осенний ветер и принес с собой мокрый снег. Капитан устал, продрог; на нем не было ничего, кроме треуголки на

голове, шпаги, кинжала и суконного кителя. На углу он остановился и продумал все еще раз.

Нет, никакой пользы не будет от того, что он простоит здесь до следующего утра. «Прочту–ка я письмо!» — подумал Барков, вынул из кармана пакет и замерзшими, плохо слушавшимися пальцами сломал печать.

Читая строки письма, написанные казенным каллиграфическим почерком, капитан изменился в лице. Несмотря на резкое похолодание, все тело обдало жаром, да так, что испариной покрыло лицо. Быстро осмотревшись, он убрал письмо в карман и задумался.

Ветер подул сильнее, и снег усилился. Обдумывая прочитанный текст, Барков поднял воротник кителя и зашагал домой. Спустя полчаса он свернул на центральную городскую улицу. На ней тоже было пусто. Ни души. Окутанный пеленой густого снега, на столбе возле шляпного салона горел фонарь. Барков еще раз оглянулся, и, хотя вокруг было по–прежнему тихо и пусто, сердце его заныло от предчувствия чего–то дурного, едва он взялся за ручку двери дома Жаклин.

* * *

Дверь оказалась запертой изнутри, но капитан знал, как ее можно открыть, не беспокоя хозяев. Нащупав пальцами небольшое отверстие, он вставил туда кончик кинжала. Вскоре задвижка была отодвинута, а дверь открылась.

«Вот и замечательно!» — подумал он и, придержав висящий над головой колокольчик, вошел в прихожую. Барков сам не знал, что делал, но что–то внутри подсказывало, что именно так он и должен был сейчас поступить.

— Кто там? — послышался сверху окрик.

Барков и не подумал отвечать. Он затворил за собой дверь и двинулся вверх по лестнице неслышными шагами. Ощупью, наугад Барков поднимался все выше и выше. Вскоре он споткнулся о какой–то предмет. Ощупав его, понял, что это планка, прибитая над последней ступенькой, после которой, как он помнил, простирался пол коридора второго этажа. При тусклом свете, проникавшем с улицы через крохотное окно, он разглядел двери, из которых одна вела в покои кайсацкой княжны, другая — в покои Жаклин. У второй двери капитан остановился и посмотрел в замочную скважину. За

дверью чернела непроглядная тьма, но Баркову показалось, что оттуда доносятся голоса. Некоторое время он колебался — войти ему в эту дверь или немного подождать?

— По–моему, дверь все же кто–то открывал. Наверное, это служанка Айни — она вечно подглядывает и подслушивает, — возмущалась Жаклин.

— Дорогая моя, я вас понимаю.

— Так что, приступим к обсуждению деталей? С чего начнем?

— С денег!

— У меня есть немного золота. Нам на первое время хватит!

— Твои шутки уместны не всегда, Аннушка! — весело рассмеялся Нага. — Но если ты говоришь мне это всерьез, то круглая дура!

Тон у Наги был такой сердечный и невинный, голос такой мягкий и нежный, что никто не мог бы усомниться в доброте его сердца.

— Но я действительно не знаю, где Анжели прячет золото! — возмущенно воскликнула Жаклин. — В моем доме нет его!

— А я склонен думать, что ты ошибаешься, — уверенно сказал Нага.

У Баркова, который все это слышал, вдруг защемило сердце. — Золото французов хранится в тех самых бочонках, которые сложены в подвале. Ты вспомни, сколько они бочонков привезли?

— Много, — задумчиво ответила Жаклин.

— А сколько вывезли?

— Тоже много.

— А сколько осталось?

— Десять бочонков.

— А почему они остались и не вывозятся?

— Наверное, надобности пока нет, — ответила Жаклин с сомнением.

— Золото в этих бочонках, — сказал Нага убежденно. — Более надежного хранилища для него подыскать было бы трудно. Вот француз и убедил тебя, что оставшиеся бочонки тоже забиты медью!

— Значит, Анжели мне лгал, говоря, что еще не привез золото из Франции? — робко спросила Жаклин.

— Вот именно! — хмыкнул Нага. — Анжели уехал, но, не доверяя нам, вместо себя оставил убийцу, этого «ангела–хранителя», который ждет, когда мы начнем выносить бочонки.