Баязет

словно: "Имея в виду ваше путешествие, я надеюсь, что и возвращение ваше, благодаря аллаху, будет благополучным".]

Ехали долго. Шли без мундштуков, на трензелях. Отдохнувшие лошади бежали резво. И снова закружили среди скал и ущелий, снова захрустела под копытами острая щебенка.

В одном месте поручик остановился. На солнцепеке лежал обглоданный шакалами скелет рослого человека. Ветер разносил и заметывал песком обрывки одежды. Кто он: русский?.. перс?.. турок?.. А может, тот самый гонец, которого шах посылал к генералу Тер-Гукасову? Этого теперь не узнает никто.

И, сморщившись от кислой сливы, Андрей погнал дальше.

14

Вечерело...

Запах майорана и высохших ковылей был удушлив и горек.

Стало диких коз пронеслось в отдалении.

- Ваше благородие, - сказал Егорыч, - у вас глаза помоложе:

не турки ли это?

Андрей схватил бинокль: так и есть - слева, вдоль подножия горного хребта, скакали человек двадцать всадников. Вот они круто развернулись теперь идут напересечку отряду. На длинных пиках мотаются конские хвосты, ветер относит и треплет коленкоровые юбки.

- Ваше благородие, отличиться дозвольте? - спросил Дениска, скидывая чехол с винтовки.

- Давай отличайся...

Дениска вырвался вперед. Круто осадил коня. Было видно, как он тщательно прицелился, выстрел громыхнул - и один курд полетел с лошади. Остальные рассыпались цепью, каждый вытащил из-за спины раздвижной угол; поставив эти сошки себе на колени, курды положили на них винтовки и... вжиг! - фуражка слетела с головы Карабанова.

- Подними, - сказал он ближнему казаку; тот поднял; Андрей стиснул в ладони рукоять шашки, но курды на бешеном аллюре уже скакали в сторону гор и вскоре совсем исчезли из виду.

Ехали дальше.

Слева - скалы, справа - бурный ручей, вода в котором была цвета крепкого кофе с молоком, а на другом берегу ручья - невысокая крутизна; за нею опять шла ровная, словно выструганная доска, дымчатая долина, и потом снова горы, уже Зангезурские, а за этими горами Баязет.

- Сейчас навалятся скопом, - сказал Егорыч.

Встреча с разъездом противника произошла около половины пятого. Когда появилась первая сотня турецкой конницы и начала медленно спускаться с гор, Карабанов снова раскрыл часы: было без восьми минут пять часов. За первой сотней из соседнего ущелья с гиканьем и воем вылетела вторая сотня. Потом, впереди отряда, лавиной двинулись с гор еще четыре сотни.

- Тихой рысью, - приказал Карабанов и вспомнил Аглаю: наверное, она завоет в голос, как деревенские бабы, когда узнает о его гибели.

Трехжонный бросил в рот сливу, пожевал ее и сделал испуганное лицо:

- Ваше благородие, кажись, косточку проглотил... Со мной ничего не будет?

Карабанов не сводил глаз с маневров турецкой конницы. Опытным глазом кавалериста он распознавал недочеты и промахи противника. У турок, как видно, не было никакого плана атаки, и теперь они спешно выравнивались, потом заваливали фланги обратно, а порой одна "орта" сминала другую, и тогда