Форпост в степи

— Эй, Поликарп, а ну–ка подойди ближе! — позвал он солдата.

— Еще чего, а вдруг ты меня по башке оховячишь? — воспротивился тот.

— Да ты не пужайся, не таков я, — попытался успокоить его Емельян. — Шепну что–то на ухо — и все тут.

— А не брешешь? — недоверчиво покосился на арестанта Ивлев.

— Башку свою на отсечение даю! — ответил ему Пугачев, даже не подозревая о том, что в недалеком будущем его слова окажутся пророческими.

* * *

На другой день, ближе к вечеру, Пугачев забарабанил кулаком в дверь камеры.

— Ну чего тебе? — спросил подошедший дежурный офицер.

— Об Макее обспросить хочу, твое благородие.

— А на что он тебе сдался?

— Дык чего ночевать не ведете?

— Он теперь в другой камере обживается.

— А почто так? В моей тоже места много.

— Да чтоб ты не придушил товарища своего, Емеля, — хохотнул офицер. — Он сегодня на допросе много чего интересного про тебя порассказал!

— Ой–ой–ой, живот свело! — закричал Емельян. — Аж невмоготу противиться, твое благородие.

— Со страха, что ли? — довольно рассмеялся офицер. — Вали в штаны, дозволяю. И спать мне не мешай, не то…

— Твое благородие, да не могу я эдак, — взмолился Пугачев. — Дозволь на двор сходить. Ну, мочи нету!

— Так и быть, но только один раз, — согласился офицер. — Ночью беспокоить будешь, все зубы вышибу!

Вскоре дверь открылась, и в камеру вошел Ивлев.

— Стул бери и айда на выход.

— Я сейчас, я мигом.

Пугачев сгреб в охапку неподъемный «стул», к которому был прикован, и, гремя цепью, последовал за солдатом во двор гауптвахты.

— Ну что, пилку притащил? — быстро спросил Емельян.

— Нет, не нашел, — ответил хмурясь Поликарп. — Я вот колун припас. Сейчас мы им зараз бревно твое раздолбаем!

— Давай руби, — оглядываясь на дверь гауптвахты, заторопил солдата Пугачев. — Не ровен час офицер мурло свое высунет, тогда все пропало. И ты кандалами загремишь тоже!

То ли страх перед наказанием удвоил силы Поликарпа, то ли подействовало предупреждение арестанта, а может, «стул» Пугачева оказался не столь прочным, но с двух ударов бревно раскололось:

— Айда отсель, покуда целы! — подхватывая цепи, прошептал Емельян.

Они покинули гауптвахту через щель в заборе. (Ивлев еще днем оторвал две доски.)

— А кони где? — вполголоса спросил Пугачев.

— Здесь они, — обрадовал ответом Поликарп. — Я их в лесок еще вечером отвел и привязал крепко.

— А их не хватились?

— Нет. Я их увел после того, когда им корм задали, а конюшню на ночь заперли.

— Молодец, что еще скажешь! — похвалил солдата довольный Пугачев. — Мне бы с тыщу эдаких, как ты, удальцов, я бы всю державу измахрячил!

* * *

Ночь. По дороге спешат двое — Пугачев и Ивлев. Коней они оставили в попавшейся на пути деревеньке, у местного кузнеца, который в обмен на них расковал Емельяна и дал беглецам в дорогу немного продуктов.

Шли они быстро, не говоря ни слова. Из страха быть опознанными преследователями они обходили села, огоньки которых блестели вдалеке.

— Емеля, ты жрать хочешь? — спросил Ивлев.

— А кто ж не хотит, но лучше не мыслить об этом.

— А я не могу: голодуха аж желудок подводит.

— Ты поднатужься и терпи. Не мысли о жратве–то.

— Не могу я, Емеля! Хоть ложись и помирай. Вот как жрать охота!

— Да ты что, ополоумел? Нам неможно по дворам шастать. Аль успокоился уже, башка дурья?

— Емеля, сил нету у меня. Может, заглянем в село какое? Хоть хлебушка попросим.

— Ох, и надоел ты мне, христарадник хренов! Ей–богу пришиб бы, да не могу руку поднять на того, кому жизней своей обязан.

— Я тут дом постоялый неподалеку знаю. Как–то мы там всем эскадроном харчевались. Может, заглянем? А? Емелюшка?

Пугачев замялся. Но голод быстро напомнил о себе, и после недолгих колебаний он согласился.

— Айда, пущай будет по–твоему, только бы беды не нажить.

Четверть часа спустя к месту, откуда ушли беглецы, подъехал отряд. Впереди гарцевал офицер в широкополой шляпе, сзади ехали попарно десяток всадников.

— Наверное, пора возвращаться, — сказал офицер подъехавшему к нему всаднику. — Этих мерзавцев теперь и днем с огнем не сыщешь.

— Напрасно вы эдак, ваше благородие, — усмехнулся незнакомец. — Я хоть и не благородных кровей, но мыслю всегда правильно!

— И что ты мне хочешь сказать?

— Про домик постоялый, что неподалеку стоит.

— Ты думаешь, беглецы посмеют заглянуть туда?

— Еще как! Они же голодные как волки. Когда я коней их расковывал, то и пожрать с собой дал. Но наверняка еда уже кончилась. Голод заставит их заглянуть на огонек, верьте мне, ваше благородие.

Офицер посмотрел на собеседника и рассмеялся:

— Ну и скотина ты, кузнец. И не жаль тебе беглецов? Ведь люди же.

— Их все равно кто–нибудь поймает, — спокойно ответил кузнец. — А мне деньги нужны. Тех, что вы мне заплатите, в самый раз хватит мельницу достроить и запустить!

— Ладно, хорошо, — нехотя согласился офицер, который уже порядком устал за время поисков беглецов. — Давай указывай, где дом постоялый.

— Погодите–ка, — сказал кузнец, спрыгивая с коня. — Пусть кто- нибудь из солдат подержит мою лошадь, а я к дому сбегаю и прознаю, что и как.

— Проваливай, — пробормотал офицер, закутываясь в плащ. — Эй, Мордасов, подержи коня этого проходимца.

Кузнец ушел, а всадники остались на дороге, с плохо скрываемой ненавистью поглядывая ему вслед. Не прошло и получаса, как тот вернулся.

Кузнец подбежал и выпалил:

— Так и есть — они оба там, голубчики!

— Ты уверен? — спросил офицер.

— Даже не сумлевайтесь, ваше благородие, — уверенно ответил лазутчик. — Я сам разглядел их через окно. Идемте. Только коней оставить придется, чтобы утекальцы по топоту не смогли догадаться.

Отряд поскакал следом за кузнецом. В лесочке недалеко от постоялого дома солдаты привязали коней к деревьям и вскоре тихо окружали дом.

Кузнец поманил рукой офицера и подвел его к окну.

— Глядите сами, господин поручик! Вон они оба за столом, рядышком. Жрут, сволочи, а мы тут от голодухи загибаемся!

— Вперед! — уже не таясь крикнул офицер, и солдаты послушно двинулись на штурм.

Как только с треском распахнулась дверь, беглецы вскочили. Но вбежавшие в дом солдаты, словно волки, накинулись на них. Схватка была короткой. Вскоре оба беглеца, связанные по рукам и ногам, лежали на грязном полу, а хозяин дома наливал вино офицеру и солдатам.

— А кто мне за них заплатит? — спросил он. — За то, что съели и выпили эти скитальцы.

— Бог заплатит, — захохотал офицер.

— Не бойся, брат, я за все заплачу, — сказал кузнец. — Только накорми еще солдатушек да вина им подлей.

— Пес вонючий! — прошептал Пугачев, узнав кузнеца.

— Пусть пес, да живой и при деньгах, — рассмеялся лазутчик. — Ты не серчай на меня, кандальник, но ваши головы стоят хороших денег. И мне очень не хотелось потерять их.

— Вот твои серебряники, мерзавец! — брезгливо поморщился офицер, бросив кузнецу тощий кошель. — Эй, Мордасов, запри

утекальцев понадежнее и давай к столу. Эй, Салихов! Ко мне, татарин, — подозвал он второго солдата. — Пока хозяин мясо жарит, веди сюда коней!

— Вы здесь заночуете, ваше благородие? — вежливо поинтересовался кузнец.

— Нет, выпучим глаза и назад в гарнизон поскачем, — захохотал офицер. — Утро вечера мудренее. Вот мы и проверим на деле эту истину!

— Что ж, проверяйте, а я поеду, — хитро улыбнулся кузнец, вставая. — Желаю хорошо вам отдохнуть и спокойной всем ночи.

* * *

— Ну что, набил утробушку, калмык убогий? — зло спросил Пугачев, с трудом перевернувшись на бок, и одарил связанного по рукам и ногам Ивлева полным презрения взглядом.

— Не серчай, Емеля, — жалобно отозвался тот, — жрать очень хотелось.

— Вот и пожрали зараз, — ухмыльнулся Емельян. — Нажрались от пуза! Теперь, видать, до самой смертушки голод тревожить не будет.