Зелимхан

против этих злодеев, — говорил ему старый Зока.

А Зелимхан впервые начинал задумываться о том,

что против зла можно бороться только всем миром.

Что ждет его сейчас впереди? Лишь героическая

смерть. Он мучительно ощутил, что между ним и миром

разверзлась глубокая пропасть, через которую ему

одному никогда не удастся перекинуть мост.

— Обязательно соберу вас всех, только надо

приготовиться, выбрать время, — отговаривался абрек,

смутно понимая, что именно в этом, быть может, и

заключается суть борьбы с царскими чиновниками.

— Давно уже пришло время, Зелимхан, давно, —

уверяли его пастухи. — Мы уже устали ждать.

В маленькой хижине пастуха обходились без лампы.

Но при ярком пламени костра лица собравшихся были

хорошо видны, и в глазах старого Зоки можно было

прочитать все, что происходило в душах этих людей.

В них пробуждалась надежда, что именно этот человек

скоро соберет вокруг себя братьев по оружию и поведет

их бороться за свободу. Поэтому они передавали из уст

в уста слова своего гостя. Так росла молва о

непобедимом абреке — заступнике обездоленных. А сам

Зелимхан, понимая, что он отстаивает правое дело, черпал

силы в этой вере народной, все яснее сознавая свой

путь — путь бесстрашной борьбы и неминуемой

гибели.

— Зока, — обратился однажды харачоевец к

старому пастуху, — я хочу отныне поселиться с вами

и жить с вами одним хозяйством.

— Ну что же, — улыбнулся старик, доставая из

нагрудного кармана бешмета свои четки, — мы с

радостью принимаем тебя.

— Знаю. Возьми вот эти деньги и купи мне двух

овец и барана. Пусть они пасутся в вашей отаре.

Я в долгу не останусь, буду чабанить с вами наравне.

— Что ты, Зелимхан, — обиделся пастух, — все

наши овцы — твои овцы, можешь распоряжаться ими,

как тебе угодно.

— Спасибо, Зока, но я хочу иметь свое, нажитое

своим трудом, а потому прошу, возьми это, — и он

настойчиво протянул своему новому другу горсть серебра.

— Ну что ж, — сказал старик, принимая деньги, —

так и быть, купим то, что ты хочешь, но одну овцу,

самую лучшую, я дарю тебе из своей отары.

— Зачем? Не надо, Зока, ты и так трудно живешь.

— Нет, Зелимхан, это мое желание, — заявил

старик. — Ты уважь его! Пусть моя овца будет у тебя,

а не на столе у старшины или пристава.

— Зачем же тебе кормить этих дармоедов?

— А что же делать? Беззащитные мы, Зелимхан, —

вздохнул Зока. — Старшине — дай, писарю — дай,

мулле — тоже дай, а приходит стражник, так ведь тоже

берет самого лучшего барана...

— Сами избаловали их, — нахмурился Зелимхан.

— Не давайте и все.

— Не давать, говоришь?

— Да. А что?

— Тогда еще хуже будет, — покачал головой

пастух.

— Почему?

— Вздохнуть не дадут. Старшина замучает

налогами, а мулла ославит на всю округу безбожником.

— Я же говорю, приучили вы их, а теперь отвадить

не можете, — проворчал Зелимхан. — Сами виноваты.

— Конечно, — Зока вздохнул. — Разве может быть

виноват в чем-нибудь старшина или мулла... Богатый

человек может почувствовать себя виноватым разве что

под кинжалом. Не под твоим ли кинжалом, Зелимхан?

Абрек задумался. Через некоторое время в хижину

вошел молодой пастух и сказал:

— Какой-то человек, Зелимхан, спрашивает тебя.

— Кто такой? — поднялся абрек, беря в руки

винтовку.

— Говорит, что ты его знаешь. Назвался Саламбе-

ком из Сагопши.

Услышав имя товарища по тюрьме и бегству,

Зелимхан поспешно вышел во двор. Вслед за ним из тесной

каморки, в которой пахло свежим мясом и овечьим

сыром, вышли и остальные.

Тепло встретив Саламбека, все они поднялись на

плоскую крышу домика Зоки. Голубоватый свет луны

освещал склоны гор, кошары овец и узкую дорогу,

взбирающуюся сюда вдоль берега бурной реки.

Сын Зоки подал ужин: отварную баранину, горячий

чурек и холодный айран.

* * *

На раосвете, когда Зелимхан с Саламбеком

покидали стойбище пастухов, бодрствовали одни лишь

собаки, сторожившие отары овец. Гостей провожал старый

Зока, ехавший по делам в Дарго. Он просил своих

новых друзей считать его очаг своим родным домом и не

чураться его помощи.

— Когда понадобится, дайте только знать, и все

мы тут же придем к вам на помощь, — говорил пастух,

обращаясь к ним обоим.

— Я же сказал, Зока, что я как бы член твоей

семьи, — отвечал харачоевец, повернувшись в седле

к старику.

— Пусть будет так, — кивнул головой Зока. — Я и

к тебе обращаюсь, Саламбек.

— Баркалла, Зона. Очень рад, что у Зелимхана

такие добрые здесь друзья.

— Мы и твои друзья. Ты наш гость, это обязывает

нас быть особенно внимательными к тебе.

Старик замолчал, понимая, что товарищам, не

видевшимся столь долгое время, есть о чем потолковать.

Действительно, Саламбек тут же принялся

рассказывать Зелимхану:

— Вчера, будучи проездом в Шали, я попытался

разыскать Дику, но никто так и не смог сказать мне,

где он и что с ним. Тебе не приходилось встречаться

с ним после нашей последней встречи?

— Нет, — печально ответил Зелимхан, — Дика из-

за своей беспечности снова угодил в тюрьму и пропал

без вести.

— Что ты говоришь? — Это сообщение ошеломило

Саламбека.

— Да. А Мусу предали его кровники вскоре после

нашей разлуки, его убили стражники.

— Да благословит их аллах на том свете, — сказал

старый Зока голосом, полным благочестивого

сожаления.

— Аминь!

— Вот уж не мог подумать, что Дика — беспечен,—

воскликнул Саламбек.

— Не повезло им, — вздохнул Зелимхан. —

Нельзя не верить людям, но чужое ухо, оказывается, всегда

следует держать на подозрении. Особенно, если ты

обидел людей, близких к начальству.

— Да, уж они затравят, как зверя, — Саламбек

скрипнул зубами, — любые средства используют!

— Конечно, — подтвердил Зелимхан, — и меня

ведь заставило уйти из родного дома то же самое.

— Всех сагошшгнцев, кроме своих близких,

старшина извел всякими повинностями да налогами, —

сказал Саламбек. — Всем стало невмоготу.

— Оказывается, все они на один лад, — вмешался

Зока, — эти старшины, а я думал, что только у нас

в Дарго такой.

— Их же один хозяин подбирает, — махнул плеткой

Зелимхан, — по своей мерке!

Солнце поднялось уже высоко, когда друзья

подъехали к аулу Дарго.

— Здесь мы разойдемся, Зока, — сказал

Зелимхан. — Ты езжай домой, а мы с Саламбеком свернем

налево.

— Что ты, разве так можно? Давай заедем к моим

родным, я долго вас не задержу.

— Баркалла, Зока, — ответил абрек, пожимая руку

старику, — но у меня' есть просьба к тебе.

— Только скажи. Все сделаю.

— Мы с Саламбеком в Харачой не попадем, —

сказал Зелимхан, и глаза его грозно заблестели. —

Повидайся с Солтамурадом и скажи ему, что мы ждем его

послезавтра в Ишхое. А крестьянам нашим пусть

передаст, чтобы не падали духом. Если кого из них сошлют

в Сибирь, я жестоко накажу Веденских чиновников.

Пусть начальство узнает о моей клятве: за каждую

обиду, нанесенную им, полковник Гулаев заплатит мне

дважды. А пока прощай!..

На этот раз пристав Сараев явился в Харачой

совсем неожиданно. Он приехал в фаэтоне, и

сопровождал его солидный конвой. Днем раньше в злополучный

аул были присланы солдаты в количестве, значительно

большем, чем обычаю. Старшина Адод разместил их по

дворам крестьян, которые посчитали, что солдаты