Баязет

не удавалось меня бить. Тем более в таком непотребном месте.

- Вон! - гаркнул Штоквиц, замахиваясь.

На столе кавардак был отчаянный: бутылки, панталоны, тарелки, графины. Один рывок руками кверху - и стол, перевертываясь, с грохотом и звоном летит на Штоквица, засыпая его обломками и осколками посуды.

- Дерьмо! - сказал Клюгенау.

Он спокойно, отряхнув мундирчик, спустился вниз, и когда Штоквиц с револьвером в руке вылетел на лестницу, коляска с бароном уже пылила по дороге к Тифлису.

- Подлец, - скрежетнул Штоквиц зубами. - Поганый шмерц... Выследил-таки меня!

Он расплатился с извозчиком на окраине города, за Сололаки, около небольшой мазанки, утопавшей в саду. Отсчитав восемьсот рублей от сегодняшнего выигрыша, Клюгенау переложил эти деньги в отдельный карман. Долго дергал проволоку звонка, тянущуюся к дому, а на его звонок отчаянно заливалась плюгавая собачонка.

Отговорить калитку вышла девушка в пестром сарафанчике, босая и коричневая от загара.

- Вам кого?

- Я друг вашего отца, - сказал прапорщик, - майора Николая Сергеевича Потресова.

Его провели в дом, чистый и уютный дом, в котором живут чистые и уютные люди. Клюгенау было приятно осматривать беленые стены, ступать по молочно-желтым скрипучим половицам, видеть на стене портрет начальника баязетской артиллерии, перевитый черной тесьмой и украшенный пучками бессмертника.

Он осмотрелся:

- Как здесь хорошо! Никуда бы, кажется, и не уходил...

Дочери покойного майора пришли с огорода, где они копались на грядах, вымыли руки, передавая одна другой полотенце, сели перед гостем на лавку, славные дурнушки, милые русские девушки.

Старшая из них, Дашенька, уже накрыла на стол. Пышный хлеб резался щедро - ломтями широкими, как их приучил, наверное, еще отец, - ведь он был солдатом. Вино в графине было прохладное, давленное на своем винограднике.

- Кушайте на здоровье, - сказала Дашенька.

Он задержался у Потрясовых дотемна, рассказывая им подробности об осаде Баязета; они сидели перед ним, тихие и задумчивые, в одинаковых шалях, удивительно похожие одна на другую. Ему было приятно под их светлыми взглядами и уходить не хотелось.

Он попросил бумагу и карандаш.

- Я вам нарисую Баязет, - сказал барон и несколькими взмахами графита очертил контуры крепости. - Пусть это будет памятью для вас. О вашем отце, которого я любил, и обо мне тоже... Я хочу выпить, девушки, за то, чтобы ваш дом был всегда чист и уютен, чтобы в него входили только верные друзья!

Клюгенау поднялся, прощаясь.

- Одну минутку, - сказал он. - Я уже давно собирался навестить вас, но... Вот восемьсот рублей, которыми меня выручил однажды ваш отец. Возвращаю их вам, как дочерям майора Потресова, с большой благодарностью.

- Ой, - сказала Дашенька, - откуда же у нашего папы могли быть такие большие деньги? Мы ведь всегда так нуждались.

- Не знаю. Может быть эти деньги у него как раз и были отложены для вас...

На следующий день прапорщик уже обзавелся новым