Баязет

втра - война. Может, мы оба костьми поляжем за отечество, - так неужели же мы не равны с тобой? Мне-то звание легко досталось - мое счастье, а ты вон из мужиков в офицеры вышел - твое счастье!.. Ну, давай по рукам!

Они хлопнули по рукам, и Ватнин сказал:

- Туда надо ехать. Видишь, Андрей Елисеич, там какая-то стерва костер разложила...

У костра никого не нашли, только была оставлена "сакма" - следы множества лошадей и всадников на траве. Ватнин разрешил казакам передохнуть, раскрыл широкую баклагу, дал отхлебнуть Карабанову водки.

- Дюже хорошо, - сказал он. - Ежели понемногу да почаще.

И не пьян вроде, а все теплее как-то...

Казаки заводили разговоры о постороннем, и до Карабанова доносился хрипловатый говор старого Егорыча.

- Вот и выходит, что ты ее снасильничал, - ругал он Дениску. - Надоть, чтоб баба сама позвала тебя. Для этого ври ей напропалую - проверять-то все равно на Капказ не поедет. Я баб враньем беру!

- Ты на это мастак, - заметил урядник. - Брешешь так, что к старости губы истреплются - нечем зубов закрывать будет.

Ватнин закрыл баклагу, отплюнулся.

- О бабах, - сказал, - они это любят. Только не слушай ты их, Елисеич, они ведь врут на себя всё больше!

- А ты женат, Назар Минаевич?

- Освободила покойница, - с печалью отозвался есаул. - Мой грех был, что богатую взял. На сундуки позарился. Сам-то я из бедных. Нам богатство в диковинку было. Вот и показала она мне, как шилом патоку едят! Да и квелая была, лядащая баба. Одначе насупротив ее не моги: горло перегрызет. Не дай-то бог, сколько я через эту свою зависить к богатству мучениев принял!

- Детишки-то есть? - спросил Карабанов, удивляясь откровенности признаний есаула.

- Дочка одна. Лизаветой кличут. Девка хорошая. Все в книжку да в книжку так и тычется... Ладно, поехали-ка мы с тобой далее, неча время терять!

Бессонная ночь прошла в разъездах. Светало медленно, словно нехотя; туманы, повисавшие в долинах, не спеша таяли. Полусотни ехали вдоль какой-то узкой, но бурной реки, за которой уже лежала Туретчина.

- Эвон, - махнул есаул плетью, - уже не наши овцы пасутся!

Тоись, - поправился он, - и наши они, почитай, коли их по ночам из расейских аулов хищничают!..

Отряд возвращался обратно в Игдыр, и казаки, теперь уже не стесняясь, посапывали в седлах.

- Война будет, - сказал вдруг Ватнин вполголоса, ни к кому не обращаясь, и глубоко, надрывно вздохнул.

Карабанов тоже подумал о войне, но страхи его были иными:

он знал, что сотня мало верит в него, видит в нем чужого, непонятного человека, и заслужить эту веру Андрей сможет лишь в каких-то диких, отчаянных рубках.

- Будет, - не сразу отозвался он, - будет война, Назар Минаевич, только не тебе бы вздыхать, а мне!.

И вдруг откуда-то из ущелья вихрем выскочил на поджаром арабчаке курд и, вздыбив лошадь, заплясал на своем берегу, заголосил весело:

- Ай, гяур, гяур! Совсем плох гяур - в гости не позвал.

Осман - хорош: иди, говорит, в гости.