Баязет

ая ароматами трав и туманов, окружала их, и стремя Ватнина дружески звякало невзначай о стремя поручика.

- Назар Минаевич, - спросил Андрей, - от границы обратно побежим или как? Говорят, завтра уже войну объявят!

- Про то неведомо мне, - скромно отозвался Ватнин.

Через прореху облаков иногда вырывалась лунища, и тогда притаившийся турок, если он сидел у дороги, наверное видел, как пролетают во тьме косматые казацкие кони, как блестят расчехленные ружья, как стрелами вонзаются в ночь склоненные наотмашь пики.

Две полусотни скакали на очередную рекогносцировку в араратские долины - посмотреть издалека на турецкие горы, рысью прогарцевать вдоль говорливой реки, подышать ветром ущелий - не горит ли где аул, послушать чуткую землю - не топочут ли , окаянные орды османов?..

Это была чудесная ночь, какие остаются в памяти на всю жизнь. Будет еще много ночей впереди, но уже никогда не вернуть очарования этой, вот именно этой - темной, тревожной, сегодняшней. Андрей полюбил в эту ночь самого себя, ощутил красоту человека в самом себе, и в трепете своей необстрелянной души было для него что-то новое, необыкновенно радостное...

Потом он заметил, что казаки, заматерелые в рубках и ночных походах, решили не тратить времени даром и стали дремать в своих шатких седлах. Андрей тоже закрыл глаза и тут же вспомнил Аглаю - вспомнил, как встретил ее сегодня на улице: она шла с базара, ее милая ладошка была стиснута в кулачок, она доставала что-то оттуда и грызла. Аглая так и ушла, как сон, в глубину кривых грязных улиц - вся такая белая, стройная, легконогая...

"Милая, милая, милая!.. Ты даже и не знаешь, куда несет меня сейчас мой Лорд, какой завтра я встречу рассвет, какие цветы помнет мой конь своими копытами... Прощай, моя радость, спокойной ночи тебе!.."

- Стой! - раздалась команда Ватнина, и сразу шумно вздохнули лошади. Ребята, ружья на изготовку... Шашки - подбрось!..

В темноте раздался тихий лязг и скрежет. Карабанов тоже слегка подвытянул шашку из тугих ножен, чтобы в нужный момент ее не заело, чтобы она стремительно обнажалась для удара.

Одинокая звезда вдруг загорелась над головой поручика. Где-то во мраке надрывно и горестно плакал шакал.

Карабанов подъехал к Ватнину:

- Назар Минаевич, что это за горы там?

- Агры-Даг, ваше благородие. Они далече ог нас...

- Ну так что? Завернем вправо? Я-то ведь здесь ничего не знаю. Впервые.

- А это уж как будет угодно вашему благородию. Мы люди необразованные, в пажах не ходили...

- Слушай, Назар Минаевич, - сказал Карабанов, - с чего это зарядил ты "благородие" да "благородие"? Или я обидел тебя чем?

- Да нет, - тихо ответил Ватнин, - бог миловал... А что "благородие" так это и верно: не каждому же мужиком-то быть. Эвон, про вас сказывают, что вы из тех... при особе состояли. А я-то, старый дурак, встретил вас да прямо в губы. Казак, думал. Свой...

Карабанов все понял.

- Ну, вот что, Ватнин: ей-богу, оставим это, голубчик. Не сегодня, так завтра