Баязет

андр Борисович. Спросите у казаков.

- И у них нету. Вот беда...

- Может, у нашего хана?

- Нет уж. Благодарю покорно. Лучше портянку изрублю к табак и выкурю...

К врачу, шатаясь, словно тень, приблизился солдат.

- Э! - сказал он, показывая ему белый язык.

- Большая лопата. Иди, братец.

Но солдат не уходил.

- Э! Э! - говорил он.

- Так чего тебе надо?

- Э!..

- Ну, ладно. Так и быть. Скажи, что я велел. Три ложки воды пусть даст госпожа Хвощинская.

Солдат ушел.

- Вот и все время так... Эй, эй! - окликнул врач одного солдата. - У тебя курить не найдется?

- Откуда? - спросил солдат.

- Да, тяжело...

Отец Герасим, босой, в рваной солдатской рубахе, пробежал мимо, неся в руке кусок яркого мяса.

- Где раздобыли, отец? - спросил Некрасов.

- Лошади, - ответил священник, воровато оглядываясь. - Лошади падать стали.

- Какой же сегодня день?

- Семнадцатый, господа. Семнадцатый...

Помолчали. Каждый думал о своем.

- Штоквиц говорит, будто котенок у него сбежал.

Некрасов понимающе улыбнулся:

- Дальше комендантского желудка бежать ему некуда!

- Я тоже так думаю, - согласился Клюгснау.

- Где же достать покурить? - спросил Сивицкий.

- Дениски нет - он бы достал.

- Дениска теперь далеко...

Опять замолчали. Говорить было трудно. Языки от жажды едва ворочались во рту.

- Ну, ладно. Надо идти, - сказал Сивицкий и пошел.

- Хороший он человек, - призадумался Некрасов"

К ним подошла цыганка, оборванная и страшная, но еще молодая. Худые ноги ее осторожно ступали по раскаленным камням

- Сыночку моему... - сказала она и сложила pvny .лодочкой

- Чего же тебе дать? - спросил Клюгенау.

- Дай, - ответила цыганка.

- У меня ничего нет.

- У тебя нет, добрый сердар... Где же тогда мне взять?

- Сходи на конюшню. Может, получишь мяса, С плачем она скоро вернулась обратно:

- Не дали мне... Ты - дай!

- Почему же именно я? - спросил Клюгенау.

- А я вижу... по глазам вижу: тебе ничего не нужно! Ты дашь... сыночку моему!

От цыганки едва избавились, и Клюгенау загрустил: ему было жалко эту мать и женщину.

- Нехорошо получилось, - сказал он.

Потресов вышел из-под арки, мигая покрасневшими глазами.

- Что с вами, майор?

Артиллерист, скривив лицо, всхлипнул:

- Вы знаете, так жалко, так жалко... Бедные лошади!

- А много пало?

- Вчера Таганрог, этакий был забияка. Потом верховая кобыла Фатеж и две пристяжных - Минск и Тихвин... Вошел я к ним, бедным, а они лежат и... И головы свои друг на друга положили, будто люди. Как их жаль, господа! Ведь они еще жеребятами ко мне в батарею пришли. Смешные такие, миляги были...

- Шестнадцать дней без воды - предел для лошади, - заметил Клюгенау. Не знал, теперь буду знать... Неповинные в этом споре людских страстей, они заслуживают памятника!..

Клюгенау отворил ворота конюшни. Лошади сразу повернули в сторону вошедшего человека головы и заржали. Но, словно поняв,