Баязет

Полвзвода вас не испугает?

- С ума можно сойти!..

И комендант ушел, хорошо запомнив выражение людских глаз, смотревших на его флягу. Корзина, доверху набитая тряпками, заскорузлыми в крови и гное, долго еще преследовала его воображение.

"Кто виноват?" - размышлял Ефрем Иванович и не мог отыскать виновника, хотя одним из виновников этих бедствий в лазарете был и он сам, как комендант крепости.

В узком и тесном проходе ему попался солдат. Заметив капитана, он сначала как-то присел, потом медленно опустился перед ним на колени и стал покрывать поцелуями сапоги.

- Дай, дай, - умолял он, - дай, родимый, дай...

Штоквиц отшвырнул его от себя:

- Убирайся! С ума вы посходили здесь, что ли?

Тогда солдат вцепился в его флягу и, воя, стал отдирать посудину от ремня Штоквица. Ударом кулака Ефрем Иванович выбил из солдата сознание, потом долго стоял над ним, почти обалдевший от неожиданного нападения.

- Так и убить могут, - сказал он про себя.

Отвинтив флягу, комендант поднял голову солдата и вылил еу в рот остатки воды. Опорожненная посудина, сухо громыхая, покатилась по каменным плитам коридора.

- Сыт? - спросил Штоквиц.

- Отец родной, - всхлипнул солдат, - ты отец мой...

- Убью! - сказал Штоквиц.

В этот день был разбит последний кувшин. Один из казаков рискнул спуститься на веревке со стен крепости и был подбит турками, когда висел с кувшином на высоте нескольких сажен.

Бурдюки, которыми пользовались при вылазках, тоже мало годились для дела, пробитые пулями; и Штоквиц на видном месте приколотил объявление, что для нужд крепости требуются люди, знающие сапожное мастерство. Обещание давать сапожникам по чарке воды в день собрало немало мастеров, и в крепости заработала сапожная мастерская.

- Это правда? - спросил Клюгенау у Штоквица.

- Да, это правда. Теперь будут таскать воду в сапогах.

И действительно, этот способ оправдал себя: "посуда" всегда при тебе, воды в нее помещается достаточно, она не разобьется о камень, а турки в темноте не слышат больше бряканья котелков, бульканья тулуков или стука кувшинов.

И наконец наступил такой день, когда турки вдруг проявили предательское великодушие: они открыли русским беспрепятственный выход к реке. Фаик-паша решил больше не мучить защитников Баязета палящей жаждой на том мудром основании, что вода в реке теперь стала для них опаснее, нежели ее полное отсутствие.

Проведав о свободных подходах к реке, охотники принесли эту радостную весть в крепость.

- Хабар, хабар! - кричали они. - Сигай за водой, братцы!

Люди кинулись за водой, хотя река... была уже до того завалена мертвыми телами, что черпавший воду не мог этого делать иначе, как близ какого-нибудь трупа. Но для умирающих от жажды эти неудобства не имели значения. "Ночь, мешавшая видеть всю мерзость разложения, и освежающий холод воды помогали, - пишет исследователь, - даже трупным ядом утолить жажду с наслаждением. Людям, пившим мочу, не мешало употреблять принесенную воду и