В дни Каракаллы

ей длиною, в гребнистых блистающих шлемах и в коротких красных плащах, эти замечательные воины представляли собою внушительное зрелище для местных жителей, выбегавших на дорогу из соседних селений, чтобы полюбоваться на императора. Тишину нарушали только цоканье копыт о камень и скрип повозок, на которых везли пищу и все необходимое в путешествии для августа и его людей. Навстречу попадались женщины в черно-бело-голубых полосатых одеяниях, с кувшинами на плечах и нагруженные мешками ослики. Но люди и животные поспешно сходили с дороги, чтобы дать свободный проезд императору и его воинам, друзьям и коням.

Каракалла уронил голову на грудь и лениво перебирал поводья. Конь грациозно выбросил одну ногу, согнутую в колене, потом заплясал на месте и сделал скачок вперед. Император похлопал коня по холке, и, успокоившись, жеребец снова стал выступать мерным шагом.

Иногда мы останавливались на некоторое время, чтобы отдохнуть. На одной из остановок до моего слуха долетел отрывок разговора императора с Макрином. Август стоял совсем близко и пил вино из серебряной чаши. В его голосе слышалось негодование:

— Кто в состоянии понять мои замыслы? Разве способны эти торгаши и грубые воины разделить их? В своих размышлениях я охватываю весь мир…

Макрин слушал, сжимая руки.

— Им что! Лишь бы корпеть над списками, подсчитывать модии пшеницы! А между тем мои силы приходят к концу.

— Благочестивый август…

— Нет, не говори пустых слов! Я знаю… Но как манит Индия! Сколько раз мы с августой склонялись вместе над этими планами… Однако нет ни золота, ни воинов в достаточном числе, чтобы начать такое предприятие. И еще эта ни на минуту не затихающая боль в чреве… Ха-ха! Мечты об Индии — и вечно расстроенный кишечник!.. О чем я хотел сказать тебе? Да, по поводу Юлия Марциала… Примерный воин, а я без достаточной причины позорной смертью наказал его брата. Надо отличить… Вот видишь. Обо всем надо подумать самому. Я и тебе не доверяю…

— Благочестивый август…

— «Благочестивый август»… Ты — хитрая лиса! Машешь пушистым хвостом, закругляешь периоды. Хотелось бы мне знать, что у тебя в голове, любезный Макрин! Гороскоп халдейского астролога предвещал смерть… Но кому? Следовало бы вызвать Макретиана. А на кого оставить Рим? Этот верен как пес, не украдет ни одного сестерция. Однако какая у него маленькая душонка! Что для него Индия! Ему бы лишь составить вовремя отчетность…

Макрин слушал, вздыхал, опустив глаза, и, видимо, обрадовался, когда шествие снова двинулось по Каррийской дороге.

В толпе приближенных ритор Филемон, в подражание Цельсу уже несколько лет писавший книгу под названием «Против христиан», объяснял Диону Кассию гностическую систему мира. Непримиримый враг христианской морали, издевающийся над всем, над чем полагается издеваться Эллину, он втайне отдавал должное тем величественным, хотя и туманным построениям, какие возникали в больном мозгу Валентина, знаменитого ересиарха и главы гностиков. Смакуя каждое слово, ритор передавал в своем