Баязет

родь.

Савельич вышел к нему, взывая к совести:

- Скажи только - мы тебе хоть воз яблок насыплем.

Турок ответил, что ему нужно только одно яблоко. Только

одно! Нет, помогать ему не надо - он сам выберет себе яблоко по вкусу. И началось варварство в саду, от которого Некрасову не терпелось встать и набить турку морду.

Савельич чуть не плакал:

- Хосподи, да пожалей ты хоть едино деревце...

Солдат остервенело ломал плодовые ветви, трещали молодые побеги, он залезал на вершины, резал деревья ножом, губил их в каком-то непонятном упоении. Наконец выбрал яблоко по вкусу, с хрустом расколол его крепкими зубами и ушел, оставив после себя искалеченный сад и поваленную изгородь.

- Вот так и всегда, - сказал Некрасову огорченный Савельич -- Придут водицы испить - весь колодец заплюют нам, луковицу захотят - весь огород вытопчут... А все через вас мы терпим, - добавил мужик со злоастью. - Вы, присяжные люди, походы сюды вот делаете, одна смута от вас идет...

Некрасов посмотрел на мужика, и вдруг тошен показался ему этот старик, созидатель тысячелетнего Араратского царства.

- Виноватым быть не желаю. Если считаешь, что враги мы твои, так и оставаться в доме твоем не буду... А за хлеб-со ;ь спасибо!

Савельич нахмурился.

- Не обижай нас, - сказал он. - Ты уже благодати приобщился.

Дух животворит тебя. Не осуди, что просим откушать молока нашего...

Некрасов давно уже заметил в сенцах чугунный станок кустарного пресса. Подсунул он под давило кусочек кожи, дернул на себя рычаг - на коже четко вытеснился рельеф одной из сторон российского червонца.

- Вот, - сказал офицер, даже не удивляясь, - вот благодать ваша в чем... Шлепай, шлепай! За это тебя султан турецкий на Камчатку не вышлет.

Савельич бестрепетно посмотрел на Некрасова:

- Тайно содеянное - тайно и осудится. Этого-то добра у меня полные засеки в амбаре. Хочешь, и тебе мешка три сразу всяких монет отсыплю?

- Нет, мне не надо, - отозвался штабс-капитан. - Я с запасом жить не умею...

В этот день на хутор приехал баязетский мюльтезим, облагавший подданных султана взносами податей, и велел молоканам сдать к вечеру по три быка с каждого дыма, отвезти в город десять возов муки, оставив себе по одной овце и по одной курице, - все остальное должно попасть в котел редифов.

Некрасов с удивлением заметил, как покорно согласились на все молокане. Только когда мальтезим уехал с хутора, они стали плакать и целоваться от горя. Тихо выли по углам бабы, старики выводили из хлева дымчатых быков, ссыпали зерно на подводы, давили птицу.

Но тут до хутора докатился рев голосов и трескучая пальба перестрелки. Юрий Тимофеевич вышел на крыльцо, откуда была видна крепость, и с ужасом увидел, что турки пошли на штурм.

Здесь же молокане и нашли его лежащим в беспамятстве. Штабскапитан потерял сознание, когда увидел выкинутые над Баязетом белые флаги.

Его снесли в "боковицу", и у него начался тяжелый бред.

- Николая Сергеича мне... зовите! - выкрикнул