Баязет

бную смену блюд из обеда Санчо Пансы на острове Биратария.

- Зовите чтеца! - повелел Фаик-паша, сочно рыгая от пресыщения.

Чтец с поклонами и завываниями читал ему письмо от кизлярагы. Сначала в письме шла речь о главном - о женах. Старший евнух сообщал повелителю, что у Пирджан-ханум на восемь дней была задержка месячных, а "звезда сераля", маленькая Сюйда, все эти дни играет в мячик. Далее в письме шла речь о пустяках, - о смерти старой жены, о пожаре в имении, о драке крестьян...

- Довольно! - остановил чтеца Фаик-паша. - Это неинтересно!

С улицы, через резные жалюзи окон, донеслась задорная музыка - это внутри крепости гарнизонный оркестр встречал боевой день увертюрой к опере "Риголетто". И, дивясь непривычной для азиатского слуха мелодии, Фаик-паша в злости велел закрыть окна.

- Гяуры, - сказал он, млея от сытости, - потеряли остатки разума. Пацевич-паша глупее женщины. О-о, великий аллах! Ты рассудил выронить его из-под хвоста собаки, чтобы доставить сегодня мне радость, подарив нам его глупую голову. Так выносите же - эй, слуги! - бунчуки на улицы. Сегодня к полудню я не стану сдерживать гнев моих барсов...

Фаик-паша развернул перед собой глянцевитый листок бумаги.

Старый ленивец, он уставал даже от ожидания, и сейчас решил развлечь себя до полудня забавной игрой в слова. Из-под его пера выбегали ровные строчки стихов, посвященные самой маленькой из всех его жен, девятилетней Сюйде, которая в разлуке знает только одну забаву - играть в мячик.

Стихи начинались так:

Когда подпрыгиваешь ты за мячиком,

Все члены твоего тельца напрягаются,

И я вижу, как светятся прозрачные косточки.

О, перл души моей, венчик страсти,

Подпрыгни за мячиком, но поймай мое сердце...

Его вдохновение было прервано приходом старейшин с шейхами.

- Конница Кази-Магомы вернулась от Деадина и раскинула свой табор у Зангезура, - доложили ему. - Воины накормлены и теперь готовы перегрызть ржавое железо. Только прикажи, великий паша, и мы прольем кровь неверных, как воду.

Фаик-паша хлопнул в ладоши.

- Сегодня в полдень, - сказал он. - Можете идти. Я уже вынес бунчуки на улицу...

Хаджи-Джамал-бек гулял...

Для начала он зашел в караван-сарай и за несколько пиастров до одури накурился гашиша. Ему стало весело, и он сосчитал оставшиеся деньги. Хвощинский платил лазутчику хорошо, рассчитываясь сразу же чистыми золотом. Новый же хозяин, полковник Пацевич, выдавал вместо денег какие-то бумажки. Напрасно черкес убеждал его, что он еще с молоком матери всосал любовь к русским и готов продать себя за десять динаров от восхода солнца до заката. Нет, полковник писал лазутчику расписки: "Сего дня, получив непроверенные сведения от тифлисского мещанина ХаджиДжамал-бека, я заверяю настоящим, что он..."

Лазутчик вышел из караван-сарая и побрел по узкой улице, громко распевая:

Бабка старая в лягушку

превратилась...

И на дно она речное

опустилась.

Золотой она песочек

собирала,

Ей там щука