Мальчики с бантиками

освещение.

Сонные матросы галдели:

- Чего тут? Будто прямое попадание!

- Да это юнга... отбомбился удачно. Койку с вечера плохо пришкертовал, на качке концы ослабли и отдались. Спим, ребята!

Но спать не пришлось. Внутрь отсека, пронизывая команду тревогой, через динамик ворвался голос вахтенного офицера:

- Корабль к походу и бою изготовить. Срочно.

Звонки, звонки, звонки... Колокола громкого боя!

Грохочут трапы, извергая через люки матроса за матросом.

По всему эсминцу лязгают крышки горловин - задраиваемые.

* * *

Офицеры преобразились. Стали медведями - мохнатыми и толстыми, в меховых канадках с капюшонами, на ногах - штормовые сапоги, белые от засохшей соли, а медные застежки на них - зеленые от воздействия морской воды на медь.

Штурман перехватил меня на трапе:

- Слушай, юнга! Юности свойственно соваться куда не надо. Предупреждаю: в море исправлять ошибки некогда, ибо любая из них заканчивается... скверно. Держись крепче!

- Есть - держись крепче!

- Добро, коли понял. Не старайся пробегать под волной. И не такие орлы, как ты, пропадали. С морем не шутят! А по верхней палубе двигайся, заранее рассчитав время прохода волны. Запомни: ты - миноносник, а это весьма рискованная профессия на флоте, где люди вообще привыкли рисковать. Ясно?/

Я продрог до костей и все-таки не ушел с полубака, пока эсминец двигался из Ваенги на выход из Кольского залива. Была глухая арктическая ночь, но полярное сияние полыхало вовсю. В этом феерическом свете перемешались все краски радуги, окрашивая угрюмый мир из нежно-зеленого в трагически-бордовый. Навстречу нам, устало рыча выхлопом, прошли с океана три торпедных катера. Откуда-то с берега им мигнул сигнал вызова, и головной катер отстучал в ответ свои короткие позывные.

Скалы вдруг стали круче, они как бы нехотя расступились перед эсминцем, образуя каменный коридор, и форштевень "Грозящего" вдруг подбросило кверху, весь в ослепительном сверкании пены. Вода фосфорилась столь сильно, что побеждала даже мрак ночи. Я глянул на скалы и обомлел. Гигантскими буквами на скалах были начертаны белилами напутствия Родины всем уходящим в море:

СЕВЕРОМОРЕЦ - ОТОМСТИ!

СМЕРТЬ НЕМЕЦКИМ ОККУПАНТАМ!

Это была такая наглядная агитация, что пробирала до самых печенок. Политотдел флота отыскал наилучшее место для призыва к победе.

Но это было еще не все. На выходе в океан радисты врубили по жилым отсекам трансляцию, и кубрики заполнило музыкой.

Прощайте, скалистые горы!

На подвиг Отчизна зовет.

Выходим в открытое море

В суровый и дальний поход...

Сколько уже раз я слыхал эту песню, и никогда она не производила на меня такого сильного впечатления. Душа наполнилась особенным, возвышенным торжеством.

А волны и стонут, и плачут,

И плещут о борт корабля.

Растаял в тумане далеком Рыбачий

Родимая наша земля...

Я глянул по левому траверзу и в далеком тумане вдруг разглядел узкую полоску Рыбачьего. В этот миг я прощался с родимой