Царский угодник. Распутин

   — Я бываю у него дома, он мне доверяет, иногда даже зовёт маленьким. — Юсупов не выдержал, усмехнулся.

Сложения он был очень изящного, дамского, движения — отточенные, грациозные. Пуришкевич слышал от кого-то, что князь Юсупов до женитьбы на ближайшей родственнице царя великой княгине Ирине Александровне иногда баловался мальчиками, изображая из себя этакого Оскара Уайльда [52], но, женившись, остепенился. Недавно у него родился ребёнок. Мальчик или девочка, Пуришкевич не знал.

Он неопределённо приподнял плечи, сделал вопросительный жест и ничего не сказал — ждал, что скажет гость.

   — Этой мрази приглянулась моя жена, Ирина Александровна, — продолжил Юсупов, — и он давно уже делает гнусные намёки, чтобы я познакомил его с Ириной. Ну что ж, я познакомлю. — Юсупов мстительно улыбнулся. — Распутин как на верёвочке привязанный побежит знакомиться с моей женой...

Пуришкевич сочувственно посмотрел на него:

   — Понимаю, как это неприятно.

   — Мразь, а не человек, — не выдержав, выругался Юсупов.

   — Сочувствую, сочувствую, — глухо пробормотал Пуришкевич, — но простите, князь, вы уверены, что он побежит прямо к вам во дворец?

   — Абсолютно уверен.

   — И ничто не испугает его?

   — Вряд ли.

   — И в себе вы уверены, Феликс Феликсович? — Пуришкевич холодным, всё засекающим взглядом оглядел Юсупова, снял пенсне и, поморщившись будто от боли, протёр пальцами глаза.

   — Уверен, Владимир Митрофанович, — тихо и жёстко проговорил Юсупов, — иначе бы я к вам не пришёл.

   — Двоих нас для такой операции мало. — Пуришкевич, словно бы не заметив тона Юсупова, снова водрузил пенсне на нос. — Нам ещё нужны люди. Как минимум — пара компаньонов.

   — Полагаете, что вдвоём не справимся?

   — Нет. Распутин — бес сильный. Хитрый, живучий, изворотливый, как Змей Горыныч, — Пуришкевич на минуту задумался, побарабанил пальцами по столу. — Помощники нужны обязательно. У меня есть два человека на примете.

   — Кто?

   — Близкие люди, не подведут.

   — У меня тоже есть такие люди, — молвил князь, поддаваясь порыву, вспомнил о списке, который недавно составлял. Пуришкевич в этом списке шёл вторым.

Пуришкевич обладал свойством заводить людей, под его влияние попадали даже очень сильные натуры.

   — Много?

   — Как минимум... как минимум — один.

   — И это немало, — одобрительно отозвался Пуришкевич. Улыбнулся.

У Пуришкевича в санитарном поезде работал доктор Станислав Лазоверт — спокойный, со скупыми расчётливыми движениями человек, превосходный врач и солдат, специалист, обладавший золотыми руками, он мог пришить ратнику оторванный нос, и тот прирастал так, что не было видно даже следов, из осколков, из мелкого крошева и обломков собирал целые кости и восстанавливал человеку ногу или руку, умел сращивать оборванные внутренности и оживлять остановившееся сердце. За храбрость на фронте Лазоверт был награждён двумя Георгиевскими крестами.

У Лазоверта было ещё одно достоинство — он умел великолепно водить автомобиль.

Имелся на примете ещё один исполнитель — поручик Сухотин, только что получивший звание капитана. Сухотин недавно прибыл с фронта, не боялся ни леших, ни чертей, ни Распутиных, ни Романовых, на фронте он был тяжело ранен, но это никак не отразилось на его боевых качествах — Сухотин спокойно относился к крови. Что к своей, что к чужой — одинаково.

   — А кто у вас? — осторожно спросил Пуришкевич у Юсупова.

Юсупов поднял на депутата глаза.

   — Ну... кто сторонник?

   — Великий князь Дмитрий Павлович.

Пуришкевич не выдержал, ахнул изумлённо:

   — Мама моя!

Великий князь Дмитрий Павлович [53] был двоюродным братом Николая Второго. Более того, царь, который на двадцать три года был старше Дмитрия Павловича, считался его опекуном, следил за тем, чтобы Митя (царь звал его так) не попадал в плохие компании, не глупил по молодости, не увлекался цыганками и не пил плохого вина...

В детстве и Митя, и его родная сестра Маша — царь считался и её опекуном — были приличными оторвами, ничем не отличались от своих невенценосных сверстников, дрались с уличными мальчишками, катались на задках у московских лихачей (Дмитрий Павлович и Мария Павловна воспитывались после смерти матери, греческой королевы, в Москве), на колёсах трамваев, воровали яблоки и вели образ жизни не самый лучший, исходя из понятия высшего света, но по истечении лет выправились и превратились в красивых молодых людей.

Дмитрий Павлович окончил офицерскую кавалерийскую школу, получил звание корнета конной лейб-гвардии, стал шефом гренадерского полка. Считался любимцем офицерской молодёжи — особенно гвардейской, храбро воевал, был отмечен наградами, заслуженно заработал чин штаб-ротмистра.

   — Что-то я не слышал, чтобы Гришка ему насолил, с чего бы это великому князю решиться на убийство Распутина? — усомнился в Дмитрии Павловиче Пуришкевич.

   — Думаю, что великому князю обидно не за себя — за Россию, — уклончиво ответил Юсупов.

Пуришкевич ошибался, считая, что Распутин нигде не перебегал дорогу великому князю — перебегал, ещё как перебегал! Будучи человеком, далёким от тайн Царского Села, от дворца, в котором Николай Второй жил с Альхен, Пуришкевич не всё знал, а Юсупов, который через жену свою Ирину находился в прямом родстве с императорским двором, знал практически всё, что там происходило.

В великого князя Дмитрия Павловича влюбилась старшая дочь Николая Второго Ольга — красивая и романтическая девушка, Дмитрий Павлович ответил ей взаимностью, и вскоре они были помолвлены. Дело шло к свадьбе, но свадьба не состоялась.

Помешал... Распутин. Узнав о помолвке, он два вечера никуда не выходил из своей квартиры — не соблазнили его ни баня, ни проститутки, ни Муня Головина, сшившая себе новое атласное платье, как того желал «старец», — он босиком перемещался по квартире, совершая променад из одной комнаты в другую, иногда останавливался, смешно шевелил пальцами ног, приподнимая их, словно клапаны, а потом, давя кончиками пальцев пол — пальцы у него действительно работали как клавиши пианино, — хмыкал, остервенело рубил рукою воздух и двигался дальше.

Он всё точно просчитал, темноликий мужик с пивными светлыми глазами и чёрной, пахнущей сапожной ваксой бородой. Он вычислил, что если Дмитрий Павлович женится на Ольге, то ближе всех окажется к престолу. Больной гемофилией наследник — не жилец на белом свете, это Распутин понимал прекрасно и во всех своих действиях, во всякой стрельбе в будущее делал на это поправку, — а раз он умрёт, то царём станет Дмитрий Павлович.

Вот чего ни в коем разе нельзя было допускать. Как только Дмитрий Павлович сделается царём, Распутина мигом оттеснят с царского двора или, того хуже — сошлют на Сахалин. Закончив подсчёты, Распутин подвёл черту под своей «арифметикой», на некоторое время пришёл в уныние, но потом взял себя в руки и начал действовать.

Нанёс визит к царю, где на пальцах попытался доказать, что произойдёт, если Дмитрий Павлович женится на Ольге, а здоровье «родного Алёшеньки» ухудшится. Царь в ответ лишь засмеялся.

   — Если Богу будет угодно — я не против, — сказал он. — Пусть Митька даже престол займёт... Ну и что? Он для меня такой же родной, как и Алёша.

   — Ну не сын же! — сердито вскинулся Распутин.

   — Почему? — возразил царь. — Сын!

   — Йй-эх! — Распутин, распаляясь, громко хлопнул рукой себя по заду и отвернулся от царя. — Ничего-то ты не понимаешь, оказывается!

   — Давай лучше выпьем! — неожиданно предложил царь.

Распутин угрюмо посмотрел на царя:

   — А что у тебя есть?

   — Всё, что хочешь! — хвастливо произнёс царь, весело ухмыльнулся. — Коньяки всякие, в основном «Хенесси» и «Арманьяки», вина французские, рейнвейны, есть португальское вино, целый бочонок, подарок посла.