Золотые поля

Другие пассажиры вскоре перестали проявлять любопытство к высокому красивому джентльмену с корнуэлльским акцентом и с уважением отнеслись к его очевидному желанию проводить время в одиночестве. Джек был рад, что подмазал судового эконома и нескольких официантов, чтобы те незаметно распустили слух, что он оплакивает смерть двух близких людей.

Какое-то время Брайант предавался сожалениям. Сейчас, оглядываясь на последние бурные месяцы, он понимал, что винить должен только себя. Своей страстью к Айрис он подталкивал ее и друга к поступкам, итогом которых стала гибель Неда. Сейчас Джек со всей ясностью осознал, что если бы он держался от Айрис на расстоянии, то Нед остался бы в живых. Может быть, ему не следовало жениться на Элизабет… А теперь он разбил жизнь и ей тоже. Она никогда ничего у него не просила. Теперь она носит его ребенка. Брайант задумался о том, сын это или дочь. Хотелось верить, что сын. Он сделает так, что тот будет ходить с гордо поднятой головой, несмотря на то что растет без отца.

Ненавидел ли он себя? Да.

Собирался ли когда-нибудь вернуться к жене и ребенку? Вряд ли. У него в Полях больше не было будущего, а черную женщину и ее сына-полукровку точно не примут в Корнуэлле. Может быть, они могли бы устроиться в Бангалоре, но близость Айрис, к тому же овдовевшей, стала бы чересчур сильным соблазном. Джек знал, что против этого ему не устоять. Можно себе представить реакцию ее семьи, если он вновь появится на ее горизонте. Нет, Айрис всегда принадлежала Неду. Лишь после его гибели Джек окончательно понял, что им с Айрис не суждено быть вместе.

В Индии можно было бы жить в каком-нибудь другом городе, к примеру в Мадрасе или Бомбее, но оторвать Элизабет от семьи, которую она любила всем сердцем, было бы еще большей жестокостью, чем покинуть ее. Она с глубокой серьезностью занималась воспитанием братьев и сестер, заботилась о родителях. Такова роль старшей дочери. Кроме того, если говорить начистоту, Брайант не испытывал никакого желания возвращаться в Индию. Сейчас, оказавшись на корабле, в столь любимом им море, он испытывал смутное радостное волнение от того, что возвращается домой.

Джек стосковался по Корнуэллу.

Корнуэлл, как видно, тоже соскучился по нему. В Пендине его встречали как блудного сына. Когда поезд из Лондона подкатил к Пензансу, на платформе ждала мать с небольшой свитой.

Во время долгого путешествия на запад, глядя на знакомую линию побережья, Джек часами вдыхал соленый воздух. Внезапно оказалось, что вид аквамариновой корнуэлльской воды, крутых скал и зеленых холмов наполняет его радостью. Он не хотел позволять себе восторгов, но уже от одних только знакомых пейзажей настроение Брайанта улучшалось.

Истинным же катализатором внутреннего выздоровления стала встреча с матерью. У нее дрожали губы, так счастлива была она увидеть своего драгоценного мальчика как раз тогда, когда больше всего в нем нуждалась.

— Только посмотри на себя, дорогой! Такой загорелый и сильный!

— Когда ты успела настолько ослабеть, что тебе нужно кресло на колесах? — Джек улыбнулся, но тут же нахмурился при виде медсестры, сопровождающей мать в числе прочих.

— Просто небольшая предосторожность, дорогой. Я не слишком хорошо себя чувствовала…

— Больше тебе не о чем тревожиться. — Он снова ее обнял. — Я дома и не собираюсь никуда уезжать.

Джек всю дорогу держал мать за руку, пока они заднем сиденье нового отцовского автомобиля ехали в дом, отремонтированный и переделанный. К нему было пристроено новое крыло.

Элизабет Брайант, рука об руку с сыном, показывала ему комнаты, слегка приподняла бровь, улыбнулась и спросила:

— Одобряешь?

— Все великолепно, но по какому случаю переделки?

— Все для тебя.

— Для меня?

— Отец хотел, чтобы тебе здесь было удобно и ты захотел бы остаться, когда вернешься домой. Он говорил, что у нас есть все основания для воссоединения.

— Отец так сказал? — У Джека перехватило дыхание.

— Он тебя любил. — Мать с улыбкой кивнула. — Просто не умел сказать. Эта перестройка стала его способом выказать тебе свои чувства. Мне очень грустно, что вы с ним так больше и не увиделись, он не узнал, что тебе понравилось.

— Что ж, теперь я здесь.

— Ты вернулся ради нас, Джек?

Он напрягся.

— Не надо, дорогой, не отвечай. Я благодарна, что моря возвратили мне моего сына. Ты, конечно, продолжаешь вспоминать прошлое, но я уже писала, что тебя полностью оправдали. — Мать подняла руку, словно говоря «довольно», и продолжала таким тоном, как будто сын возразил, хотя он не открывал рта: — Было с абсолютной точностью доказано, что ты не только действовал быстро и решительно, с соблюдением всех протоколов, но к тому же показал себя героем в спасательных операциях. — Она бросила на него выразительный взгляд, словно запрещая ему всякую попытку опровергнуть эти твердо сказанные слова.

— Я не чувствую себя героем, — с некоторым вызовом, но без особого пыла буркнул Джек.

— Твой отец был сложным человеком. — Мать вздохнула и покачала головой. — Он считал себя скромным, хотя этот дом и все, в нем содержащееся, вопиет об обратном, но при этом решил, что не стоит поднимать шум из-за письма с шахты или визитов людей, которые приходили отовсюду принести извинения за напраслину, хотя бы даже и мысленную.

Джек искоса посмотрел на нее и недоверчиво уточнил:

— Они извинялись?

— Безоговорочно. Первой в очереди была семья Билли. — Тон ее голоса лишь еле заметно окрасился сарказмом. — Впрочем, вру. Первой, кто выразил свои глубочайшие сожаления за несправедливое обращение с тобой, была миссис Шанд. При всем моем восхищении ею, она, по-видимому, готова винить за гибель сына любого живого молодого человека. Впрочем, прости, я знаю, это звучит жестоко. Джек, милый, я вижу, как ты потрясен. Твой отец был неправ, решив ничего тебе не сообщать. Он говорил, что для тебя это неважно.

— В Индии это и в самом деле было бы неважно, но теперь, когда я дома, — очень даже, — заметил Джек.

— Ходи с высоко поднятой головой, сынок. Таково было последнее желание твоего отца. Он взял с меня обещание, что я тебе это передам.

Не в силах говорить от нахлынувших чувств, он лишь молча, благодарно поцеловал ее в затылок.

— Пойдем. Мне холодно. Миссис Шанд разожгла камин. Будем пить чай с пышками.

Пораженный тем, какими мгновенно узнаваемыми оказались мельчайшие подробности прежней жизни и как ему их недоставало, он покачал головой.

Позже, когда они сидели перед камином, в окна бился ветер, а над Пендином опускалась корнуэлльская ночь, Джек смотрел на языки пламени и тщетно пытался найти в своем сердце чувство вины, которое должен был бы испытывать. Странно, но это оказалось единственным, за что упрекала его совесть.

— Ты это серьезно, Джек? — спросила мать, вглядываясь ему в глаза. — Ты правда останешься? Возьмешь бразды правления в свои руки?

Джек сел, остановил на ней долгий проникновенный взгляд и ответил:

— Мама, никакими силами меня не вытащить больше из Корнуэлла. Да, я вернулся домой навсегда, займусь бизнесом и буду жить так, чтобы отец мной гордился.

Довольная женщина откинулась на спинку кресла и взялась за колокольчик, лежащий рядом. Когда раздался звонок, Брайант на какое-то мгновение почувствовал себя так, словно его забросили обратно в ту ужасную ночь в Полях, когда вот такой же звук возвестил о приближении трагедии.

На призыв матери в гостиную явилась хорошенькая молодая женщина. Своим появлением она милосердно вернула его к действительности. Звали ее, очевидно, Глория, но она весьма вызывающе представилась как Глори.

— Так меня все называют, — заявила девушка, и Джек был уверен в том, что она хотела ему подмигнуть.

Глория Пейни была родом из Редрута. Она только что получила диплом медсестры и была нанята ухаживать за миссис Брайант. Та не особо нуждалась в сложной медицинской помощи, просто после смерти мужа стала эмоционально хрупкой.