Великий океан

Вскоре бостонец, по всей видимости, заснул. Вернувшийся Пепе подкинул лошадямтравы и тоже лег в углу. Жара спадала. Тени от скал стали длиннее и мягче, проползла попеску змея. Легкий ветерок шевельнул сухой хвощ, росший между камнями, стих. Воздухуже не был таким удушливым, исчезло марево.

«В самый раз идти»,подумал Василий. Ноги его отдохнули, но нестерпимо одолеваладремота, а до вечера можно еще сделать не одну милю. Новым своим знакомым он некомпаньон, да и направляются они не в ту сторону.

Он медленно взвалил на плечи одеяло, поднял ружье. Никто из лежавших не шевельнулся.

Счастливо оставаться, сеньоры!сказал он громко.Прощайте!

Но сеньоры не ответили. Видимо, уснули крепко. Только на одно мгновение Василиюпоказалось, что у Джозии дрогнуло веко.

Дрыхнут, дьяволы. Что им! У них кони! пробурчал он с невольной завистью.

Поправив сверток на плечах, он чуть пригнулся, чтобы не задеть нависшего над входомкамня, и выбрался из-под навеса.

В тот же момент Джозия выстрелил ему в затылок. Василий дернулся вперед, повернулсяи упал в остывающий песок. В последний раз до слуха донеслось, как шарахнулись и забилисьв пещере испуганные грохотом кони.

Час спустя Уилькок Адамс сжег на костре конверт и окровавленную холстину, бумагипереложил в карман плотно застегнутого сюртука. Пепе оседлал лошадей. Дневной знойушел можно было покидать пещеру.

Скоро топот копыт смолк, стало пусто и тихо. Нежаркое вечернее солнце освещалонагромождения скал, плато и темную неподвижную фигуру Василия. Он лежал раскинувруки, словно обнимал землю. На сбившейся в сторону бороде и сорванной выстреломсамодельной шляпе засохли сгустки крови. Зеленая ящерица сидела на прикладе ружья.

Далеко, но постепенно приближаясь, послышался вой койота. Ночной хищник почуялдобычу.

Дон Хосе Ариллага, губернатор Калифорнии, уже много дней не вставал с постели.Весь этот год из-за больной ноги он редко покидал президию, не бывал в соборе и совсемне выезжал из Монтерея. Приближалась старость,хотя ему было всего лишь шестьдесятшесть лет, но в жизни уже не было радости. А то, что творилось кругом, вызывало толькодосаду и омерзение.

Несметные орды американских бродяг, день и ночь тянувшиеся к берегам океана, оселиу самых границ Калифорнии, занимали долины и реки, жгли леса и взрывали горы,овладевали лучшими землями. Вице-король был глух и слеп, инсургенты поднимали восстания испанцы соединялись с индейцами, чтобы про, лить кровь таких же испанцев... У негосамого не осталось ни семьи, ни привязанностей. Жена и дети жили в Мадриде, старый другАргуэлло замкнулся у себя в Сан-Франциско, маленькая Конча уединилась в суровой миссии.Бедная девочка! Русский мог сделать ее счастливой...

Высохший и еще более потемневший, с серебряной головой и такими же усами, онцелые дни полулежал, опершись на подушки. В комнате с опущенными решетками горелисвечи, мальчикметис читал ему вслух книгу. А когда губернатор закрывал глаза и дремал,мальчик потихоньку играл сам с собой в карты.

За стенами президии шла та же жизнь, город оставался по-прежнему скучным ипыльным, туманы и зной так же сменяли друг друга, в соборе ежевечерне звонили Angelus,изредка, приходил корабль, прибывали приказы. Но теперь они были многословнее итревожнее. Чаще в них встречались слова: «инсургенты», «Мадрид», «Наполеон», «гверильос».Война в метрополии волновала и колонии. В последнем приказе негласно указывалосьуменьшить гарнизоны пограничных президии и усилить солдатами миссии Санта-Клара иСанта-Роза. Одновременно с этим приказом прибыл на корабле и сеньор Джозия УилькокАдамс, неофициальный агент из Колумбии.

Вспоминая это имя, губернатор морщился и в раздражении откидывался на подушку.Янки держался так, словно приехал к себе домой, и, как видно, не очень спешил отсюдаубраться. Осматривая гавань и город, по нескольку суток пропадал в окрестностях, встречалсяс падре президентом, личным врагом губернатора, собирал бродяг, рудокопов изолотоискателей. А потом, даже не спросив разрешения, в любое время являлся к больному,кашлял, плевал и, надвинув шляпу на лоб, развалившись в качалке, нудно и методичнорасспрашивал губернатора. Больше всего интересовался русскими, новым их заселением,посещением побережья Резановым.

Сегодня Джозия Уилькок явился под вечер. Видно было, что он прямо с дороги,красноватая пыль покрывала его сапоги, шейный платок грязен и в пятнах. Но на голомлице скопца не замечалось никаких следов усталости.

Войдя, он дал подзатыльника мальчишке метису, вскочившему при его появлении,кивнул больному и уселся напротив него в качалку.

Господу богу! произнес Джозия и закашлялся.

Чтобы не выдать раздражения, Ариллага закрыл глаза. Сегодня ему было лучше, онпродиктовал два письма, съел суп и лепешки, но появление американца снова подействовалоугнетающе. Он молча наклонил голову.

Некоторое время гость раскачивался в кресле, а затем остановил качалку и, вытянувноги, касаясь ими постели губернатора, спросил:

Известно ли вам, сеньор губернатор, что русские построили крепость на землеиспанского короля? Вопрос первый. Известно ли вам, что там есть пушки? Вопрос второй.Известно ли также вам, что русские собирают силы, чтобы вторгнуться в Калифорнию изахватить ее в свои руки? Вопрос третий.

Джозия говорил отрывисто, будто метал в собеседника слова, и, внезапно начав, также внезапно умолк.

Ариллага уже привык к бесцеремонным манерам янки, вмешательству его во все дела,и потому вопросы его нисколько не удивили. Он только боялся, что не сможет сдержаться.Но губернатор пересилил себя и спросил, в свою очередь, откуда у почтенного сеньоратакая удивительная информация. Сам он знает, что русские действительно высадились наберегу пустынной бухты за заливом св. Франциска. Они собираются сеять там пшеницу иразводить скот и по своем прибытии сразу же прислали человека известить его об этом.

Я не уверен, сеньор Джозия, что мы, испанцы, имеем право на ту землю,закончилон холодно.До сих пор я знал свои границы.

Джозия из-под шляпы поглядел на изможденное лицо губернатора, на его усы и белуюэспаньолку, сложил на подлокотнике руки и совершенно неожиданно изменил тон.