Красная - красная нить (СИ)

– Эй, ты слышишь? – не унимался Джерард. – Я утащил телефон на второй этаж в комнату и закрыл дверь. Бабушка думает невесть что, а Майки высказал предположение, что звонит моя девушка. Короче… Я проделал всё это не для того, чтобы ты молчал мне в трубку.

– Я скучал больше, – тихо и чётко произнёс я, облизывая мигом пересохшие губы. Мне казалось, что я ощущаю всё, вижу каждую мелочь: запах старого дома, пыли, поднятой в воздух оттого, что Джерард с разбегу плюхнулся на древний диван, скрученные на полу метры шнура, вальяжно развалившегося Уэя с телефоном между ног – да, именно между ног. Он наверняка улыбался и игриво покусывал губы, теребя витой шнур от трубки. Я также улыбался с закрытыми глазами. Я заставил его замолчать своей фразой, а это уже многое значило.

– Докажи, – выдохнул он.

– Ну… Я нашёл трубку. Знаешь, тут такой новый телефон, без проводов. Радиотелефон называется. Потом носился за детьми, чтобы отобрать его обратно. Потом бегал от детей, чтобы они дали мне наконец позвонить. В итоге я сижу в ванной на унитазе за закрытой на щеколду дверью и звоню тебе, ожидая каждую минуту, что кто-то начнёт ломиться ко мне. Тут столько народу, еще эти дети… Короче, тут ад, Джи. Я очень скучал.

– Хм, принимается. Хотя я думал услышать кое-что другое, – я так и видел эту бросающую вызов улыбку. Она стояла у меня перед глазами.

– Например? – заинтересованно спросил я.

– Ну, какого-нибудь откровенного рассказа, как ты фантазировал обо мне ночью, – сказал Джерард, ничуть не смущаясь. Как это у него получается?

– Эм… Ночью я спал, прости. А перед этим ко мне приходила дочка хозяина дома и предлагала помочь расслабиться… – я специально замолчал, не рассказывая дальше, выпытывая реакцию Джерарда.

– И? Помогла? – прохладно спросил он. Я ликовал.

– Помогла, – коронная пауза, и контрольный выстрел: – тем, что ушла к себе. Я сказал, что лучше всего расслабляюсь, когда сплю один.

– Вот как? Никогда бы не подумал, – довольно произнёс Джерард. – Мне всегда казалось, что лучше всего ты расслабляешься, когда спишь со мной.

Я сглотнул. Мне померещилось, или разговор набирал градусы? Значит, надо играть по-крупному?

– Именно об этом я вспомнил, когда принимал душ утром, – почти шёпотом сказал я, прислушиваясь к малейшему шороху на том конце провода. Там завозились, и я улыбнулся.

– И… И что ты ещё делал в душе, Фрэнки? – голос Джерарда стал именно таким, от которого у меня все кишки завязывались в узел, а потом прыгали, тщетно пытаясь развязаться. Обволакивающим.

– М-м… Ну, я намыливал себя. Везде. И вспоминал…

– Что вспоминал?

– Последний раз, когда ты ночевал у меня, – честно ответил я, ожидая реакции. Джерард шумно сглотнул, и я последовал его примеру. Во рту стремительно пересыхало.

– Это когда мы…

– Боже, не произноси этого, – прервал я его, прикладывая свободную руку к горящему лицу. Приходилось ёрзать по крышке унитаза, потому что я давно уже не чувствовал себя комфортно, сидя на ней.

– Ты трогал себя? – вопрос, который меня добил. Я собирался с мыслями и молчал. – Ты мастурбировал, Фрэнки?

– Чёрт… да, – шумный выдох с той стороны, и я почувствовал щекотание пёрышка изнутри живота. Я решился. Я сказал ему это. Фактически, признался, что дрочил, вспоминая о нём. Так стыдно…

– Фрэнки, я хочу тебя, – шёпотом сказал Джерард, а потом раздался звук, словно он уронил трубку или уронился сам. – Блять, я произнес это вслух?

О… Какими словами описать моё состояние в этот момент? Никто не мог видеть, как я прыгал по закрытой просторной ванной комнате, с усилием сжимая рот ладонью, чтобы не заорать. В зеркале я мог наблюдать, каким красным было моё лицо и какими яркими, словно светящимися изнутри – глаза. Я тут же ополоснул щёки текущей из-под крана холодной водой. Немного полегчало.

– Эй, детка? Ты там или грохнулся в обморок? – Джерард вроде шутил, но я слышал в его голосе, что он уже не рад сказанному.

– Эм… Я тут. Знаешь, я думаю, что это… взаимно.

В трубке снова воцарилась тишина, и я прислушивался к ней, умоляя сердце стучать потише.

– Фрэнки, ты мне крышу срываешь. Ты в курсе? Я уже диван прожёг. Между прочим, любимый бабушкин диван, – Джерард говорил таким голосом, что можно было возбудиться от одного его звука. Лично со мной так и было.

– А я прыгаю на крышке унитаза от одного звучания твоего голоса, – прошептал я.

– Блять…

– Взаимно…

– Значит, так. Слушай внимательно, детка, – его голос посерьёзнел. Звучало так, словно он собрал себя из расплавленного в более вменяемое состояние. – У нас тут ещё есть дела, но я узнавал: двадцать девятого декабря есть вечерний автобус в сторону Нью-Йорка. Если я сяду на него, то буду в Ньюарке рано утром тридцатого.

Шестерёнки в моей голове закрутились, издавая противный скрип. Я думал, пытаясь осознать то, о чём он говорит. Это звучало как… приглашение?

– Бабушка собиралась отвезти нас с Майки обратно тридцать первого. Короче, если я приеду тридцатого, у нас будет целый день без всех, – он снова замолчал. Чёрт… Я сжал себя через ширинку, но это совершенно не помогло мне думать. Он предлагал мне встретиться на день раньше, тогда, когда никого ещё не будет в городе. Он предлагал мне что-то странное, запретное, от чего меня начало трясти и сладко заныло под ложечкой.

– Хватит молчать. Фрэнки. Ты сможешь приехать? Я хочу… увидеть тебя.

Я не представлял, как можно добраться отсюда до Ньюарка без машины. И не представлял, как отпроситься у мамы, она явно не одобрит эту авантюру. О том, что мы собираемся делать с Джи, когда окажемся под одной крышей, я предпочитал не думать.

– Эй, Фрэнки? Ты так громко дышишь. Мне кажется, я слышу все твои мысли. Не молчи, я два раза не предлагаю, – сказал он серьёзно. – Ты сможешь вырваться?

Я крепко зажмурил глаза и громко проглотил вязкую слюну. Как бы я хотел, чтобы мы встретились не через четыре дня, а сейчас. Я бы не оставил на нём живого места, честно… Внутри жгло огнём, это странное чувство будто ставило тавро изнутри: «Готов, уносите». Четыре дня. Как прожить эти грёбаные четыре дня, не сойдя с ума? Вдохнув побольше воздуха, я чётко сказал:

– Да. Встретимся у тебя.

====== Глава 25. ======

Почему некоторые самые обычные вещи имеют такое влияние на нас, на нашу жизнь? Почему мы так зависимы от этих хитрых, изворотливых мелочей, которые вьют из нас верёвки? Почему мы вдруг, ни с того, ни с сего, оказываемся в состоянии раздуть в своём воображении целые воздушные замки из нескольких случайно оброненных фраз?

Порой я часто занимал свою голову ничего не значащими вопросами. Просто чтобы убить время и как-то отвлечься от других, более важных и волнительных тем. Так вот, о мелочах… Чёрт, о чём я думал только что? Ах, да… Человек – существо социальное, и ему чертовски важно проявлять эмпатию. Как это по-другому? Сопереживание? Умение понять, принять чужие сигналы? Нахмуренные брови, усталый тяжёлый взгляд, полная сосредоточенность на дороге – водитель моей попутки был не так уж и плох, наверное, но весь его вид шипел: «Моё утро не задалось, не трожь меня». И, чёрт, я понимал эти сигналы и сидел на заднем сидении тише воды, ниже травы, разглядывая унылые, припорошенные снегом пейзажи за окном. Мелочи, мы даже не разговаривали, не считая пары первых фраз, но мы прекрасно понимали друг друга. Потому что – знаки. Потому что – эмпатия. Потому что – эти чёртовы влияющие на всё мелочи.

Что сподвигло меня менять все планы, врать, выкручиваться, занимать деньги? Что сподвигло меня встать так рано и, закинув на плечи свой старенький рюкзак, тайком выходить из чужого дома, чтобы поймать попутку на трассе? Каким местом я думал в этот момент? Явно не головой. Что, если он вообще пошутил? Что, если он не смог или передумал? Как я буду выглядеть под дверью его дома, нет, их с Майки дома, сидящий и замерзающий, точно побитая собака? Господи, да я даже ключи не взял от своего дома. Мне можно было ставить прижизненный памятник как ходячему олицетворению «полный придурок».