My December (СИ)

Интересно, словил бы?

— Не делай из себя мученицу, — выравниваясь в полный рост, возвышаясь тенью над ней.

Пытается перекрыть грубыми словами прошлую минуту. В реальном мире он бы не то, что не стал ей помогать, — он бы еще посмеялся над ее растянувшемся на полу теле. Но сейчас зачем-то сделал это, и сам даже понять не успел, как нога ступила по паркету.

— Не любишь, когда тебя копируют?

Держится, чтобы не фыркнуть. Самовлюбленный кретин. Сам же точно такой же — делай вид, что сильный, а лицо прямо-таки кричит: “Эй все! Мне так плохо. Жду помощи!”.

Она подпирает плечом стену, проведя рукой по ноге. Его взгляд опускает на ладонь, но быстро взлетает на привычное место — к ее лицу.

Зачем все это было сейчас? Выводить его? Эта та цель, которую преследовала девушка, что ли? Да уж, забава на целый день, ничего не скажешь.

— Грейнджер… — протянул тот ядовито. И задумался, чтобы сказать дальше. Но, кроме вздоха, больше ничего и не вырвалось из его уст.

Почему в такой важный момент его мозги вдруг перестали работать? Будто остановились, делая его полным идиотом в ее глазах.

А, хотя, какое ему дело? Пусть и делают, это же просто Грейнджер. Она и так знает, что он — лидер во всем.

Или раньше знала.

Неважно. Главное то, что даже сейчас он остается лучшим.

Наверное.

— Видишь, как получается? Тебе даже сказать мне нечего, — издает смешок она.

Однако на деле ничего ей не смешно. Знает же, что сказала чистую правду — плевать он хотел на нее. Потому что даже найти хоть какое-либо оправдание не желает.

Она срывается с места, вдруг осознав — делать ей больше нечего здесь, говорить не о чем. Тратить время и силы она найдет где. И, чем дальше от него, тем лучше.

Но сильная рука вдруг закрывает проход, выдвинувшись вперед. Она кидает быстрый взгляд на белую кожу и подавляет желание, чтобы не посмотреть на второе запястье — где обычно у Пожирателей находились метки.

Но она все равно ничего бы не увидела, потому что рубашка плотно охватывала его плоть.

— Куда? — бросает он.

Куда?

Откуда ей знать? Просто “куда-нибудь”, подальше бы отсюда.

Пару раз моргает глазами, прежде чем выставляет свою тощую руку вперед — дабы оттолкнуть его и пройти. Но парень лишь сильнее впивается в ее запястье.

— Куда?

Она в упор смотрит вниз, не желая глядеть в его глаза. А тому приходится рассматривать ее затылок.

Пусть не смотрит, главное, чтобы не уходила.

Только зачем ему все это? Ушла бы — остался наедине, со своими мыслями. Не думая, что сказать и как поступить.

— Тебе какое дело?

Наконец поднимает взор усталых глаз. Карие зрачки бегают по идеальному лицу, не в силах смотреть прямо в центр серого оттенка.

Не дождавшись ответа, продолжает:

— Тебя интересует теперь исключительно Мария. Если я правильно расслышала ее голос.

Говорит, причиняя боль себе же.

Он, черт возьми, знал, как плохо ей, в каком состоянии находилась девушка. И, мало того, что куда-то ушел с Забини, так еще и привел когтевранку.

Не просто когтевранку — сестру Страцкого. Из чего можно было сделать вывод, что весь гнев, который обрушился на Ленни, был всего на пару минут, потому что в последующие часы Малфой прекрасно “общался” с его родней.

В глазах защипало, и девушка рывком отодвинула его руку.

— Если у тебя нет времени на меня, то я больше не стану забирать его.

Делает шаг вперед — громкий, нерешительный. И плечи еще сильнее опускаются вниз, а спина клонится в сторону.

Парень замирает на месте, нахмурив брови.

Почти рыком, быстрым, чтобы она не успела уйти, произносит:

— Для тебя оно всегда есть у меня.

Останавливается, будто врезалась в стеклянную стену. Тяжело выдыхает, нервно заглатывая воздух.

Что он сказал?

Ее плечо соприкасается с его, и девушка чувствует разгоряченную плоть через рубаху. Мурашки бегут по коже, и становится невыносимо холодно.

Он точно это сказал? Не показалось ли?

Парень молчит, тупо уставившись на занавески, раскачиваемые ветром.

Он действительно не хотел, чтобы она покидала его сейчас. Какой бы привлекательной не была Пэнси, какой бы соблазнительной не была Мария или красивой Астория, на данный момент ему нужно было успокоение именно от Гермионы. Пусть он и сам не признавал своего желания, но это было той далекой реальностью, которую он не видел.

— Что? — ее голос дрожит, как натянутая струна.

Она отступает назад, чтобы видеть его лицо и глаза. Он внимательно смотрит на нее, потоками вдыхая прохладный воздух.

Давай же, повтори это вновь. Просто скажи.

— Что слышала.

И Гермиона чуть ли не смеется. Конечно же, что еще можно было ожидать от такого человека?

Подобные слова звучат раз в год, а про их повтор можно с уверенностью забыть.

Но это было правдой — время есть для нее. И девушка видит это в его спокойных, с ноткой извинения, глазах. В руке, которая медленно движется по воздуху, чтобы вновь преградить ей путь.

Хотела бы — давно смогла бы пройти по другой стороне. Если бы только она хотела. Но девушка стоит на месте, чувствуя родной запах кофе, перемешанный уже с чьим-то другим, посторонним.

С духами Марии.

Гермиона почти моментально распахивает глаза. Хочет сказать что-то, но только выдыхает — не выдерживает и тянется на носочках к нему. Мягко касается горячих губ и отрывается — чтобы посмотреть на его реакцию. Но парень молчаливо стоит, вытягивая вторую руку из кармана. Вытягивает и подносит к маленькому личику, смахивая прядь волос.

Девушка тяжело дышит, впитывает его аромат. Ловит те секунды, когда все мысли об отце, Ленни и смерти отходят на задний план. Когда можно просто насладиться мимолетным моментом.

А он смотрит на ее губы — уже ставшими близкими для него, желанными. И было неважным все — что происходило где-то там, в чужом для них мире, там, где живут страшные люди. Где нет двух отчаявшихся старост, врагов. Где нет жалкого мига забвения и страданий.

Вновь прикасается к его губам, но уже не отстраняется. Поддается под его власть, закрыв веки.

Как же ей было хорошо, легко. Быть охваченной сильными руками и парить внутри них. Чувствовать себя маленькой бабочкой, защищенной и спасенной.

И она забыла, что целует убийцу. Что, будь его хотение, он смог бы достать палочку и убить ее прямо сейчас.

Поднимает правую ладонь и нежно касается горячей щеки. Плавно переносится на платиновые волосы, зарываясь туда. И делает приятные движения, заставляя его сердце замереть.

Как же чудесно было им сейчас — стоять в объятиях другого. Позабыв, что он — убийца, а она — жертва, грязнокровка. И пусть это всего на минуту, оно никуда не смогло бы деться от них — те бы просто не позволили.

Кладет голову на его плечо, опуская руку вниз. Взгляд наставлен на рубашку — сними ее, посмотри, что там.

И Драко знает, что девушка сейчас сделает это. Позволяет задрать рукав, приподнять к локтю. И совершенно не из-за того, что гриффиндорка догадывалась или же слышала разговор — нет. Просто позволил, потому что вдруг доверился ей. Но только в этот вечер, больше никогда. И не простит он себя завтра за подобное поведение, но сейчас — закрывает глаза, чтобы не видеть ее реакцию.

Но она лишь проводит тонкими пальцами по метке, обводя ее по контору. Осторожно, не спеша. И осознание того, что Драко — маленький мальчик, который еще не может быть убийцей, приходит к ней, омутом охватывает голову. Заставляет тяжело дышать и испытывать страх за его судьбу. Заставляет прийти ужасные мысли о количестве убитых им людьми. И, быть может, этот список возглавит именно она.

Любая другая бы убежала. Любая друга бы пожаловалась в Министерство. Любая другая бы держалась от него, как можно дальше.

Любая, но не она. Гермиона лишь целует его куда-то в губы, чуть ближе к подбородку, и разворачивается спиной. Медленно, как кошка, идет к кровати, ведя его, как слепого человека. Ступает босыми ногами на мягкие простыни, ложась на подушку.