Красная - красная нить (СИ)

Как же Рэй завидовал этим двоим в детстве! Он искренне жалел, что не мог стать для них чем-то большим. Он любил их так сильно. И мечтал стать третьей силой, без которой им никак не обойтись.

Однажды время настало. Это был тяжелый, переломный момент для Уэев. Торо ещё мало что понимал в том, что происходит у них дома. Но когда заплаканный Майкл позвонил и сказал, что Джерарда увезли на скорой с каким-то вирусным воспалением и высокой температурой, а он боится ночевать один в пустом доме. «Один? В пустом доме? Но ведь родители…» – и тут он споткнулся. Тема родителей всегда грамотно сворачивалась братьями, и те представали работающими допоздна замотанными деловыми людьми. За несколько лет дружбы он видел их лишь несколько раз и те – мельком. Всё было так странно, и варианты понимания холодком сосали под ложечкой.

Покрасневший от плача двенадцатилетний Майкл был у двери его дома через какое-то смешное время. Запыхавшийся, измотанный. С горячечными глазами. Мама Торо старательно отпаивала его каким-то морсом и заставила выпить пару таблеток: успокаивающего и противовоспалительного, на всякий случай. Отец уже спал, братья в общей комнате громко храпели. У Рэя не было своего угла, и они на цыпочках поднимались наверх, в общую детскую, где стояли три кровати, две из которых были заняты. Старшим надо было рано вставать на учёбу, отцу – на работу. Он до сих пор помнил, как боялись шуметь, боялись разбудить. Как ложились на одну довольно жёсткую кровать, укрывались одеялом. Насколько холодными были ноги и руки Майкла, и как он дрожал всё то время, пока не уснул. Как храп братьев мешал ему самому забыться. Тогда он ничего не стал расспрашивать – просто проявлял себя, раскрывая свои желания. Быть для кого-то старшим, быть опорой. Чтобы за него хотелось спрятаться или просто попросить о помощи. Посреди ночи Майкл стал метаться по узкой кровати. Ему явно снилось что-то дурное, и Рэй, проснувшийся рядом от удара руки, не знал, что ему делать. Уэй явно мучился во сне. Пришлось сжать его, пригвоздить к кровати. Шептать успокоительные «тише, тише, Майки», гладить по волосам.

В ту ночь Торо сошёл с ума в первый раз. Майкл бредил и звал Джерарда. Не маму, не папу. Он звал брата. Рэй уже совсем растерялся, было страшно, что они разбудят братьев. Он с усилием перевернул спящего в кошмаре Майкла к себе лицом и горячо, надрывно зашептал: «Тише, Майки! Успокойся. Я тут, я рядом. Это просто сон». И спустя несколько секунд сонный, ничего не соображающий, покрытый испариной Майкл прижался к нему всем лицом, обронил только глухое «Рэй» и спокойно, недвижно замер.

Торо не спал всю ночь. Разглядывал в темноте проступающие черты мальчика. Скулы, ресницы. Выразительный нос. При этом глаза его съезжались к переносице – Рэй боялся пошевелиться, почти не дышал. Их лица были так близко, что они касались носами, а дыхание щекотало губы. Теперь сам Торо покрывался испариной и был в бреду. Никогда в жизни никто не был так близко к нему. Тем более, такой беззащитный. И это накрывало обжигающим чувством счастья. Это оказалось тем, в чём он нуждался.

Майкл рассказал их историю много позже. Про родителей в разъездах. Про одиночество вдвоём. Недоверие ко всему и всем, про головные боли Джерарда. Про тот страшный зимний вечер, когда тот впервые увидел перед носом ствол сорок пятого калибра и практически наделал в штаны. Как Джерард изменился, как его сломило это. Никто в пятнадцать не способен сам справиться с таким грузом. Как в их с братом идиллии начали появляться первые трещины. Как Джерард пытался спасти свою психику, отдаляясь от Майкла, убегая от ответственности.

И тогда у Торо щёлкнуло. Это был шанс. Был шанс стать старшим братом для Майкла. Был шанс осуществить свою мечту, почувствовать себя иначе, чем в хвосте процессии. И он стал им. Стал другом, стал братом. Стал тем супер-клеем, который первое время удерживал Уэев от окончательного развала. До тех пор, пока у них само всё не срослось и не покрылось неровной, напоминающей засохшую пастилу коркой шрама. У него вышло. Майкл так сильно привязался к нему. Так сильно, что Рэй кожей чувствовал, насколько он нужен.

Сначала он был рад. Счастлив до танцев ежей в животе. Потом запоздало начало приходить осознание. Осознание того, какой груз и ответственность он взвалил на себя. Нет, он был только рад, правда. Рядом с Уэями Рэй чувствовал себя так хорошо, как никогда. Но чёрт, Майки… Этот подросток становился таким обидчивым, мнительным, ревнивым. Он желал обладать всем вниманием Торо. Он скандалил с девушками, которые пытались сблизиться с Рэем, он ревновал до коликов. Торо переживал. И хоть всё это происходило за его спиной, хоть Майкл никогда не говорил ему прямо об этом, его красноречивые действия, взгляды и тон означали многое. А этот обмен оттопыренными средними пальцами с его, Торо, первой девушкой? Он до сих пор вспоминал эти дни с горькой улыбкой. Торо скатился до того, что встречался с ними тайно. Спал, иногда думая во время секса про Майкла. Представляя, что было бы, если бы он знал, видел. Получая от этого новые приливы возбуждения. Всё это было странным, но не слишком волновало Торо. Он стал старшим братом. Он был готов к чему угодно.

И только через месяц Майкл как-то выпалил ему, что Рэй такая же свинья, как и Джерард. Что брат стал пропадать, что стал водить домой девушек. И вот теперь друг делает так же. Все они одинаковые, все – кидают. Никому нельзя верить.

Старший брат Торо уже давно поступил в колледж, средний вырос настолько, что иногда ночевал вне дома. Рэй не помнил, как успокоил разошедшегося Майкла в тот раз. Но отчётливо запомнил вторую его ночёвку. Теперь уже в пустой комнате, в одиночестве. Но почему-то всё так же тесно прижимаясь друг к другу на кровати у Торо. Майкл тихо плакал, никак не успокаиваясь. Рэй только молча лежал и делал вид, что спит. Он принял решение. Майкл был дороже встреч с девушками. По крайней мере, для него. Торо был в ответе за этого пятнадцатилетнего подростка. Он сам стремился к такому положению вещей, он получил желаемое. А отвечать за свои действия его учили с раннего детства и отец, и братья.

Через полчаса Уэй успокоился. Тихо поднялся с кровати и ушёл в ванную. В ней давно была сорвана защёлка: братья часто донимали друг друга тем, что торопили с водными процедурами и без спроса врывались посреди оных для того, чтобы отлить. Дверь не закрывалась до конца. Косая полоска света пересекала угол комнаты. Рэй не хотел подслушивать, но шум воды и сдавленный стон напугал его. Тихо поднявшись, он подошёл к щели как можно тише.

Голая напряжённая задница и стянутые до колен трусы Майкла стали неожиданностью. Он стоял с опущенной головой, наблюдая за процессом. Дышал тяжело, словно через силу. Его правая рука ходила рваными движениями, и поняв, что к чему, Рэй отпрянул от двери, словно ошпаренный кипятком. Он явственно ощущал обжигающие струи, вязко стекающие по телу, и сполз по стене. Даже сквозь шум воды из крана он слышал, как жарко дышит друг, и ничего не мог с собой поделать. Стало стыдно, стало душно. Лоб покрылся испариной, когда дыхание за дверью ускорилось и начало вырываться хрипами. Горячие струи сменились ледяными. Майкл не очень-то старался быть тихим, то ли надеялся на шум воды, то ли Торо так хорошо притворялся спящим.

Шум слива в унитазе привёл Рэя в чувство. Как можно тише юркнув под одеяло, он с замиранием сердца ждал Майкла. Тот вышел из ванной и как ни в чём не бывало лёг рядом, укрывшись и придвинувшись к спине Торо. Как-то по-детски выдохнул в лопатки и быстро уснул. В отличие от Рэя, всю ночь ворочавшегося на своём краешке кровати. Вид занятого собой Майкла никак не желал исчезать из его головы.

С появлением Фрэнка в их компании произошли приятные изменения. Майкл то ли сам по себе вырос и изменился, то ли общество Фрэнка как-то уравновешивало его, оттягивало на себя часть внимания. Айеро вообще был каким-то чудом. Взять хотя бы то, как он налетел на Джерарда вместо нормального знакомства. Даже смешно, насколько их компания собрала в себя странных, неформатных, порой чудаковатых людей. И как им хорошо, комфортно друг с другом. Будто так было всегда.