The Beginning of the End (СИ)

Обозначив слева Гибралтарский пролив, Белла провела жирную стрелку от Британии к Египту, названия которых подписала по-английски. Потом вручила листок жрецу.

Взяв бумажку, египтянин долго всматривался в нее - с таким выражением, точно это было гораздо большее чудо, нежели сама чужестранка. Потом жрец вскинул на Беллу глаза и что-то отрывисто спросил, указав пальцем ей в грудь.

“Да ведь они даже не знают, где находится Европа!” - сообразила Белла.

Но этот жрец производил впечатление незаурядно умного человека. Решившись, Белла подошла и наклонилась над плечом египтянина, ощутив запах его притираний.

- Я отсюда, - сказала она, показав пальцем на себя, а потом на Британию, обозначенную надписью. - Ты отсюда, - она показала на Египет и посмотрела в лицо жрецу, не решаясь ткнуть пальцем в него. Но ее собеседник понял.

Дрогнули бритые надбровья, шевельнулись губы. Жрец что-то вычислял в уме - Белла покрылась холодным потом при мысли, что это может для нее означать…

А потом жрец величественно встал с кресла - величественно, хотя он был ниже ее на голову. И показал на деревянную статуэтку кошки, которую поставили на столик. Потом он указал на саму Беллу и вопросительно поднял брови.

“Он думает, что меня перенесла сюда эта кошка, их богиня! - сообразила Белла. - Этим людям неинтересны подробности путешествия, потому что они верят в чудеса!..”

То есть верят, что чудеса возможны, - хотя вряд ли видели их до сих пор. Или нет?..

Белла посмотрела жрецу в глаза и кивнула.

Охваченная вдохновением, девушка шагнула к столику и схватила деревянную статуэтку. И вдруг поняла, что та стала совершенно новой. Облупившиеся места покрылись краской, само покрытие потемнело и посвежело, даже появился лаковый блеск.

Белла поняла, что так все и есть. Именно богиня-кошка переместила ее в прошлое.

Держа свой амулет у сердца, - так само получилось, - Белла медленно подняла глаза на того, от кого сейчас зависела ее участь.

Жрец некоторое время размышлял, явно сильно взволнованный, - грудь и оплывший живот часто вздымались под платьем, бритое лицо покраснело под загаром. Потом египтянин коротко хлопнул в ладоши и кивнул своему слуге. Тот быстро убрал книгу и рисовальные принадлежности Беллы назад, в холщовый мешок, и оба они вышли. Беллу заперли в третий раз.

Она осталась наедине со своей кошкой. Эта лакированная деревянная богиня вперила в нее взгляд миндалевидных зеленых глаз и казалась поистине зловещей, как все языческие идолы, как бы те ни были красивы.

- И что ты мне теперь прикажешь делать? - прошептала Белла, глядя на статуэтку. К глазам подступали слезы. - Встать перед тобой на колени, да? Тогда, может, ты сжалишься и отправишь меня обратно?..

Нарисованные глаза ответили: нет, не сжалится и не отправит. А если этот маленький жрец, большой начальник, сейчас решит, что опасную чужеземку лучше казнить, какие бы боги ее ни хранили?..

И вот тут стойкость пленнице изменила. Белла бросилась ничком на пятнистую шкуру и разрыдалась, громко, даже подвывая от жалости к себе. Ей было безразлично, кто в этом храме может ее слышать. Для нее все кончено, кончено!

***

Выйдя от пленницы, Менна спросил в этом неслыханном деле совета единственного из жрецов, кому доверял, - Ипи, третьего пророка Амона. Ипи был достаточно умен, чтобы поддерживать Менну и не строить против него козней; и не слишком высок, чтобы нельзя было посвятить его в случившееся.

Ипи выслушал Менну как жрец равный ему. Он не скрывал, насколько был изумлен, - хотя оба они слышали, что боги иногда подавали людям такие знаки, но самим их получать или быть свидетелями этого служителям Амона не доводилось.

В подтверждение рассказа, Ипи рассмотрел рисунки, сделанные светловолосой чужеземкой удивительной писчей палочкой на невиданном материале. Потом третий пророк Амона взглянул на Менну.

- Не думается ли тебе, мудрый Менна, что лучше всего будет убить эту женщину, пока никто больше о ней не знает? Она из тех, кто может произвести великое смятение в умах.

- Это так, - Менна шумно вздохнул. - Но смятение людских умов ничто рядом с гневом богов. До сих пор боги были не слишком щедры на знаки, не так ли?

Губы Менны тронула улыбка.

Ипи молча поклонился.

- Но теперь нам было явлено то, чем я не рискну пренебречь. Ты можешь, - Менна поднял веки и обжег Ипи взглядом, - но думаю, что ты также не станешь.

Ипи качнул головой.

- Как же ты поступишь с нею? - спросил третий пророк Амона.

Менна посмотрел на Ипи и подумал, что тот желает устраниться от опасного дела. Однако болтать о чужеземке не станет. Это может стоить им обоим слишком дорого.

- Я научу ее речи, - наконец сказал Менна. - Сам. Может быть, мы получим новый знак, - а может, Амон, Тот и Баст будут ждать, пока мы дрогнем, как это свойственно смертным…

- Но только не тебе, - вполголоса заметил Ипи.

- Я не могу поручить ее никому другому, - продолжил Менна, словно бы с досадой - и, в то же время, с удовлетворением владетеля. - Даже если она не простая чужеземка, а колдунья или порождение какой-нибудь богини…

Менна усмехнулся, пытаясь осмыслить такую возможность.

- Даже будь все так, эта женщина способна зажечь вожделение во многих, кто приблизится к ней. И у всех слишком длинные языки.

Он взглянул на Ипи. Тот поклонился, подтверждая, что останется нем.

Ипи подумал про себя, что сам Менна был всегда так равнодушен к женщинам, что про него поговаривали, будто он кастрат. Хотя всех жрецов учили владеть своим сердцем и огнем своих чресел, смиряя плоть молитвой и постом, - однако жрец, подобный Менне, был способен даже оскопить себя, дабы его сердце не смущалось вожделениями.

Только Ипи достаточно близко видел Менну, чтобы не верить слухам: Менна остался мужчиной. Он брил подбородок, как и все прочие рабы бога.

Дверь тюрьмы отворилась, когда Белла обессилела от переживаний и лежала, свернувшись на шкуре и безучастно глядя перед собой. Но девушка встрепенулась и села, когда к ней вошла давешняя лекарка. С нею был тот же слуга, который сопровождал главного жреца: слуга поставил на столик чашу, полную воды, и вышел пятясь. Лекарка осталась.

Белла густо покраснела, вспоминая, как эта женщина проверяла ее на девственность. Однако сейчас, по-видимому, у египтянки не было таких бесстыдных намерений.

Она молча положила перед Беллой стопку одежды. Беллу опять обожгло стыдом, когда она поняла, что переодеваться придется при этой лекарке. Но делать было нечего.

Белла сняла часы, кардиган, потом, через голову, - платье; отстегнув резинки, сняла чулки и пояс. Расставаться с батистовой сорочкой очень не хотелось. Белла прекрасно понимала, что ничего подобного своему французскому белью здесь не найдет.

Но ей нельзя привлекать слишком много внимания, в этом она была полностью солидарна со своими тюремщиками.

Отвернувшись от египтянки, Белла расстегнула лифчик. Сбросив его, она остановилась, скрестив руки на груди.

Неужели придется снять и трусы?..

Однако египтянка не настаивала на этом последнем; и сережки тоже позволила оставить. Она помогла Белле надеть плотное белое платье на одной бретели, по-видимому, из льна. Под платьем почти ничего не просвечивало, но оно так обтягивало фигуру, что Белла почувствовала себя голой.

Успокаивало только то, что здесь, наверное, все женщины так ходят. Она видела репродукции, изображавшие почти совсем раздетых египтянок, - в Африке сам климат к этому располагает…

Первым, что обрадовало Беллу, были мягкие кожаные сандалии. Ее даже восхитила тонкость работы. Лекарка показала, как надевать их и завязывать шнурки: обувь пришлась Белле как раз по ноге. Должно быть, этот маленький главный жрец приказал найти сброшенные туфли Беллы и подобрать сандалии по размеру.

Однако одеванием туалет не кончился. У лекарки был с собой вместительный ящичек, в котором оказались краски, кисточки, щипчики и другое. Косметика!