The Beginning of the End (СИ)

Но, право слово, невозможно было так долго оставаться в неведении!

Белла узнала, что Фивы на местном наречии называются Уасет, а храм Амона - Ипет, и он еще достраивается. К концу второго занятия Белла смогла составить вопрос - кто теперь царь.

Она плохо знала историю Древнего Египта, но хотелось хоть как-то сориентироваться.

Менна пристально взглянул на девушку, когда она спросила о правителе, но удовлетворил ее любопытство. Конечно: это был самый естественный вопрос.

- Пер-о Рамсес, - сказал жрец.

“Пер-о” означало “фараон”. Так! Значит, Рамсес!..

Это, однако же, мало прояснило ситуацию. Белле вспоминалось, что Рамсесов среди древнеегипетских правителей было пруд пруди. Кажется, так звали отца Сети I, о котором упоминала мадам Меила. Или сына этого Сети.* Черт, кто бы подсказал!..

Она скрепя сердце поблагодарила Менну и поклонилась. Белла поняла, что ей нужно набраться терпения… и не терять бдительности, если она хочет выжить.

* Во главе жрецов Амона-Ра стояло четверо “рабов бога”, высший из которых имел титул “великий ясновидец”.

* “Auld Lang Syne” (“Old Long Syne”, “Старое доброе время”) - знаменитая старинная песня на стихи Роберта Бернса, которую в англоязычных странах поют в Новый год и Рождество. Была очень популярна в 1930-е.

* Красная роза - эмблема Англии.

* Сети I - сын Рамсеса I и отец Рамсеса II.

========== Глава 50 ==========

Оскар Линдсей пережил исчезновение дочери очень тяжело. Поговорив с миссис Линдсей по телефону, Меила узнала, что после возвращения из Египта с ее мужем “случился сердечный припадок” и он неделю пролежал в больнице.

Вообще, у Меилы сложилось впечатление, что мать Беллы легче отнеслась к случившемуся, чем отец. Ну что ж, у нее осталось еще трое сыновей. Меилу не удивляла скрытая неприязнь, которую стареющие матери порою испытывали к подросшим красивым дочерям…

Меила временами очень сожалела, что ее опекуну нельзя сказать правду. Мало того, что несчастье с Беллой серьезно подорвало здоровье Линдсея-старшего, дела его фирмы тоже пошли на спад. Они ничего еще даже не успели наладить: ситуация усугублялась тем, что Линдсей порвал отношения с Барти, который должен был стать главным посредником между Лондоном и Каиром в организации поставок сырья из Египта.

Конечно, до самих поставок масел в Британию было еще далеко. Они еще и производство не подняли. Меила, как и сказала Оскару Линдсею, сделала Аббаса своим управляющим; но торопить природу и он не мог, при всей своей крестьянской сметке.

Имхотеп и Меила довольно часто ездили на ферму, которая была в нескольких часах пути от Каира. Теперь, когда дочь подросла, это стало легче. Меила знала, что муж подумывает о втором ребенке, - но Имхотеп пока что не заговаривал об этом и не торопил жену, видя перед глазами пример служанки.

Бедняжке Розе во вторую половину беременности стало легче, но все равно было тяжело. Меила только надеялась, что роды пройдут без осложнений: везти Розу за океан в этот раз возможности не было. И как простые женщины в Та-Кемет рожали без современной медицины?..

Имхотеп, когда жена поделилась с ним своими мыслями, неожиданно неприятно улыбнулся и сказал:

- В Та-Кемет на смерть детей смотрели проще. Дети не требовали стольких забот… такого сложного воспитания, как теперь. И бедные неджесы были всегда готовы к тому, что следующего ребенка заберет Осирис.

Меила вздрогнула. А что ж, это верно. В крестьянских семьях и по сей день смерть детей во младенчестве порою была облегчением…

Фэй как раз исполнился годик, она лишь недавно начала ходить и лепетать. Доктор Уайт говорил, что Фэй очень развитая девочка для своего возраста. Но сколько всего может произойти, пока она не вырастет!..

В этот раз, когда они поехали на ферму, Имхотеп даже предлагал взять дочь с собой, но Меила была категорически против. У нее появилась та материнская боязливость, которая в других женщинах прежде вызывала у египтянки раздражение.

- Как тебе кажется, не следует ли нам все-таки сказать Линдсею, что случилось? - спросила Меила Имхотепа, когда они вошли под крышу своего глинобитного сельского дома, под его благодатную тень.

Имхотеп сел в плетеное кресло у окна и долго не отвечал. Меила видела, как по темному лицу мужа пробегают желтые блики, - солнце играло в кронах молодых деревьев, которые недавно перевезли сюда, упаковав корни в мешки с мокрой землей, и посадили за домом.

И тут Меила увидела, что лицо Имхотепа приняло знакомое пугающее выражение. Как всегда, когда он готовился пророчествовать… или ощущал возобновившуюся связь с прошлым.

- Что? - напряженно спросила египтянка.

Имхотеп взглянул на нее.

- Я чувствую… эту землю, я слышу ее голос, - проговорил жрец. - У меня и моего брата было имение совсем рядом, в Дельте. Белла Линдсей связана с нами дважды: сейчас и тогда…

- Как тогда? - воскликнула Меила. - При жизни Сети?

Она встала со стула и быстро подошла к мужу.

- Почему же ты мне не говорил, если знал ее раньше? Ведь ты ничего не забыл из своей жизни?..

Жрец посмотрел на нее снизу вверх.

- Я не знал, - сказал он, и в лице этого мужественного человека появилась мольба, которую он мог обратить только к вершительнице своей судьбы. - Я никогда ее не знал, и не слышал о женщине по имени Небет-Нун. Тогда знания распространялись намного медленнее, чем сейчас, и охранялись крепче.

Эвелин поделилась с Амирами результатами своих изысканий, но они продвигались медленно, как всякая настоящая научная работа. Пока что у них не было ничего, кроме нескольких наводок и предполагаемого имени светловолосой чужестранки.

- Но теперь я убежден, что она связана со мной, с нами, - продолжил Имхотеп. - Возможно, если мы хотим отыскать ее следы, следует начать раскопки к западу от нашего поместья.

Жрец неожиданно улыбнулся.

- Я даже мог бы точно указать место. Там был наш дом.

Меила коснулась его гладкой головы, точно опасаясь, что у ее бессмертного супруга вот-вот начнется воспаление мозга.

- Но ведь это нельзя, дорогой брат, - с осторожностью сказала египтянка. - Там теперь частные владения.

Имхотеп взглянул ей прямо в глаза и рассмеялся; и вдруг показался жене мальчиком. Тем темноглазым мальчиком, которым он был в годы юности Сети.

- Не бойся, я не утратил рассудок.

Он крепко обнял ее, прижавшись к груди жены, точно к груди давно забытой матери. Меила гладила любимого по голове, утешала его, - и ощущала, словно к сердцу посреди жаркого дня подкатывает холод. Чувство узнавания, причастности к собственной истории, - тот трепетный смысл, который смерть придает самым обыденным событиям прошлого.

Она присела на подлокотник кресла Имхотепа.

- Так ты думаешь, что сказать ничего нельзя?..

Жрец качнул головой.

- Линдсей слишком стар для этого. Он даже поверил бы, что может вступить в разговор с духом умершей дочери, как думают многие спиритуалисты, - Имхотеп усмехнулся. - Но в такую судьбу тела дочери в физическом мире он не поверит, это сведет его с ума.

Меила кивнула. Скорее всего.

Тем более, что они даже представить не могут - что означали для души Беллы Линдсей такие приключения ее тела. Как не могут судить и о судьбе расщепленной души Меилы Наис.

***

Больше всего Беллу удивляло… и дезориентировало, как древние египтяне могли жить без часов. Она так привыкла к этому хронометражу, что не видеть отныне ни часов, ни календаря было для нее как плавать в море без берегов.

Когда с нею совершилось это перемещение, мисс Линдсей могла сказать, что ей девятнадцать лет и через полтора месяца должно исполниться двадцать. Но когда пробьет этот час в новой реальности, она не знала. Белла считала дни своего заключения в храме Амона, ставя палочки на последнем листке блокнота, который прятала под тюфяком.