Север помнит (СИ)

Она умерла. Давос бессильно сел в лодке, оплакивая женщину, которую узнал только недавно. Она спасла мне жизнь, а я не смог ее спасти. Он про себя поклялся духу Оши, что ее жертва не будет забыта, что Станнис назовет ее в числе героев, когда взойдет на трон.

- Оша? – сказал Рикон, все еще надеясь. – Оша?

- Она умерла, малыш. – Голос Давоса звучал глухо и невнятно. Он сильно дрожал под мокрой, обледеневшей одеждой. Более того, нужно было выбросить тело за борт, и немедленно. К ней прикасались упыри, и конечно, она восстанет после смерти.

- Нет. Нет, не умерла. Я не позволю! – Рикон вскочил на ноги и попытался подбежать к телу своей защитницы, но лодку качнуло волной, и он упал. Давос поймал его, а Рикон яростно сопротивлялся, колотя его маленькими кулачками и крича, чтобы Оша проснулась. Но она не проснулась. Тогда он заплакал и рухнул на Давоса, лягаясь и колотя его, злясь на мир, который отнял у него все на свете.

Давосу ничего не оставалось, как крепко обнять его. «Ночь темна и полна ужасов», - чарующе прошептала Мелисандра. – «Еще не поздно, луковый сир. Спасайся. Ты не должен становиться одним из них. Тебе не нужно жертвовать мальчиком».

«Но вы бы это сделали», - ответил ей Давос про себя, и его сердце обливалось кровью. – «Вы бы принесли в жертву Эдрика Шторма, если бы я не отослал его прочь».

«В королевской крови есть сила», - ответила она, как и всегда. Он увидел ее глаза, так же неестественно красные, как у упырей – голубые. Но наваждение исчезло, остались только луна и звезды, плачущий Рикон и воющий Лохматик. Ветер раздул парус, мертвяки и Скагос исчезли вдали, и они поплыли в сердце надвигающейся ночи.

========== Бриенна ==========

Ветер дул уже пять дней без перерыва. Бриенна даже надеяться не могла на такую удачу. Ялик мощными рывками мчался по Красному Зубцу, а когда ветер стихал, Бриенна садилась на весла и гребла, пока руки не начинали отваливаться. Когда-то в прошлой жизни она уже везла Джейме по этой реке, и тогда все было по-другому. В тот раз, даже ненавидя его, она спасла его от лучников Робина Ригера. Ради леди Кейтилин, а не ради него. Теперь же даже сама мысль о леди Кейтилин жгла словно клеймо, а что до Джейме…

По крайней мере, он жив. Бриенна сделала остановку в одном из мелких городков на реке и обменяла свои последние гроши на чистые повязки и горшок липкой темной мази, которую, по словам торговца, он взял у целительницы с востока, которую все называли «магги». Когда Бриенна смазала этой мазью раны Джейме, тот пришел в себя настолько, что смог пожаловаться на запах, и это придало ей сил, но лишь бесконечная тяжелая работа по управлению лодкой удерживала ее от малодушной паники. Старший Брат вылечит его, он должен.

Она соорудила для Джейме самое удобное ложе, какое смогла, сделав из их плащей импровизированный гамак. Чувство вины подгоняло ее хуже бича. Она всегда осторожно выбирала места для ночлега, и останавливалась только когда темнело настолько, что невозможно было плыть. Как бы она ни мечтала обеспечить нормальную постель и лечение для Джейме, это было слишком опасно. Они слишком приметная пара.

Наконец ее настиг шок от всего происшедшего, и Бриенну начали преследовать кошмары, в которых она видела изуродованное лицо и горящие глаза Кейтилин Старк. Она спала сидя; в лодке не было места двоим, чтобы лечь, а она не хотела тревожить Джейме. Ее мышцы все время ныли от боли, а в горло словно песка насыпали. Иногда она пила речную воду, чтобы утолить жажду, но вода эта на вкус была омерзительна и отдавала тухлятиной. У них почти кончилась еда, и Бриенна отдавала Джейме последнее, поддерживая ему голову и держа хлеб у его губ, пока он не глотал. Иногда он делал попытки отказаться, но она не позволяла ему, уговаривала, умоляла и даже угрожала, пока он не бормотал: «Глупая, упрямая, храбрая женщина». Однажды он улыбнулся ей и сказал, что когда они наконец доберутся до места, он хотел бы попробовать собачатину с лимоном, а потом прошептал, что до Дорна они вряд ли доедут, и снова впал в беспамятство.

По расчетам Бриенны, через несколько дней они должны добраться до Тихого Острова. Красный Зубец впадает в Крабий залив, так что нужно просто плыть по течению. Раз Джейме еще не умер, поддерживаемый зельями Тороса и «магги», похоже, смертельная опасность ему уже не угрожает, хотя его рана и выглядит ужасно. В течение бесконечных часов Бриенна шептала молитвы за здравие обоих Ланнистеров – и брата, и сестры. Она бранила себя за неискренность, зная, что молится за Серсею только из-за глупой надежды, что это как-то спасет Джейме, но все равно продолжала молиться.

Бриенна уже некоторое время точно знала одну вещь, но избегала размышлять о ней, страшась своих чувств. Она была влюблена в Джейме так же сильно, как когда-то в Ренли Баратеона, а может быть, и сильнее. Раньше это не имело смысла, а теперь приобрело огромный смысл. Она любила Ренли за обаяние, галантность и хорошие манеры, за красивое лицо и торжествующую улыбку. Он был единственным, кто не обращал внимания на ее безобразие и неуклюжесть, кто смотрел сквозь кольчугу и кожу, кто, казалось, не замечал меча, которым она могла побить любого. Ее чувства были искренни, ей нечего было объяснять и не за что извиняться. Это была девическая любовь, целомудренная и далекая от плотских отношений. Я сражаюсь как рыцарь и люблю как рыцарь. Хотя все равно никогда ей не стать «сиром».

Джейме был совершенно иным. Трудно найти другого человека в Семи Королевствах, который был бы полной противоположностью Ренли. Как и Ренли, Джейме внешне выглядел как истинный рыцарь, и по иронии судьбы его самым рыцарским поступком было убийство чудовища, в которое превратился Эйерис Таргариен. Но именно из-за этого убийства все считали чудовищем его самого. Я и сама назвала его чудовищем, когда мы плыли этим же путем.

И все же, несмотря на все его деяния, хорошие или дурные, Цареубийцу нельзя было назвать чудовищем. Бриенна слишком хорошо его знала, видела его силу и слабость, и Джейме стал для нее настоящим человеком, цельным (несмотря на отсутствие руки), каким Ренли никогда не был. Джейме не сомневался в том, кто он есть, делал, что ему вздумается, бросал вызов всему миру, но в то же самое время в глубине души боялся, что мир примет этот вызов. Часть его души и часть ее души перемешались, так что Бриенна не могла сказать, что принадлежит той девушке, которой она была раньше, а что – женщине, которой она стала. И если Джейме Ланнистер – трижды проклятый Джейме Ланнистер – захочет ее, ему достаточно просто попросить.

Но она не могла избавиться от стыда, что полюбила человека, которого леди Кейтилин так презирала, и не без причины. Когда любовь и стыд сталкивались в ее сердце, Бриенне хотелось кричать, словно ее раздирают надвое. Единственным облегчением для нее становилась работа – она гребла все быстрее и быстрее, пока лодка не начинала гудеть от скорости и все ее тело не пронизывала боль. По крайней мере, физическую боль она могла выдержать, хотя ее полуоткушенная щека иногда болела так, что слезы сами текли из глаз.

Один или два раза она едва не призналась в своих чувствах вслух, просто чтобы стало легче, но каждый раз отказывалась от этой идеи. Джейме то приходил в себя, то терял сознание, и для Бриенны была невыносима мысль о том, что он может ее услышать. А поскольку это по ее вине он лежит здесь весь израненный, он не примет ее слова всерьез и решит, что это просто муки совести. Или, еще хуже, пожалеет. Или отпустит какую-нибудь легкомысленную шуточку в своем духе, и окончательно разобьет ей сердце.

Буря мыслей так ошеломила Бриенну, что на шестой день пути она с удивлением обнаружила, что совсем рядом открываются серо-голубые воды Крабьего залива. На севере виднелись горы Долины, с заснеженных вершин спускались белые клинья льда, и она вдруг поняла, что очень давно не видела зелени, ни одного листика, цветка или плода. Даже нижние склоны гор и предгорья были покрыты снегом, а в городе лорда Харроуэя, который Бриенна обошла стороной, из каминных труб поднимался дым. Джейме начало трясти, поэтому она сняла с себя плащ и осторожно прикрыла его.