Север помнит (СИ)

- Ты дашь слово, - в голосе Оши была та же угроза, что и в голосе Хьяльмара. - Ты дашь больше, чем просто слово. Ты оставишь здесь мальчика и принесешь кровную клятву. Тогда и только тогда мы позволим тебе уйти.

- Мальчика? - Давос испугался, что речь идет о Риконе.

- Векса. Кальмарьего оруженосца. Он останется с нами, пока ты не привезешь черное стекло.

- Векс ни в чем не виноват, - запротестовал Давос. – Он немой. Только благодаря ему я и попал на Скагос. Оставьте его у себя, если хотите, только не причиняйте ему вреда. Он ни при чем.

Оша и Хьяльмар одарили его загадочными взглядами.

- Посмотрим, беспалый, - сказала Оша. – Все зависит от того, как быстро ты вернешься с этим стеклом.

Если путь до Скагоса к тому времени будет открыт. Между сегодняшним днем и будущим была тысяча возможных событий. И единственный способ проверить – это начать действовать.

Давос вынул стеклянный нож из ножен; придя в себя, он с удивлением обнаружил, что оружие все еще при нем. Как будто одичалые боялись трогать его, не зная всех подробностей его битвы в горах.

- Хорошо, - сказал он. – Я поклянусь на крови. Хьяльмар сделает то же самое?

Вождь одичалых пожелтел и уставился на Давоса налитыми кровью глазами. Потом он зарычал, снял у Давоса с пояса его собственный кинжал и полоснул по ладони.

Он изо всех сил пытается спасти своих людей, противостоять неизбежному злу и самым тяжелым обстоятельствам. Давос почти почувствовал к Хьяльмару симпатию. Он поднял руку и порезал ее черным лезвием.

И тут же рухнул на колени от невыносимой боли, которая пронзила его насквозь, - не руку, а спину, ледяную рану, нанесенную клинком Иного. Боль была такова, что Давос на мгновение словно вышел из собственного тела, и когда посмотрел самому себе в глаза, они были голубыми. Прежде чем он смог понять, что происходит и что это значит, он пришел в себя. А потом до него дошло.

Драконье стекло их убивает, а теперь во мне есть что-то от них. Если я умру, я стану упырем – может быть, я уже становлюсь упырем, ведь этот медленный яд теперь во мне. От ужаса Давос лишился дара речи. Он словно услышал шепот красной женщины о том, что огонь – это единственное исцеление. Эта болезнь словно серая чума, она распространяется медленно, но неотвратимо, пока он не превратится… нет, не в камень, в лед.

Ни Хьяльмар, ни Оша, похоже, не поняли, что с ним происходит. На их лицах было написано удивление и даже участие. Они ждали, пока он встанет и произнесет клятву. Он должен был ее сдержать. Чего бы это ему ни стоило – от пальцев до сыновей, свободы и самой жизни, - Давос Сиворт всегда держит слово.

Вечером ему дали собственный рог единорога: видимо, молодым охотникам сопутствовала удача. Старухи вручили ему рог с большой помпой – нужно беречь этот талисман как зеницу ока, ведь он оградит его от зла. Зла, похоже, приходится ожидать в избытке. Сам единорог, мохнатый зверь, похожий на козла, покрытого мехом, воняющим перезрелым сыром, и с зазубренным наростом на лбу, откуда был отломан рог, был съеден на ужин. Давос нашел мясо жестким и сухим, но лучше уж это, чем что-нибудь другое.

Тем не менее, есть ему не хотелось. Его слегка мутило, и он чувствовал себя таким слабым, что порыв ветра, казалось, может сбить его с ног, но он решил не тратить драгоценное время и поскорее покинуть Скагос. Только богам известно, во что я могу превратиться. Все было улажено, и он, Оша, Рикон и Лохматик должны были выйти из деревни завтрашним утром, чтобы к закату дойти до моря. Даже при самых благоприятных обстоятельствах это будет тяжелое и опасное путешествие, и это несмотря на то, что Хьяльмар согласился дать им пони, чтобы ускорить путь. В обмен он потребовал, чтобы Давос оставил ему стеклянный нож, но Давосу удалось его отговорить. Если его убьют по дороге, пригрозил он вождю, ни одного стеклянного клинка им не достанется.

Когда после переговоров Давос вернулся в шатер к старухам, он погрузился в неглубокий сон; ему снился лорд Мандерли, с лица которого содрали кожу. Придя в себя, он лежал и смотрел на спящего Векса. Интересно, что мальчик думает о нем, ведь он так просто продал его свободу. Векс храбро заверил Давоса на языке жестов, что с ним все будет в порядке, но Давос не мог избавиться от чувства вины.

Что касается Рикона, тот был чрезвычайно недоволен исходом дела, и Давосу пришлось пригрозить, что он опять его отшлепает. Только тогда юный наследник дома Старков неохотно подчинился. Разумеется, Давос не собирался плохо обращаться с мальчиком, но он также и не намеревался задабривать его. Насколько можно было судить, Рикон – в буквальном смысле взращенный волками - чрезвычайно нуждался в твердой мужской руке и дисциплине. Может быть, пара уроков поможет мальчику уяснить важность его возвращения домой.

Давосу никак не удавалось уснуть, и он просто лежал без сна и думал о том, что за твари сейчас разгуливают за пределами огненного частокола. Его спина все еще пульсировала от боли. Это пугало его почти так же сильно, как и целая толпа оживших мертвецов.

Наконец рассвело. Слабый, измученный и печальный, Давос натянул на себя одежду, застегнул пояс с мечом – ему удалось уговорить Хьяльмара вернуть меч, - и решил было разбудить Векса, чтобы попрощаться, но передумал. Будет только хуже. Нельзя оглядываться назад.

Он вышел из шатра и обнаружил, что Рикон и Оша уже ждут его. Лохматик расхаживал взад и вперед, вздыбив шерсть и оскалив зубы, но, по крайней мере, он не попытался вцепиться Давосу в глотку. Рядом были привязаны три крепких приземистых пони, почти таких же мохнатых и вонючих, как единорог. Они нервно переминались, напуганные присутствием лютоволка, и Давос не мог винить их за это.

- Милорд, - сказал он Рикону. – Вы позволите волку бежать впереди?

- Лохматик останется со мной, - упрямо ответил Рикон.

Решив не начинать путешествие со ссоры, Давос не стал настаивать; у них еще будут другие, более важные споры, в которых он должен будет одержать верх. Отвязав пони, они отправились в путь. Давос хотел было спросить, может ли Рикон ехать один, но увидев, как мальчик уверенно сел в седло, решил не спрашивать. И действительно, когда они выехали из деревни, Рикон припустил вперед, словно кентавр, а Лохматик бежал рядом с ним.

- Не уезжай далеко, раудур минн, - крикнула ему Оша. – Солнце еще не встало над долиной.

Рикон уехал слишком далеко и не слышал – или, скорее всего, благоразумно притворился, что не слышит. Давос решил, что позже обязательно объяснит мальчику, что подчиняться приказам совершенно необходимо – не только для Рикона, но для каждого из них, - чтобы выжить в пути. Нужно припомнить все старые контрабандистские трюки, чтобы незаметно пробраться к берегу, и даже придумать несколько новых, чтобы безопасно проскользнуть в Белую Гавань. Вернулся ли Мандерли со свадьбы Рамси Болтона? При этой мысли Давос почувствовал тянущую боль в животе.

Оша знала более безопасную и укромную тропу через горы, чем та, по которой пробирались Давос и Векс, и путь оказался легче, чем Давос предполагал. После полудня они остановились, чтобы быстро перекусить. Лохматик учуял что-то интересное, и Рикон убежал с ним, а потом дулся на Давоса, когда тот отругал его за задержку.

Когда они наконец прошли по каменистому ущелью и спустились к берегу, солнце пугающе низко опустилось к горизонту. Последний спуск был такой крутой и узкий, что им пришлось спешиться и вести пони в поводу. Взять на борт животных, за исключением Лохматика, не было никакой возможности, поэтому пони должны были последовать природному инстинкту и сами найти дорогу домой.

Давос и Оша приказали Рикону оставаться на месте. Они добрались до трещины в скале, где была спрятана лодка, и стали разбирать укрывающие ее ветки. Пока они работали, Оша сказала:

- Надеюсь, ты хорошо знаешь, что делаешь, сир.

- Знаю. – Давос не готов был признаться ей в своих предательских сомнениях. – Я обещал Хьяльмару, и я обещаю вам, миледи. Я обеспечу, чтобы вы безопасно добрались к лорду Мандерли в Белую Гавань, а потом и в Винтерфелл, или умру.