The Beginning of the End (СИ)

Даже такой великий национальный музей, как Британский, существовал в большой степени за счет частной поддержки.

За это время назначили нового главу администрации музея - того джентльмена, который был заместителем Хафеза, Орвила Бертрама. Этот англичанин был в хороших отношениях с покойным - но Меилу знать не знал, и к египтянам относился очень настороженно. Британцы вообще не любили иностранцев, а тем паче иммигрантов с востока. Самое забавное было то, что господа, подобные Орвилу Бертраму, смотрели на современных египтян как на тех, кто крадет их собственное культурное наследие…

Теперь на поддержку лондонских коллег рассчитывать не приходилось - и скоро семье Амир угрожали финансовые затруднения. Само собой, о подпольной торговле древностями после смерти Хафеза следовало забыть.

Бизнес? Это было слишком европейское - вернее сказать, американское понятие для их страны.

Возможно, им удалось бы начать какое-нибудь прибыльное дело - например, вложиться в одну из новейших промышленных корпораций, которые объединяли существовавшие раньше мелкие предприятия. Такова была общеамериканская тенденция, захватившая и Европу.

Имхотеп, знавший об этих гигантах со слов жены, был потрясен не столько великими технологиями двадцатого века - сколько общей их вредоносностью.

- Я бы примирился со всем этим, если бы вы могли остановиться, - сказал жрец. - Но ведь вы все время стремитесь обогнать друг друга! Неужели вы не понимаете, что все равно прибежите только к смерти?..

Меила, которая уже познакомилась с темпом жизни и воздухом Лондона, под взглядом мужа неожиданно снова почувствовала себя так, точно задыхается от этого смога. Египтянка прижалась к Имхотепу, зажмурившись в его объятиях.

Благословенная Та-Кемет, Та-Мерит, - жизнь в ней была так неспешна, что каждый день, казалось, вмещал в себя тысячу нынешних суматошных дней…

В Каире это еще не так ощущалось - но им в скором времени придется возобновить связи с Европой. К счастью, Англия живет все же более консервативно и размеренно, чем Америка. Про себя Меила называла Соединенные Штаты “страной отщепенцев”.

Но пока для нее главное - родить здорового ребенка. Меила однажды спросила Имхотепа, кого бы ему хотелось, сына или дочь, - а жрец отвечал, что это две радости, которые нельзя сравнивать. А когда они размышляли о том, какое имя дать ребенку, Имхотеп сказал, что для него это все едино.

- Ваши имена для наших богов одинаковы, - сказал он. - И для Бога, которому вы поклоняетесь, между ними, кажется, тоже нет разницы!

Меила решила, что назовет ребенка, все равно, сына или дочь, английским именем. Она пока еще не выбрала, каким.

И она, и Роза хорошо переносили свою первую позднюю беременность. Но когда пошел седьмой месяц, Меиле опять начали сниться беспокойные сны. Иногда она будила мужа своими стонами.

- Я опять была Анк-су-намун, - жаловалась египтянка, когда муж подносил ей стакан воды. Имхотеп и без объяснений понимал это. Сам жрец часто видел во сне прежнюю жизнь - но для Имхотепа она и не прерывалась, и он не рождался человеком другой эпохи, как его супруга!

Однажды Меила спросила:

- Ты бы хотел, чтобы я опять стала Анк-су-намун?

- Нет, - сказал Имхотеп.

Меила была счастлива осознать, что это искренне. Но, вместе с тем, возобновление снов все больше тревожило ее. Не значит ли это, что, зачав ребенка от Имхотепа, она снова ощутила связь со своей прежней сущностью?..

Но пока загадывать, как и сопротивляться, не имело смысла.

Когда до родов осталось два месяца, супруги Амир со своими слугами отправились в Лондон. Имхотеп впервые готовился, - в новом человеческом обличье и с новым пониманием вещей, - ступить на чужую землю, о которой до сих пор только читал.

========== Глава 37 ==========

В море с Меилой случилось то, чего она и ожидала, - напала тошнота и дурнота, сильнее, чем когда-либо раньше. Несмотря на свою свободу, египтянка все равно вела слишком замкнутую жизнь. Или Анк-су-намун воспротивилась этому отъезду?..

Для дочери Та-Кемет не могло быть судьбы страшнее, чем умереть на чужбине…

Конечно, Меила не позволяла себе сейчас задумываться о таких вещах. Сидя на привинченной к стене койке, застеленной клетчатым шотландским пледом, бледная египтянка улыбалась полному тревоги мужу.

- Иди на палубу, полюбуйся морем, - Меила усмехнулась. - Вот красота, от которой меня всегда тошнит.

- Я посижу с госпожой, сэр, - Роза подошла к Имхотепу с другой стороны. - Не беспокойтесь.

Имхотеп перевел взгляд с горничной на жену.

- Тебе что-нибудь нужно?

Меила качнула головой.

- Нет, дорогой брат.

Когда она называла его так, говоря по-английски, это звучало почти кровосмесительно… запретно. Имхотеп, тоже ощутивший волнующую остроту ее слов, с улыбкой наклонился и поцеловал Меилу в губы, приподняв лицо жены за подбородок.

- Я скоро приду.

Жрец вышел в коридор… постояв несколько мгновений, он накинул на голову капюшон коричневого шерстяного бурнуса. Имхотеп сознавал, как странен его облик для всех чужеземцев, которые плывут на этом пароходе, - и, что бы он ни делал, это не изменится. Жрец сумрачно улыбнулся. Народ Та-Кемет никогда не был любим людьми других стран.

Он поднялся на палубу и вздрогнул от пронизывающего ветра. Имхотеп плотнее закутался в свою накидку. Чужеземцы тоже застегивали на себе одежду до горла, но этот ветер им нравился - рыжие, как Роза Дженсон, англичане пересмеивались, радуясь, что плывут домой. Имхотеп подошел к борту и взялся за поручень, выкрашенный белой краской.

Прищурив глаза, жрец всмотрелся в сизое море, казалось, не имевшее ни начала, ни конца. Как современные мореходы находили путь в другие страны? Это было великим искусством в его дни - английская “навигация”, которую теперь, как и почти все остальное, осуществляли машины. Люди в “цивилизованном мире” переложили большую часть своей работы на машины.

Это не Маат - хотя никто из чужеземцев не думает такими словами…

“Скоро будет холодно… мы плывем в страну, где холодно половину года, и моя сестра родит в это время”, - подумал жрец с волнением и любовью.* Меила рассказывала и он читал, что в месяцы перет, время появления всходов в Та-Кемет, в северных странах вода превращается в лед и снег.

Твердую и обжигающе холодную воду Имхотеп сам видел и осязал, когда Меила однажды в европейском ресторане заказала для них напиток со льдом. Но белых хлопьев, которые сыпались с неба и сплошь укрывали землю, он до сих пор не мог себе вообразить. Неужели этот снег так и лежит в Англии по многу дней?..

- Ну да, так и лежит, - от звука веселого голоса рядом жрец вздрогнул и развернулся всем корпусом. Справа от него у борта стоял какой-то англичанин, который улыбался, забавляясь видом неученого дикаря. Имхотеп не заметил, что начал говорить сам с собой.

Однако же при виде выражения Имхотепа и его внушительного сложения улыбка сбежала с лица этого “джентльмена”.

- Прошу прощения, - тут же сказал англичанин, отступив от жреца: он стянул с головы свой “картуз”. - Вы говорили вслух. Вы в первый раз едете в Британию, сэр?

Имхотеп кивнул, пристально глядя на своего соседа. Молодое лицо, в глазах испуг и любопытство - вместе с почтительностью. Жрец улыбнулся.

- Я много чудесного слышал о вашей стране, - медленно сказал он. - Ты родом из Англии?

Английский язык не делал различия между обращением к одному или ко многим - и в нем сейчас не применялось это новое странное правило приличия: говорить человеку “вы”, как будто он не один. Хотя на самом деле, перед лицом богов, никто никогда не бывает один…

Юноша из Англии долго с удовольствием рассказывал жрецу о своей родине - а Имхотеп слушал, все принимая к сведению и время от времени задавая наводящие вопросы. В каирском доме Меилы иногда появлялись английские гости, но разговор почти всегда шел о делах этих людей в Та-Кемет.