Выученные уроки (СИ)

Ну, тогда ладно.

Может, мне просто следует уйти. Она точно не в настроении мне помогать, и вообще сейчас меня ненавидит. Я не думаю, что я что-то сделал, но откуда мне знать, если это действительно так? Я ничего не говорю, потому что даже не представляю, что можно сказать.

Но тут Роуз качает головой, словно вытряхивая себя из забытья:

— Извини, — сказала она (несколько горько). — Это было стервозно.

Я снова ничего не говорю. Я имею в виду, а что я должен был сказать? Определенно, спросить ее, что не так, было бы неправильным.

— Я просто раздражена, — выдавливает Роуз и начинает доставать книги из сумки и выстраивать их на столе.

Все же, несмотря на то, что я вроде как могу говорить с ней без желания блевануть от страха, я все еще не знаю Роуз Уизли. Я знаю некоторые вещи, конечно, потому что у меня выработалась привычка следить за ней за эти пять лет. Я знаю о ней разные вещи: знаю о ее привычке собирать волосы сзади, когда она учится; знаю, что она любит своего маленького брата больше, чем того, что тут в Хогвартсе; знаю, что ее любимый цвет — зеленый; знаю, что она всегда ставит перекладины в t и точки над i в ту же секунду, как пишет их, а не после того, как заканчивает все слово. (Наверное, вы сейчас думаете, что я спятил и помешался, но на самом деле я просто очень наблюдательный…). Но я, например, не знаю, насколько она откровенна в некоторых вопросах, например, почему у нее такое плохое настроение сегодня.

Я решил попробовать.

— Если ты не в настроении, то мы можем перенести на другое время…

И… На этот раз я опять был не прав.

— Почему? — вскинулась Роуз, уставившись на меня. — Боишься, что я повторю путь своей матери и попытаюсь тайно отобрать у тебя всю твою силу? Или ты не читал газет? Ты не знал, что моя семья ненавидит чистокровных?

А?

Я действительно не понимаю, о чем она говорит… Я не часто читаю газеты, да. Обалдело я задал очевидный вопрос:

— Эм, а разве твой отец не чистокровный?

Роуз опасно сузила глаза, и я уверен, что она изо всех сил старается убить меня силой мысли.

— Конечно, да! — с ненавистью бросила Роуз. — Но разве это имеет значение?

Хорошо. Как вы, наверное, понимаете, я очень озадачен. Я понятия не имею, о чем она говорит, и, если честно, слишком боюсь спросить. Так что я просто смотрю на нее. И когда Роуз понимает, что я не пророню ни звука, она закатывает глаза и вытягивает вечерний выпуск Оракула. С громким вздохом, она протягивает его мне.

КАНДИДАТ В МИНИСТРЫ ТРЕБУЕТ ЗАПРЕТА НА ЧИСТОКРОВНЫЕ БРАКИ.

Сотрудник министерства и нынешний кандидат в министры магии Гермиона Уизли пытается положить конец оставшимся чистокровным семьям в магической Британии. В заявлении, сделанном в четверг, миссис Уизли сказала, цитируем: «Очевидно, что в мире всегда будут предубеждения, и многие из этих предубеждений основаны на чистоте крови. Это невозможно изменить, если только не заставить каждого чистокровного мага или ведьму вступить в союз и произвести потомство с нечистокровными лицами».

Уизли - маглорожденная, уже давно задалась целью присвоения подобным ей особых льгот и ущемления прав всех остальных. Судя по заявлению, процитированному выше, легко себе представить, каким будет ее первый указ, когда она займет кресло министра. В случае ее избрания, нет никаких сомнений, она пойдет до конца в достижении своей цели — создания полностью полукровного общества.

Миссис Уизли, что довольно иронично, замужем за чистокровным магом.

Когда я закончил читать эту статью, я осторожно посмотрел на Роуз. Я не знаю, какой реакции она от меня ожидает. Уверен, она не верит в эту чепуху. Это Оракул… Всем известно, что это просто кусок дерьма, который распространяет лживые слухи и редко публикует хоть что-то правдивое. Никто не относится к нему серьезно.

— Ну? — сразу же спросила Роуз, выжидательно глядя на меня широко распахнутыми глазами.

— Что «ну»? — нервно спросил я, опуская газету и немного вздрагивая.

— Ну и что ты об этом думаешь? Поэтому ты не хочешь сегодня учиться? — требовательно спросила она, и ее глаза опасно засверкали.

Когда я сказал, что немного испугался, я соврал. Я очень испугался.

— Я… мм-м… Я не не хотел учиться, — бормотал я. — Я, хм, не знал, в настроении ли ты…

Убейте меня, я самый большой гребаный лузер на всей гребаной планете. Бля.

Роуз все еще выглядит несколько раздраженной, но, по крайней мере, больше не выплевывает слова. Нет, она говорит куда более спокойным голосом:

— Я в порядке. Я просто ненавижу все это дерьмо, — она показывает на газету, и я набираюсь смелости скомкать ее и швырнуть в мусорную корзину.

— Это все херня, — сказал я, надеюсь, ободряющим голосом. — Оракул в смысле. Ты ведь знаешь.

Определенно знает, потому что Роуз дарит мне (очень легкую) улыбку, и ее глаза снова стали прекрасно непринужденными (непринужденно прекрасными?). Затем она открывает учебник по Чарам, ни говоря больше ни слова.

Мы пробежались по всем предметам довольно быстро. Роуз действительно отличный учитель, и, хотя мне и не нужно много помощи, с ней мне легче понять некоторые сложные темы. Скоро мы должны были уже разойтись по общежитиям.

Мы бездумно и почти непринужденно болтали о разных вещах, когда вышли из библиотеки и пошли по коридору. Путь к Слизерину и Гриффинору, в общем, в одном направлении, поэтому мы некоторое время идем вместе, и я удивлен, насколько легко с ней разговаривать. Это клево.

До тех пор, конечно, пока мы услышали что-то совершенно не клевое.

Я не уверен, что расслышал верно, но, кажется, все-таки да, потому что Роуз тут же замерла на месте рядом со мной, и выражение ее лица было раз в двадцать хуже, чем то, которое напугало меня в библиотеке.

— Ага, как только ее грязнокровная мамаша проберется в кресло министра, они заполонят все министерство полностью, уверен.

Не надо быть гением, чтобы понять, о ком идет речь, но так как Роуз гений, то она соображает даже еще быстрее. Без лишних слов она медленно оборачивается, чтобы взглянуть на говорящего. Мэддокс Харрингтон стоит там с парой приятелей (шестой курс, Слизерин. Ну конечно. Ура нам всем). Они смотрят на Роуз так же пристально, как и она на них. Они не говорят ни слова, и я не знаю, потому ли, что испугались, или они так ее дразнят.

Роуз быстро устает от тишины.

— Что ты сказал? — тихо спросила она, ее голос звучит пугающе угрожающе. Никто не отвечает, и Роуз выжидательно смотрит на них, так сузив глаза, что они превратились в щелки. После еще нескольких долгих секунд тишины, она раздражается еще больше.

— Ну, не молчи теперь, — с ненавистью выкрикивает Роуз. — Скажи мне это в лицо!

Что-то подсказывает мне, что следует выйти и остановить это, потому что кончится это только одним способом: плохо. С другой стороны, уверен, если я сейчас скажу хоть слово, то на меня посыпаться проклятья (и скорее всего, с обеих сторон). Мне хочется стать невидимкой. Я знаю, о чем думают мои софакультетники, и это определенно не самые добрые мысли, по меньшей мере.

Аарон Ролда тут же подтвердил мои опасения:

— Что это, Малфой? — ухмыльнулся он. — Завел новую подружку? Уверен, твой отец будет просто счастлив.

Пожалуйста, пусть я исчезну, пожалуйста, пусть я исчезну, пожалуйста, пусть я исчезну.

— Ой, да ладно, — наконец заговорил Мэддокс. — Его семья наверняка будет голосовать за ее мать.

(Ага, конечно).

— Это сейчас модно, поддерживать грязнокровок, не слышал?

Ну, вот и все. Роуз бросается на него. В прямом смысле бросается.

Я не знаю, может, она забыла, что ведьма, или просто предпочитает физическое насилие. В любом случае, Роуз налетает на Мэддокса так быстро, что никто даже не успевает пошевелиться, в то время как она уже нападает на него. Она толкнула его так сильно, что он упал на пол, полностью застигнутый врасплох. Роуз пнула его прямо по ребрам, и он схватился за грудь с громким охом.