The Beginning of the End (СИ)

Имхотеп, правивший верблюдом, не оборачивался - и, хотя позволил Хафезу держаться за свой пояс, больше не удостоил его ни словом.

* Узел Исиды (тиет) - популярный в Древнем Египте амулет, обыкновенно из красной яшмы или сердолика. Считается, что тиет символизировал узел пояса Исиды.

========== Глава 28 ==========

У Хафеза были припрятаны деньги в поясе и в потайных карманах: дабы сберечь их, что бы ни случилось. Он рассчитывал вернуться более всех своих людей.

Имхотеп, увидев это, не был нисколько удивлен – и сказал, что так в его время прятали деньги шасу*, кочевники, которые тоже закутывались с головы до ног и не ценили ничего, кроме своего скота и золота.

Хафез был слишком озабочен, чтобы оскорбиться этим намеком на прошлое семитских народов - и на общность арабов и евреев. И, однако же, директор музея понимал, что отныне их роли переменились – теперь жрец был полностью зависим от него.

К счастью, Египет был еще слишком варварской, по понятием британцев, страной, чтобы Имхотеп вызвал больше подозрений, чем другие подобные ему. В Европе он выделялся бы как голый среди одетых. Здесь же было много таких личностей – в пестрой рванине, без паспорта, без рода и племени…

На базаре в Асуане Хафез раздобыл для своего господина одежду – штаны и длинную арабскую рубаху, так же, как сандалии и головной убор. Жрец хмыкнул, увидев все это, но смог одеться без посторонней помощи.

Теперь Имхотеп напоминал красивого рослого араба… однако его отличали совсем не арабское благородство черт и величественная манера поведения, какой сейчас не было даже у принцев. Арабы и турки, даже важные, были гораздо более суетливы… а это создание держалось так, точно в его распоряжении по-прежнему оставалась вечность.

Имхотеп еще в пустыне сказал, что теперь нуждается в еде и питье: а когда они достигли первого селения, стало видно, что ему нужно привести себя в порядок. У трехтысячелетнего египтянина снова начали расти волосы и возобновились другие жизненные процессы…

Помимо купания, он потребовал, чтобы его побрили. Он никак не мог сделать этого сам: помимо лица, жрецы Та-Кемет каждый день брили голову и тело. Хотя бы голову следовало привести в должный вид.

Имхотеп отказался довериться чужим рукам, да никого подходящего рядом и не было – и Хафезу пришлось самому стать цирюльником. Хафез сбривал себе бороду по-европейски, и сумел побрить жреца так, чтобы ни разу не порезать.

Хотя ему все больше хотелось увидеть – течет ли у этого существа кровь, как у всех смертных…

Хафез закончил свою работу, причитая про себя и качая головой. Такая наружность как ничто другое отделит Имхотепа от современных египтян: можно ли вообразить благочестивого мусульманина в его возрасте без почтенной бороды!

“В его возрасте… Всемилостивый Аллах, не дай мне сойти с ума…”

В Асуане они сели на пароход, и Имхотеп привычно затворился в каюте. Хафез же, выйдя на палубу и глядя на проплывающие мимо сонные берега, напряженно размышлял о своем положении.

Ищут ли его британские власти – и обвиняют ли его в чем-нибудь?..

В Лондоне теперь должно быть известно, что ночью злоумышленники ограбили Британский музей и вынесли какое-то количество экспонатов, считая неидентифицированные мумии. Убийств за ними, по счастью, не числилось. Он, Хафез, был в Лондоне в эту самую ночь… но кто может подтвердить это? Кто видел, что Хафез вообще возвращался в Англию?

Сотрудники его не видели: и никто из них даже слушать не будет такую невероятную историю. Все подельники Балтуса Хафеза мертвы. Оккультный кружок больше не существует…

Как быть с семьей О’Коннеллов? Рик О’Коннелл убил Царя-Скорпиона, честь ему и хвала, и предотвратил конец мира. Но неизвестно, живы ли эти герои по сей день.

Если они не вернутся, это будет означать, что пропали без вести в экспедиции. Такое случается сплошь и рядом. Ну а если да… в своем просвещенном Лондоне О’Коннеллы тоже не посмеют открыть рот.

Значит ли это, что Балтус Хафез чист?..

Он выяснит, как только будет возможность.

Когда взволнованный Хафез вернулся в каюту, Имхотеп потребовал, чтобы тот немедленно начал учить его английскому языку.

Хафез страшно устал, однако нашел в себе силы выполнить желание господина и начать урок прямо здесь. Он понимал, что теперь Имхотеп, конечно, нуждается в социализации… прежде, чем сможет строить планы на будущее. Если, конечно, жрец уже не начал строить эти планы.

К тому времени, как они приплыли, Имхотеп уже мог назвать все предметы в каюте и строить с этими словами простейшие предложения. Прежде всего, ему нужен учебник грамматики… и выучиться писать и читать. Хотя Хафез был уверен, что последнее много времени у жреца не займет.

Древнеегипетский алфавит и правила чтения и писания требовали гораздо больше усилий. Английский же – самый быстрый, функциональный и рациональный из современных языков…

Вскоре Имхотеп выразил то же мнение другими словами, сказав, что английский – “язык рабочих, которые всегда спешат и не смотрят на небо”.

Хафез приготовился к тому, что ему придется поселить Имхотепа у себя. К счастью, его слуги неболтливы, как и слуги Меилы… Жива ли она?

Хафезу не хватало Меилы больше, чем он готов был себе признаться. Теперь же, когда старый египтянин знал, что он и Имхотеп спаслись благодаря Меиле, директора музея все сильнее свербила мысль, что она могла погибнуть.

Оказавшись в доме Хафеза, Имхотеп в первый раз поблагодарил его – за гостеприимство.

Хафез ответил, что рад служить: однако понимал, что Имхотепа все более тяготит его зависимость. Настанет время, когда Имхотеп захочет покончить с таким положением. К этому нужно приготовиться.

В доме директора музея гостя восхитило устройство ванной комнаты и уборной: у Меилы Имхотеп еще не пользовался этими удобствами и не нуждался в них. Имхотеп сказал, что водоводы, похожие на этот, богачи Та-Кемет устраивали у себя еще в его время; а о таком способе стока нечистот он только слышал. Жрецу также понравились современные гигиенические средства, которых еще не знали египтяне.

Имхотеп неожиданно сообщил, что был назван в честь древнего врача, который в Та-Кемет почитался полубогом.* Жрец сказал, что при его жизни лекари уже знали о связи телесного здоровья с чистотой. Почему те, кто соблюдает чистоту, меньше болеют? Он полагал, что причина в благочестии…

Хафез смутился, кашлянул… однако нашел в себе смелость рассказать о болезнетворных бактериях.

Имхотеп выслушал хозяина дома невозмутимо: хотя для него, конечно, это было поразительное знание. Он только кивнул, показывая, что принял слова собеседника к сведению.

А потом Хафез не удержался и в свою очередь спросил – правда ли, что во времена Сети верили, будто болезни вызывают злые духи?

Жрец усмехнулся, услышав язвительные нотки.

- Мы искусно лечили многие болезни, - сказал он. – И почему ты уверен, что злые духи к недугам непричастны? Потому, что вы не видите их?

Хафез хотел рассмеяться… но внезапно понял, что ему нечего возразить. Взгляд человека древности, как оказалось, может представить известные факты в совершенно другом свете…

Хафез поручил своему слуге по имени Наср, который иногда брил самого директора музея, побрить гостя, включая голову и тело, – и предупредил, что эта услуга будет ему нужна каждый день. Если молодой араб и удивился причуде Имхотепа, он не возразил.

Имхотепу дали одежду, похожую на его прежнее богатое черное облачение: за исключением штанов, которые он теперь должен был носить постоянно. Греки и римляне тоже долго пренебрегали этим “варварским” предметом одежды – но у Имхотепа было гораздо меньше времени, чтобы привыкнуть.

Хафез поел вместе со своим господином и гостем. Имхотеп ел аккуратно, хотя о вилке не слышал. Он во второй раз пригубил теперешнее египетское вино… и, поморщившись, заявил, что в его время вино делали лучше. Однако арабские кушанья жрец похвалил и снова поблагодарил хозяина.