Реабилитация (СИ)

Еще один скрежет его зуб.

- Она обезумивший ребенок!

Поразительно, что определенные вещи в этой жизни оставались неизменные. Например, то, что Корсаков ставит мою безопасность, превыше всего.

- Лекс, не кричи, пожалуйста.

Я была сильнее. В четырнадцать лет, я была сильнее. Такой же миниатюрной и худой маленькой девочкой, но именно тогда я перевернула свою жизнь, о чем сейчас, конечно же, пожалела. От нас ушел отец, я бросила танцы, я зубрила сутками напролет учебу. Что стало бы со мной, окажись я на месте девочки?

Страшно было даже представлять такое, но одно я знала точно, из окна бы я не выпрыгнула. Скулила бы, выла, ненавидела весь мир, но жизнь бы себе сохранила. О многом можно забыть, многое пережить, но жизнь свою вернуть, уже не удастся.

И сейчас я понятия не имела, как подступиться к ребенку, которого семеро мужиков, сделали в миг взрослой.

- Алекс? А где ее отец?

- Занят, - почти сквозь зубы прорычал он.

- Понятно.

Вот отсюда и корень всех проблем. Лишь одно чувство во всем мире может воскресить – любовь, и лишь равнодушие может добить. Не многим дано выжить, вопреки всем и всему.

- Я не знаю даже с какой стороны к ней подойти.

Бинт на моей руке насквозь пропитался кровью.

- Котенок, не уверен, что тебе стоит продолжать этим заниматься.

Голубые глаза были непреклонны, и я бы согласилась, да вот только другой кандидатуры не было. Обезболивающее воздействие начинало проходить, и рука «ныла» нестерпимо. Мне действительно повезло, что карандаш девочка воткнула в руку, а не в горло, к примеру.

Стоило ли так рисковать, да и после подобной выходки, если бы не связи богатого отца девушки, ее бы уже определили в психиатрическую больницу. Я вспомнила ее взгляд, там некого было спасать. Не мала вероятность, что поставь я ее на ноги, их она использует лишь для того, чтобы добраться до очередного витка своей смерти.

- Это ведь важно для тебя, Лекс?

Приходилось подстегивать себя тем, что передо мной все еще тот человек, который выносил меня из любого пожара на руках, ни капли, не думая о себе. Его испуг, как и мой, пройдет, оставляя осознание беды.

- Не важнее тебя.

Вот он, передо мной тот человек, который бы понимал меня с полуслова. Страшно представить себе, как отреагирует Егор, на то, что на работе в меня воткнули заточенный карандаш – дротик. Я бы не став очевидцем, не поверила бы, что такое бывает.

И все же….

Именно со Щукиным, я бы и хотела сейчас очутиться. Пусть он и не понимал, как это быть мной, но он отлично понимал, какого это испытывать боль. А человек, понимающий это, всегда смотрит на мир иначе.

- А должно быть! Алекс, пусть там, в палате, уже одна треть от девочки, которую ты знал, но грош цена нашей Гиппократовой клятве, если мы ничем ей не поможем!

- Девочка опасна.

Он, разумеется, был прав.

- Не опаснее многого в моей жизни.

- Верно.

Нам больше нечего было друг другу сказать. Он слишком хорошо меня знал, чтобы спорить. А я была слишком убита обезболивающим, чтобы хоть, сколько то мыслить здраво.

- Я вызову такси, а потом отгоню твою машину домой. Тебе будет, кому помочь, в квартире?

И опять Корсаков прощупывает почву, хотя я думала, мы уже все обсудили. Но в чем-то он был прав, звонить и пугать маму мне не хотелось, звонить Егору, тоже не вариант, парень на соревнованиях и отвлекать его от этого, мне совершенно не хотелось. У парня была своя жизнь, ответственность за команду, и отнимать у него это было бы шантажом.

Ну что ж, и сама справлюсь.

- Не переживай за меня Алекс.

Я попыталась выдавить из себя улыбку, но рука все еще так сильно болела, что получалось у меня худо.

- Ты уверена?

Ничуть.

- Да, Алекс.

Я вовсе не была одинокой, у меня были близкие люди, подруги, друзья. Но так уж повелось, что я с проблемами привыкла справляться сама. По крайней мере, не до степени фанатизма, но настолько насколько могла.

- Ладно, выспись хорошенько.

Глава 40.

Я смеюсь, чтобы не плакать, не выть, не стонать, не кричать, не вопить дурным голосом, не ругаться на чём свет стоит.

Смех — это просто ещё один способ дать выход эмоциям.

Чак Паланик “Уцелевший”

- Привет, сходим куда-нибудь?

Мозг выдавал информацию постепенно, маленькими порциями. Следуя совету Алекса я, как только приехала домой на такси, сразу рухнула спать. И, похоже, проспала не мало, раз у Егора уже закончились занятия и тренировка. Взгляд вновь упал на перебинтованную руку, такое не спрячешь. И, разумеется, за руль я сесть не смогу.

- Прости, я так сегодня устала на работе, прямиком поехала домой. Сейчас перекушу и спать лягу.

Собственно это и было правдой, я действительно сейчас больше всего на свете хотела заснуть снова.

- Что-то случилось?

- Нет, только устала, - я заставила голос не дрогнуть, но как же я не любила врать. Хотелось верить, что это спасительная ложь. Парню и так сложно понять, с чем же я связала свою жизнь, а увидь он, что это вполне может меня изувечить, речь пойдет совсем не о том. Так реагировала мама, когда начала замечать, что работа для меня скорее наркотик, чем способ обеспечить свою жизнь.

- Вик, ты уверена, что в порядке?

Еще один шанс не соврать.

- Да, до завтра.

Я отключила связь и поставила телефон на беззвучный режим. Было сложно делиться проблемами, казалось это уже патология. Но это касалось только меня. Раз я могу это вынести, к чему перекладывать этот груз на плечи других.

С трудом встав, я сменила себе повязку. Обращаться со всем этим одной рукой, было крайне сложным, но все же возможным. Еще раз поблагодарила гены за то что, как и моя мама, я левша. Рана уже не кровоточила, но по краям была воспаленной и горячей, болела не мало, но все это можно было с легкостью пережить.

Трель дверного звонка, отвлекла меня почти на полпути, на скорую руку, замотав рану, я пошла, открывать дверь. На пороге стоял Егор, недоверчиво осматривая меня с ног до головы и сильно морщась, смотря на мою перебинтованную руку.

- Мне Алекс, позвонил.

Вначале не поверила своим ушам, Корсаков делает странные вещи.

- Рассказал, что тебя поранили, и ты никому об этом не расскажешь. Ты ведь мне соврала. Опять.

Я прямо слышала точки между его фразами. Так было нельзя, тем не менее, я считала своим долгом ограждать милого мальчика, от злого мира. С него хватит и того, что он кормилец всей семьи, большего он попросту может не вынести. А проверять, я не хотела.

- Я же сказала по телефону, со мной все в порядке.

Голос не дрогнул, хотя внутренне мне хотелось осесть к его ногам, и признаться в том, что у меня и у самой сил немного осталось.

Щукин не спрашивая, убрал меня со своего пути, и зашел в квартиру. Помыв руки, поставил чайник и сделал бутерброды.

- Ела?

- Нет.

Сложно вспомнить, когда обо мне так в последний раз заботились, и признаться это было приятным.

- Готовить я особо не умею, но судя по твоему рациону, ты не далеко от моих навыков ушла.

Его голубые глаза почти проедали мою душу, так странно ощущать, что такой эффект возможен, лишь от одного взгляда.

- Я умею готовить, просто мне не всегда есть, когда этим заниматься.

- Серьезно?

Одна бровь парня взметнулась, и я готова поклясться, в его голове подбиралась фраза о том, что я полная дура, занимаясь этим.

Пришлось отхлебнуть глоток крепко заваренного чая и отвести взгляд. И почему я продолжаю чувствовать себя виноватой?

- Рука сильно болит?

Парень попытался, взять меня за нее, но я резко дернулась пролив на себя горячий чай. Желтые разводы окрасили белый бинт и край домашнего спортивного костюма.

- Повязку я наложила на скорую руку, сейчас погоди, перебинтую.

Затянув края бинтового материала, я позволила взяться за нее.

- Иначе заражение будет.