Сердце в тысячу свечей (СИ)

Комментарий к 22

Если в тексте встретятся очепятки или ошибки, то

включена ПБ - буду благодарна за помощь )))

Не бечено…

POV Китнисс

Из зеркала на меня смотрит незнакомка: слишком нежная, усыпанная розами и, будто, по-детски наивная в этом белом платье, которое пришлось надеть на праздник. Невеста.

«Я никогда не мечтала об этом, не грезила о том, чтобы быть с кем-то парой. За меня все решили. Снова».

Качаю головой.

«Это не справедливо по отношению к Питу, ведь принудили не только меня, нас обоих. Хотя он, вроде, был и не против. До некоторого времени – до того, вероятно, пока в его жизни не появилась Ребекка».

Ревность жжет подобно прикосновению раскаленных углей, и я, как не пытаюсь, ничего не могу с этим поделать. Пит целовал ее, потому что хотел, обнимал – по собственному желанию. Я видела. Я помню.

Всего пару часов спустя я стану его женой. Я люблю его?

Сердце стонет от безысходности, не так должна себя чувствовать невеста в свой самый главный день. Однажды Пит рассказывал о своей матери, которая любила отца безответно и медленно угасала, не найдя крупиц тепла в собственной семье, – неужели меня ждет та же судьба? Нелюбимая, навязанная?

Я привыкла принимать его чувства, как должное, а сейчас, когда все изменилось – когда я сама изменилась! – их у меня забрали. Лишили того, без чего я вряд ли теперь сумею стать счастливой…

Вздрагиваю, когда за моей спиной в отражении возникает Кларисса – капитолийка временами даже не стучится, сегодня, видимо, как раз такой день.

Оборачиваюсь.

– Зачем пришла?

Она складывает руки на груди, хмурит брови.

– Снова исходишь жалостью к себе? – Кларисса бьет по самому больному, отчего я начинаю злиться.

– Если только это – то уходи!

Капитолийка и не думает слушаться. Она подается вперед, наклоняется, упираясь руками по обе стороны от меня, и, глядя прямо в глаза, спрашивает:

– Ты хоть когда-нибудь думала о нем так же много, как он думает о тебе? Когда-нибудь ставила его жизнь выше собственной?

Мне не нужно уточнять, кого она имеет в виду, и от несправедливости обвинения я не на шутку раздражаюсь.

– Это не твое дело, но ради него я пошла на многое!

– Ты отвернулась от него, когда больше всего была нужна!

– Не правда! Ему нужна не я! – тут же жалею о вырвавшихся словах, но их уже не воротишь.

Кларисса отталкивается, отходит, но не сбавляет напора.

– Вот видишь: все твои мысли только о себе. Бедная, нелюбимая Китнисс! Да что ты знаешь о том, кто нужен твоему будущему мужу?

Открываю рот, чтобы ответить, но она не дает, шипит:

– Нет уж, я еще не закончила! Как много Пит рассказал тебе о том, какую цену он заплатил за твою «сохранность»? Рассказал ли что-то вообще? Ты слепая, если не видишь, как он медленно умирает у тебя на глазах!

– Кто бы говорил! Ты, которая все это устроила! Только какая теперь разница? У него есть Ребекка, до меня Питу нет больше дела! – кричу, вскакивая со своего места.

– Не устану поражаться, какая же ты дура, Эвердин! Ты поэтому изводишь парня? Ревность! И снова, снова, снова ты думаешь о себе!

Мне обидно от ее слов, но какая-то крохотная частичка меня все-таки соглашается с капитолийкой, поэтому я решаюсь спросить:

– Что именно Пит мне не рассказал?

Понимаю, что, скорее всего, я ищу ему оправдание, пытаюсь найти что-то объясняющее тот поцелуй между ним и внучкой Сноу, который я видела. Ищу что-то, способное уменьшить мои страдания.

Кларисса вздыхает и долго решает, что именно мне сказать.

– Не всякие пытки это сломанные конечности или плоть, рассеченная до кости. Не каждая боль это истязание тела. Синяки проходят, а порезы затягиваются. Время не лечит только душевные раны: если они чересчур глубоки, то могут остаться навсегда. Или этого «всегда» может не хватить, чтобы человек посмотрел на все иначе…

– Я не понимаю…

Капитолийка качает головой.

– Пит не по своей воле пошел в постель к Ребекке, и, хотя тебе, Китнисс, нравится думать, что виноваты я или он, вспомни о том, что ты могла бы заменить Пита. Спасти не только от объятий Ребекки, но кое и от чего еще…

Мое терпение на исходе, а Кларисса говорит загадками. Наверное, ей и сказать-то нечего, просто тянет время лишь бы позлить меня?

– И от чего же?

Она закусывает губу.

– Если даже чтобы вымолить твою жалость, он не сказал, то и я не скажу, – говорит Кларисса. – Важно другое, сегодня Пит совершит, вероятно, самую большую ошибку в своей жизни!

Кровь приливает к моему лицу, и я инстинктивно сжимаю руки в кулаки. Какая низость с ее стороны назвать нашу свадьбу, пусть и вынужденную, главной ошибкой в жизни Пита!

– Да как ты?..

– Он собирается напасть на президента, – опережает меня Кларисса, понизив голос. – Сегодня! Ты знаешь, что бывает с теми, кто осмеливается на убийство?

– Смертная казнь… – выдыхаю я, не задумываясь.

Калейдоскоп мыслей вспыхивает в голове, одна страшнее другой. Я тут же вспоминаю, как Пит, израненный, лежал на моей кровати в темнице, как я молилась, чтобы он выжил. Как я боялась, что могу остаться без него… Я и сейчас не могу!

Только не Пит! Я не могу потерять Пита!

– Почему? – вопрос срывается, но ответ не важен. Пит не рассказал мне что-то очень важное, что-то из-за чего он теперь готов умереть.

– Из-за тебя, – бросает Кларисса, – он снова спасает тебя! Что у него осталось? Воля? Тело? Только жизнь еще принадлежит ему – но и с ней, он расстанется, чтобы спасти твою шкуру, Эвердин! Ты допустишь это? Позволишь Питу погибнуть ради тебя?

Я трясу головой, с абсолютной ясностью понимая, что не стану раздумывать, чья жизнь важнее: любимый столько раз рисковал ради меня, а я так ни разу и не уплатила ему долги.

«Любимый…»

Почему я не решалась назвать его так даже в собственных мыслях? Я ведь действительно люблю его! И так давно, что он уже стал частью меня, той самой половинкой, без которой не может быть жизни.

– Останови его, Китнисс, – голос Клариссы становится мягким, просящим. – Не дай ему умереть…

– Не дам, – обещаю я.

***

Миротворцы и Кларисса сопровождают меня к месту, где все свершится.

Я стану женой Пита.

Между нами в последнее время пролегла пропасть, мои слова о ненависти, его покорность и отстраненность – как мы допустили, чтобы Сноу сумел разлучить нас? Что произошло в тот злосчастный вечер между Ребеккой и Питом? Почему он даже не попытался ничего объяснить?

О чем говорила Кларисса, намекая, что Пит страдал в последнее время больше, чем позволил мне увидеть это?

Я задерживаю дыхание, когда вижу его еще издалека: Пит стоит возле дверей, ведущих на дворцовую террасу, и где-то там, снаружи, шумит толпа, пришедшая, чтобы посмотреть на свадьбу «несчастных влюбленных». Внутри разливается тепло, приправленное страхом.

Пит не замечает моего приближения, он смотрит прямо перед собой и, кажется, до крайности напряженным.

– Привет, – говорю я, останавливаясь за его спиной.

Пит вздрагивает и поворачивается ко мне. Я успела отвыкнуть от того, чтобы он был так близко: хочется кинуться к нему в объятия, но вместе с тем слишком боязно сделать это. Он рассматривает меня, и я смущаюсь.

– Это плохая примета – увидеться до свадьбы, – неловко говорю я, пряча взгляд.

– У нас с тобой все не как у всех, – успокаивает меня Пит, и я не удерживаюсь – снова смотрю на него.

Его глаза – моя слабость, а тепло губ, которые касались меня, – самое сладкое, что я когда-либо пробовала… Однако, я замираю от неожиданности, когда Пит вдруг оказывается стоящим совсем близко и, не спрашивая, притягивает меня к себе. Я пугаюсь, стараюсь отодвинуться, но он удерживает меня за руки и накрывает мои губы своими. Ему нет дела, что охрана и Кларисса пялятся на нас, и постепенно и я перестаю беспокоиться – огонь, исходящий от Пита, опаляет и меня тоже.

Прихожу в себя, только когда он отстраняется. Смотрю ему в глаза и тону в сквозящей в них нежности.