Сердце в тысячу свечей (СИ)

А потом дверь позади распахивается, заставляя всех троих обернуться.

На пороге стоит Ребекка и смотрит на нас, сохраняя непроницаемое выражение лица. Ее взгляд скользит по мне и Мелу, схвативших друг друга за одежду, потом по Вернону, который даже не прикрывается – так со спущенными до колен штанами и стоит, уперев руки в бока.

А потом она смотрит только на меня. Вероятно, я выгляжу совсем уж жалко – Ребекка смягчается, даже сочувственно поджимает губы.

– Отпустите его, – негромко произносит она.

Мел хмыкает и отказывается, Вернон, наконец, начав одеваться, тыкает в ее сторону пальцем:

– Не лезь не в свое дело, – рявкает он.

Ребекка смиряет его взглядом.

– Я забираю Мелларка.

– Хрена с два!

Он приближается к внучке Сноу и нависает над ней, мужчина почти на две головы выше, однако, Ребекку это не слишком беспокоит – уверенная в защите президента, она не боится расправы.

– Ты – жалок, – она усмехается, а у ее противника от злости сводит челюсть. – Хотел поиметь его бесплатно? Сегодня ночью он со мной, так что вы сейчас же его отпустите.

Мужчины переглядываются, мнутся, но Вернон все-таки кивает товарищу, и Мел выпускает меня из своих клещей. Тут же отступаю к самой стене, утыкаюсь глазами в пол.

Вздрагиваю, когда Ребекка прикасается ко мне – ласково берет мою ладонь в свою.

– Пойдем, – шепчет она, увлекая меня за собой.

И я снова иду, позволяю вести себя в неизвестность. Ноги ватные, меня даже чуть шатает – я почти не верил, что мне удастся спастись. Стоило бы поблагодарить Ребекку, но отчего-то первой с языка слетает не та мысль:

– Ты действительно купила меня на сегодня?

Ребекка останавливается, оборачивается ко мне и так долго вглядывается в мое лицо, что мне даже становится неловко.

– Вообще-то нет, – признается она. – Я видела, как тебя увели, а потому пошла следом. Пришлось рискнуть и соврать, – Ребекка подмигивает мне, – я могла и прогореть, если бы у них оказался на руках твой контракт.

– Спасибо, – выдавливаю из себя.

Голова идет кругом, я растерян и подавлен. А Ребекка снова тянет меня за собой.

– Пойдем, я знаю тихое местечко.

Не смотрю вокруг, просто позволяю внучке Сноу показывать путь, наши ладони все еще вместе, и отчего-то это меня успокаивает, придает сил.

Она выбирает уютный цветник возле окна – за стеклом город, красивый в своем ночном блеске, но жестокий – сердца людей чернее неба, раскинувшегося над их головами. Мы стоим плечо к плечу, и какая-то невидимая связь зарождается между нами: Ребекка знает о том, что меня насиловали. Она знает, но все еще рядом, все еще держит меня за руку. Сможет ли Китнисс сделать тоже самое? Сумеет ли понять, что я… не смог защитить себя.

– Я могла бы поговорить с президентом, – произносит Ребекка, – чтобы тебя больше не отдавали им.

– Ты, правда, это можешь? – вспыхиваю я.

Она кивает.

– В обмен я тоже хочу кое-что…

Наверное, я мог бы согласиться сейчас на что угодно, только бы никогда впредь не встретиться ни с Верноном, ни с Мелом.

– Что ты хочешь?

– Тебя, – улыбается Ребекка.

Я не понимаю ее, она и так покупает мое тело, и так использует его, когда хочет.

– Но…

Она не дает договорить, прикладывает палец к моим губам.

– Я хочу, чтобы ты обращался со мной, как с ней… Не по принуждению, не потому, что у тебя нет выбора, Пит, а потому что ты любишь меня.

– Ребекка!

Магия момента, когда я почувствовал родство наших душ, рассыпается по кускам. Я не знаю, что ответить.

«Как с ней…»

О чем говорит внучка Сноу? «Как с Китнисс» у меня не будет ни с кем и никогда. Я не могу приказать своему телу не наслаждаться близостью с Ребеккой, но мне не надо приказывать душе любить или не любить Китнисс – она часть меня, она в моей крови.

– Что ты такое говоришь? – надеюсь, что неправильно ее понял, но она не дает мне шанса.

– Я говорю, что чувствую, Пит, – Ребекка обхватывает руками мое лицо. Мотаю головой, но она не отпускает.

– Целуй меня, как бы целовал ее! Ласкай, словно это ее тело извивается под тобой! Пит, пожалуйста…

Не понимаю ее, не понимаю себя. Мир сходит с ума!

– Зачем тебе это нужно?

– Ты нужен мне, – жалобно шепчет Ребекка, – и я не могу даже думать о том, как ты возвращаешься к ней. Как целуешь ее, как трогаешь… Пит, будь со мной…

Тяжело вздыхаю, отстраняюсь.

– Ты просишь о невозможном, – стараюсь объяснить ей, но она и не слушает, злится.

– Действительно? Может, я так много прошу в обмен на твою свободу от этих парней?

Мы впяливаемся друг на друга, и каждый стоит на своем. Одной мысли о возвращении к Вернону и Мелу хватает, чтобы меня затошнило, но то, о чем просит Ребекка…

– Ладно, – я сдаюсь.

В конце концов, мы были с ней вместе много раз, а сейчас… Просто не думать. Делать. Ребекка мне не омерзительна. Она даже по своему мила. И очень красива.

«Она не Китнисс».

Но за все надо платить, лучше так…

– Уверен? – сощурившись, спрашивает она.

Делаю шаг к ней, обнимаю за плечи. Лицо Ребекки так близко, что в свете звезд я могу пересчитать ее ресницы. И я целую ее губы, уже знакомые, не противные. Теплые и такие податливые, что это вызывает во мне крупицу нежности.

Она обвивает мою шею руками и льнет так близко, словно пытается слиться в одно целое. Она стонет мне в губы, а у меня вырывается то ли вздох, то ли хрип: «как с ней…», забыться, позволить. Не ради Китнисс. Ради себя…

Внезапно Ребекка отстраняется, смотрит позади меня и улыбается, но я не оборачиваюсь, просто смотрю на нее погруженный в свои мысли. Этой ночью я переступлю не только через свою тело, я растопчу душу….

Мне мерещится шум удаляющихся шагов, но, когда я поворачиваю голову, сзади никого нет.

– Там кто-то был? – напряженно спрашиваю я.

Ребекка все еще улыбается.

– Никого, Пит, никого, кто мог бы нам помешать…

В комнате Ребекки мы почти сразу оказываемся на кровати. Целуемся, гладим друг друга. Несмотря на все, мне не гадко. Я истосковался по чьей-то искренней ласке. С Китнисс все так сложно: она не верит мне, а я боюсь выдать себя, проговориться о тех плохих снах, что вижу по ночам. Ребекка знает, что они – явь. И ей не противно, не мерзко прикасаться ко мне, после всего, что со мной сделали.

– Пит… – ее голос чем-то даже похож на голос Китнисс.

Снова целую, сам, без приказа. Ребекка двигается подо мной, трется о мое тело.

– Я хочу тебя, – просит она, цепляясь пальцами за ремень брюк.

Перехватываю ее руки, кладу их к себе на плечи: мне нравится, когда Ребекка ерошит мои волосы, когда прижимает к груди и я слышу биение ее сердца – это успокаивает. Я не хочу заходить дальше.

Она настойчива, снова тянется к моим штанам, подцепляет пряжку.

– Ребекка…

Разрываю объятия, сажусь на кровати спиной к ней. Закусываю губу, пытаюсь придумать, как сказать ей о том, что я не могу быть с ней во всех смыслах.

– У меня не получится, – решаюсь я.

– В каком смысле? – она обнимает сзади, целует в голое плечо.

– Дело не в тебе… Просто… Я не могу… – язык не поворачивается объяснить ей, что игнорируя все, что происходит, я не возбужден. Раньше ее ласки распаляли, тревожили мое тело, а сейчас – мне хочется, чтобы она обняла меня и просто побыла рядом. Хотя бы она, раз я лишен другого.

Ребекка раздражается.

– Мы так не договаривались, – цедит она, растеряв всю нежность в один миг. – Что за шутки, Мелларк?

Она резко поворачивает мою голову и впивается в губы яростным поцелуем, кусает меня до крови, так что я морщусь. Я позволяю ей это, не сопротивляюсь.

– Вот дрянь! – вырывается у Ребекки и она отталкивает меня, отпихивает в сторону, пинается ногами так, что я едва не сваливаюсь с кровати. – Ты совсем дурак? Вообще не понимаешь, что я же стравлю тебя собакам за то, как ты со мной поступаешь! Я не из тех, кто прощает!

Я сжимаю губы и не произношу ни слова: оправдываться позорно, да и это ничего не изменит.