Беглец (СИ)

— Надеюсь, ваши сексуальные предпочтения не передаются по воздуху, — говорит Шерлок, не скрывая удивления.

— Предпочтения. Кому они нужны. Уж ты, Шерлок, всегда был далек от условностей.

— Возможно, но я никогда не размышлял об этом в таком ключе.

— Кстати, что за дело привело тебя в Лондон?

— Умоляю, Стейси, мы и так сказали достаточно. Только не за столом, — прерываю я.

— Почему нет? Сегодня уже ничто не испортит аппетит.

— В Лондоне новый Потрошитель. Три проститутки, один почерк. Я не мог не взглянуть.

— Боже, Шерлок! — морщится Стейси. — Избавь меня от подробностей. Не сомневаюсь, твоя поездка не прошла даром.

Я смотрю на улыбающегося Шерлока и едва ли не впервые ощущаю гордость. Надеюсь, то, чем он занимается, ему действительно по душе.

— Кстати, что от вас хотел репортёр?

Стейси смотрит на меня, спрашивая разрешения рассказать. Я решаю, что лишней откровенностью этот вечер уже не испортить, и говорю сам:

— Видишь ли, один мой знакомый был неосторожен, обнаружив свою ориентацию перед прессой. Стейси любезно согласилась изображать его прикрытие.

— Да, и теперь эти идиоты ждут не дождутся нашей помолвки. Меня не должны видеть с Майком или с кем бы то ни было. Приходится хитрить, чтобы они не могли сделать фотки. Слава Богу, скоро это закончится.

— И что это за важный «знакомый»? Твой бойфренд? — глядя на меня, интересуется Шерлок.

Бывший бойфренд.

Я молчу, и никто на свете не выбьет из меня признания.

Стейси наблюдает за мной самым выразительным из взглядов.

— Знаете что, мальчики? Кто-нибудь хочет десерт?

***

Я ловлю кэб для Стейси, с неудовольствием наблюдая за их гневным перешептыванием. Они не прячутся, но явно не желают быть услышанными. После нескольких бесплодных попыток, одна из машин останавливается.

— Итон-сквер, — говорю я и оборачиваюсь, желая поторопить подругу и предотвратить надвигающуюся между ними ссору. Шерлок, со сложенными на груди руками, хмурится, но ни на шаг не отступает от Стейси.

— Ты все понял, — слышу я. — Только попробуй, хоть словом.

Брат горделиво вскидывает подбородок, показывая, что если он и не понял, то разговор в любом случае окончен.

Стейси целует меня в щеку.

— Я позвоню, — говорит она, садясь в автомобиль.

Когда машина отъезжает, подталкиваю Шерлока вперед.

— Пройдёмся.

Мы идем по улице, он достает пачку, и я, подумав, всё же беру у него сигарету.

— Итак, что сказала Стейси? — спрашиваю, щелкая зажигалкой.

Он идет в шаг со мной.

— Как ты, вероятно, понял, мне запрещено об этом говорить, — досадливо отвечает брат. Я знаю, что его так и распирает рассказать, но не собираюсь настаивать: пусть думает, что на этот раз его выдержка осталась непоколебимой.

— Надеюсь, родители в курсе, где тебя носит?

— Я надеялся, ты сам им скажешь…

— Шерлок!

— Брось, Майкрофт, из нас двоих ты обладаешь большим дипломатическим тактом.

Обреченно вздыхаю.

— Хочу перебраться в Лондон. После школы.

— Не знаю, Шерлок, вряд ли мама будет рада отпускать тебя в столицу так рано.

— Она будет не против знать, что я у тебя под боком.

— Вот уж не думал, что ты согласишься на это добровольно.

— Я не поеду в Астон.

— О, разумеется, даже не думай об Астоне. Оксфорд еще куда ни шло.

— Майкрофт! — Шерлок останавливается, возмущенный, и задерживает меня. — Ты же не серьезно, братец?

Прогорклый выдох превращает его лицо в едва уловимый ориентир.

— Почему нет? — спрашиваю я, затягиваясь.

— Мааайк, — тянет он, и даже в заполненной дымом темноте видно, как его взгляд смягчается до состояния расплавленной патоки.

— Ладно, Шерлок. Я подумаю. И всё же мне приятно, что ты задумался о будущем.

Неожиданная черта, которая, не будучи присуща мне, никогда не казалась возможной в Шерлоке.

— Давай перейдем на ту сторону. Поймаем кэб.

***

Дома Шерлок без сил, прямо в ботинках, валится на кровать. Я понимаю, как он, должно быть, вымотался, и, решив не доставать его придирками, ухожу в гостиную. Нужно дописать речь, которую мой начальник зачитает на вручении грантов во вторник. И кое о чем подумать. Пожалуй, о многом.

Я никогда не рассматривал жестокость Стейси всерьёз. Всё, весь её обращенный в мир характер, казался не более чем блажью, шуткой, игрой на публику, прихотью искушенной жизнью старлетки. Я готов считать, что это её вынужденная защита от мира, её попытка не допустить вторжения, но никогда и вообразить не мог, что всё это искренне и всерьёз. Я не знаю, уже не понимаю, похожи ли мы; кажется, мы похожи ровно на ту долю, на которую катастрофически отличаемся друг от друга. Раньше мне казалось, что она дополняет меня, и если я не мог отыскать конец какой-то мысли, она была рядом, чтобы указать направление. А сейчас. Я мучаюсь от отвращения к ней, от отвращения к себе, к собственной слепоте, от невозможности повлиять хоть на что-то. Мне кажется, она неумолимо ускользает, и всё, что я могу, — ухватиться за память о ней, сомкнуть пальцы на невесомой накидке, которую она, смеясь, тут же сбросит с плеч. Тщетно пытаюсь понять, не моя ли это вина, и в то же время боюсь узнать, что я был тем, кто подтолкнул её к этому образу мыслей, действий, жизни. Я просто не могу взять на себя вину, она раздавит меня вдобавок к тому грузу, что уже давит на мой полусогнутый хребет.

— Шерлок. Шерлок, проснись…

Он открывает глаза и смотрит рассредоточенным взглядом.

— Что случилось?

Борюсь с желанием залепить ему хорошую пощечину, чтобы он очнулся.

— Что сказала Стейси? Почему я не должен об этом знать? Ну, Шерлок, говори. Это важно!

Он моргает. Взгляд становится ясным и фокусируется на моем лице.

— Сказала, что ты порвал с бойфрендом и чтобы я не заикался говорить на эту тему. Что случилось?

Я медленно сажусь на кровать.

— Ничего, Шерлок. Прости. Спи.

Он бормочет «ненормальный» и зарывается лицом в подушку.

Возвращаюсь в гостиную под аккомпанемент неясных мыслей. Я совершенно не понимаю, как жестокость к другим соседствует с желанием оградить кого-то одного, меня. Боже, ненавижу полутона. С удовольствием залез бы к ней в голову, но не могу посметь и приблизиться, между нами никогда не было той искренности, она никогда не говорила о главном, что спрятано у неё, а не у меня внутри. Я был эгоистом, и понял это… Поздно? Я вдруг совершенно ясно понимаю, что не знаю, совершенно не знаю человека рядом с собой. Это она, всегда она, копошилась в моих мыслях, никогда не открывая себя. В секунду, когда я думаю об этом, меня охватывает ужас. Не могу поверить, что допустил даже намек на такое. Знаю, что она любит, что ненавидит, что презирает, знаю оттенки её эмоций, но совершенно не знаю, что скрывается за этой праздничной шелухой. Мне остается лишь представлять самое худшее, мне, в сущности, ничего не остается, я…

Я лежу на операционном столе, под кварцевой лампой. Запястья стягивают бинты, я не могу пошевелиться, не могу говорить, только смотреть. Впитываю каждый запах, каждую нерастворенную пылинку, каждую частицу слепящего глаза света. Холодный гул приборов — всё, что определяет мою реальность.

Она наклоняется к моему лицу.

— Тсс… Тихо, Майк. Не дергайся, прошу.

Конечно, сразу после этих слов я непроизвольно вздрагиваю. Она проводит ногтем по моей груди. Ярко-красный глянец лака сжимает поднесенный к глазам скальпель. Я не вижу, кривятся ли ее губы в усмешке, сжаты ли в тонкую сосредоточенную линию — мешает рассмотреть маска, но выбившаяся из-под сестринской шапочки прядь светлых волос и густо подведённые глаза возвращают меня в тот момент, где она, смеясь в бокал, произносит признание в своей жестокости.

Неожиданно для себя я вижу, как к столу подходит Шерлок. На нем медицинский халат, в руке железная миска, он смотрит на Стейси, и губы двигаются вовсе не в такт голосу, будто тот с запозданием наложили уже потом.