Сердце в тысячу свечей (СИ)

Пит ранен, ему нужен доктор, только, похоже, есть лишь я. Все плохо. Мама или Прим могли бы ему помочь, как помогли Гейлу, но их здесь нет.

– Китнисс, – выдыхает Пит, открывая глаза. – Ты жива…

– Да, и ты тоже…

Мне хочется заплакать от безысходности и подступившего отчаянья, но вместо этого я порывисто притягиваю Пита к себе и целую в губы. Он издает сдавленный стон, но на поцелуй не отвечает. Его тело становится особенно тяжелым. Только спустя секунду я понимаю, что Пит без сознания, а я сижу в луже его крови и не имею ни малейшего понятия, что делать дальше.

========== 02 ==========

Комментарий к 02

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

Кто бы мог подумать: я рада, что Пит без сознания, иначе не знаю, как бы он перенес, пока я тащила его тело до кровати, а потом укладывала на нее. Аккуратно поправляю подушку, поворачивая голову напарника так, чтобы он мог дышать.

– Уф, никогда не думала, что ты такой тяжелый. – Ответа я не жду, но звук голоса, пусть и собственного, успокаивает меня.

Лицо Пита такого же тускло-белого цвета, как наволочка; из его треснутой губы все еще идет кровь, которую я промакиваю куском ткани, оторванной от пододеяльника. С ранами на спине сложнее. Я различаю пять особенно глубоких следов от кнута, с уродливыми рваными краями, и штуки три-четыре поменьше.

Вот бы сейчас вспомнить, что делали мама и Прим, когда лечили Гейла! К сожалению, я тогда думала лишь о том, как бы улизнуть в лес и отсидеться там, пока все не пройдет само собой.

Вздыхаю, смахивая со лба влажную от пота прядь волос. Соображаю, что первым делом раны нужно промыть. Оглянувшись, нахожу взглядом кувшин с питьевой водой, оставшейся со вчерашнего вечера. Он наполнен всего наполовину, этого определенно мало, но больше я ничем не располагаю.

Смочив ткань, начинаю как можно аккуратнее протирать раны. Пит едва слышно стонет: видимо, сознание возвращается к нему, потому что я не знаю, можно ли чувствовать боль, когда ты в обмороке.

– Тсс… - Я дую на те места, которых касаюсь. – Нельзя оставлять, как есть, раны загноятся…

Я не говорю вслух о том, что это все равно произойдет, если не использовать какую-нибудь мазь или таблетки. Питу нужен врач, это я понимаю совершенно точно, когда заканчиваю протирать рассеченную кожу: раны выглядят отвратительно. Тошнота подкатывает совсем близко, и я отворачиваюсь, несколько минут глядя на стену. Изучаю некогда красный, а теперь пыльно-розовый цветок на обоях. Без посторонней помощи мне не обойтись.

Случайно поднимаю глаза к динамику, подвешенному у потолка, но тут же, испугавшись своих мыслей, отвожу взгляд. Ждать помощи от Сноу и его приспешников? Именно президент сотворил с Питом такое! И он же приказал притащить его раненое тело ко мне. Все не случайно, это какая-то игра. Только я не знаю правил.

– Оставайтесь на месте, мисс Эвердин, – динамик оживает, заставив меня дернуться от неожиданности.

Поворачиваю голову к двери, прислушиваюсь. Действительно, погруженная в свои мысли, я не обратила внимания на знакомый звук поворота ключа в замке, а сейчас безгласая уже проходит внутрь, неся на подносе еду. И два кувшина с водой.

Я молча наблюдаю, как она переставляет на стол несколько тарелок, кувшины. И кусок торта. От удивления резко наклоняюсь вперед, стараясь заглянуть в глаза прислужницы.

– Сегодня что, какой-то праздник? – не удерживаюсь от издевки, но девушка неожиданно поворачивается ко мне лицом, и я чуть не вскрикиваю от изумления.

Свежая татуировка с порядковым номером безгласой украшает лицо Джоанны Мэйсон. Теперь я хочу кричать в голос: передо мной не живой человек, а чучело – я видела такое, когда тушку зверя потрошат, а потом натягивают его шкуру на каркас. Джоанна выглядит похожей на такую тушку: у нее совершенно стеклянный, ничего не выражающий взгляд. И все-таки она не отворачивается, продолжая смотреть на мое лицо.

– Помоги! – громкий шепот сам вырывается из моего горла.

Это знак, символ или как там говорят, но ведь не случайно победительница из Седьмого появилась в моей камере именно сегодня?

– Мне нужна твоя помощь! – уже увереннее говорю я, нарушая правила и вставая навстречу Джоанне.

Она неловко пятится назад, прикрывшись подносом как щитом.

– Пит ранен! – машу рукой назад, будто девушка могла не заметить лежащее на моей кровати израненное тело. – Ему нужны лекарства! Нам надо выбраться отсюда!

Я стою почти вплотную к Джоанне, а она переводит безразличный взгляд с меня на Пита снова и снова. Постепенно что-то меняется в ее лице, и, еще раз пристально посмотрев на раненую спину моего напарника, она прикрывает глаза и едва заметно кивает. Я даже не уверена, что мне это не померещилось.

– Вернитесь в кровать! – раздается сверху громогласный голос.

Кошусь в сторону динамика, но выполняю приказ: усаживаюсь на край койки по другую сторону от тела Пита. Он стонет, но не шевелится. Заставляю себя смотреть в пол, считаю гвозди, которыми прибиты доски: я давно подозреваю, что где-то в комнате спрятана видеокамера, но Сноу мог не заметить или не понять моего разговора с Джоанной.

Не поднимаю глаз, пока за девушкой не закрывается дверь. Радостное предвкушение рвется наружу, но я подавляю в себе это чувство: надежда еще тонка, как туман поздним утром.

Встаю на ноги и обхожу вокруг кровати, присаживаюсь на коленки рядом с Питом. Провожу рукой по его спутанным волосам, перебираю их пальцами.

– Мы выберемся отсюда, – шепчу я, касаясь своим лбом его. – Выберемся…

Я еще долго сижу так, не переставая гладить Пита, и лишь в какой-то момент понимаю, что замерзла и проголодалась. Оставляю свой пост и перемещаюсь к столу. Уплетаю кусок поджаренной ветчины, а вот кашу и еще одну порцию мяса не трогаю – перекушу позже или накормлю Пита, если он придет в себя. Вздыхаю, бросив на напарника невеселый взгляд: я и без врачебных навыков понимаю, что нужен антисептик получше воды. Даже на Арене у меня были листья, вытягивающие гной, а сейчас нет ничего.

Безразлично ковыряю пластмассовой ложкой кусок торта: я никогда не была сластеной, но мысли о белых кубиках сахара заставляют меня вспомнить о Финнике и в очередной раз забеспокоиться. Как жители Тринадцатого восприняли мое исчезновение? Понятно, что они заметили, только что им известно и собираются ли они спасать меня? И Пита?

***

Заняться в камере особо нечем, поэтому уже несколько часов я сижу на кровати, в ногах Пита, и пялюсь в одну точку. Сколько дней я провела в заключении? По моим интимным подсчетам уже больше месяца. Я хочу выбраться отсюда. Но как?

Теперь все мои надежды связаны с Джоанной. Многое ли она может? Да и захочет ли? На Арене мы расстались как враги, после этого ее наверняка пытали, а сейчас она лишилась языка. Перевожу взгляд на Пита: через что ему пришлось пройти после того, как капитолийские планолеты доставили его к Сноу? Искренне ли говорил мой бывший напарник в том интервью?

Не вынимая из кармана, сжимаю в руке парашют с подарками Пита. Я скучала по нему. Я волнуюсь за него. Что-то еще? Качаю головой: какая разница? Мы в подвале, в клетке, запертые, как зайцы, и наша жизнь – снова – зависит от президента.

Вытягиваюсь рядом с Питом, стараясь не задеть его. Кровать скрипит, чуть прогибаясь под весом моего тела. Ложусь на бок и всматриваюсь в светлую макушку. Протягиваю руку, чтобы погладить его, но едва мои пальцы касаются головы парня, он стонет и разворачивается ко мне лицом. Я обеспокоенно приподнимаюсь на локте, но Пит вымученно улыбается, и я почти успокаиваюсь.

– Привет, Китнисс.

Натягиваю на лицо улыбку.

– Привет.

– Я думал, ты мне померещилась… – Голос Пита хриплый, слова даются ему с трудом.

– Не померещилась.

Я всматриваюсь в его лицо и вспоминаю, как сильно тосковала по нему в Тринадцатом. Внизу живота странный комок из страха за наши жизни, радости от того, что пока мы оба живы. И желания поцеловать Пита. Отвожу взгляд. Мне неловко, будто напарник может прочитать мои мысли.