To Cause a Soul to Crack (ЛП)

Он опустил голову, закрыл лицо руками и замолчал. Когда он снова продолжил, голос превратился в резкий шепот.

— Не дай Папирусу узнать, что я рассказал тебе.

Через миг он поднял взгляд, чтобы снова встретиться с ее глазом. Гнев никуда не пропал, но, по крайней мере, он не был направлен на скелета. Пристально глядя на нее, Санс прошептал:

— Кто-то напал на Папируса.

В следующее мгновение Андайн уже была на ногах, сжимая материализовавшееся копье.

— Я убью его.

Санс тоже вскочил и поднял руки.

— Не…

— Кто это был? — Андайн шагнула ближе, поэтому ему пришлось задрать голову, чтобы смотреть на нее. — Как он выглядел? Это был кто-то из Руин? Кто-то из города? Клянусь, я вытащу его за уши и…

— Я не знаю, — прошипел Санс. — Там не было никаких следов того, кто его ранил. И Папс ничего не рассказал.

— А ты спрашивал?

— Спрашивал! — он сжал кулаки и прищурился. — Он просто… молчит, когда я пытаюсь поговорить с ним об этом. Он уже два дня в кошмарном состоянии, и я не собираюсь лишний раз давить на него.

Андайн резко воткнула копье в землю, все еще сжимая древко. Она прошипела проклятье сквозь зубы и посмотрела в сторону входной двери.

— Не смей.

— Что, по-твоему, я собираюсь делать, задержать его и допрашивать? — огрызнулась Андайн, прожигая его взглядом. — Я не идиотка. Но нам нужно выяснить, кто это с ним сделал.

Санс быстро перегородил дверь.

— Тебе нельзя с ним разговаривать, — сказал он немного дрожащим голосом. — Не тогда, когда он…

Андайн провела ладонью по лицу.

— И пока мы ждем, что он оправится, нападавший ранит еще кого-нибудь. Этого ты хочешь?

Если бы у Санса были внутренности, их бы свело.

— …Что?

— Кто бы ни ранил Папируса, он все еще здесь — он может напасть на кого-то еще. Или снова напасть на Папируса.

Санса замутило. Он так сосредоточился на заботе о брате, что совершенно забыл о том, кто сделал с ним это. Сунув руки в карманы, скелет рассеянно осмотрел копье, которое Андайн оставила воткнутым в землю.

— Слушай, — наконец сказал он, — я попытаюсь самостоятельно добыть какую-нибудь информацию, ладно? Ты… — он вздохнул, сдаваясь. — Ты первой все узнаешь.

Андайн торжественно кивнула, а потом наклонилась за шлемом, но прежде чем надеть его, замерла и посмотрела на Санса почти кротким взглядом.

— Уверен, что мне нельзя, типа, что-нибудь ему сказать? Я хочу, по крайней мере, извиниться, что напугала его.

Хотя он частично подозревал, что она говорит это просто, чтобы получить возможность выжать из Папируса какую-нибудь информацию, ее поза и взгляд говорил о другом. Он помешкал, но все-таки открыл дверь.

— Наконец-то, — вздохнула она, потирая шею, и переступила порог. — Я уж думала, что у меня жабры отмерзнут.

Санс вошел следом, закрыл дверь и замер, пока Андайн топала вверх по лестнице. Ему нестерпимо хотелось пойти с ней и убедиться, что она не наговорит Папирусу каких-нибудь глупостей, но, наверное, Папирусу будет только хуже, если над ним начнут нависать.

Как будто может быть еще хуже.

…Ну, по крайней мере, можно слышать повышение голоса. Если Андайн скажет что-то, что расстроит Папируса, Санс вышвырнет ее из дома за душу. Никто больше не обидит Папируса.

И он об этом позаботится.

***

Папирус не был уверен, что хуже — боль в костях или дурнота в грудной клетке.

Обезболивающие, которые он принял, должны были помочь с первым, но только усилили второе. Наверное, это потому, что он недостаточно ел, но еда был еще одной вещью, вызывающей у него тошноту. По крайней мере, его не могло вырвать — уже хорошо, да? Прямо сейчас стоит фокусироваться на хорошем, даже если это всего лишь мелочи.

Разве что он слишком устал, чтобы фокусироваться на чем-то, и ощущал себя слишком больным, чтобы спать. Обычно бессонница его не беспокоила — он мог бодрствовать несколько дней и даже не вздремнуть — но сейчас он был куда более уставшим, чем обычно…

Но это была только его вина. Некого винить, кроме себя самого — он испортил собственную головоломку, споткнулся обо все переключатели, сбил решение, и теперь надо все исправлять.

Вот только все так перепуталось, что теперь непонятно, как вообще можно что-то исправить.

Ему хотелось… хотелось, по крайней мере, просто поспать. Полностью отключиться, как часто делал Санс. Проспать весь день и ночь и потом, проснувшись, может быть, почувствовать себя более способным разобраться в той каше, в которой он оказался. Было бы здорово.

Если бы он только смог… смог проигнорировать боль в костях и ноющее ощущение в грудине и поспать…

Топ, топ, топ, топ.

Или нет.

Кто-то поднимался по лестнице, и, судя по звуку шагов, этот кто-то был не Санс.

Все мысли о сне выветрились из головы, когда Папирус понял, кем, скорее всего, был этот кто-то.

Скелет в панике схватил одеяло, натянул на голову и свернулся в дрожащий комок, надеясь, что монстр, может, не заметит трясущуюся кучу под покрывалом. Нет, нет, нет, нет, нет…

Дверь распахнулась без стука, и в комнату вошли.

— Привет, Папирус.

Обычно Папирус с энтузиазмом приветствовал своего Капитана и лучшего друга, но сейчас он только сильнее свернулся под одеялом. Нет, нет, нет… он знал, что виноват, но не был готов к этому!..

— …Папс? — тяжелые шаги прошли к изголовью кровати, и Андайн, схватив одеяло, потянула на себя.

Папирус взглянул на Андайн — свет из коридора отражался от ее доспехов — и зажмурился. «Нет, это все твоя вина, — думал он, неуверенно садясь. — И ты должен принять это».

Все так же закрыв глазницы, он отвернулся и, наконец, встав на колени на кровати, протянул вперед обе руки.

Несколько длинных напряженных мгновений в комнате царила тишина, за исключением стука трясущихся от страха костей.

— …Что… ты делаешь?..

Рискнув открыть глазницы, Папирус повернулся к Андайн и удивился, увидев на ее лице полное смятение.

— Т-ты, — запинаясь выговорил он, — р-разве не арестовать меня пришла?

Андайн еще несколько секунд смотрела на него, приоткрыв рот от удивления, и внезапно громко рассмеялась.

Протянутые руки Папируса задрожали, он в полном недоумении посмотрел на Андайн, гадая, почему она до сих пор не заковала его в наручники.

— Папирус! — выпалила она, утирая слезы с глаза и с трудом удерживаясь на ногах. — Я не собираюсь тебя арестовывать!

Челюсть скелета отвисла, и он опустил руки на колени.

— Н-но… т-ты не п-понимаешь, Андайн! Я н-напал на ребенка! — в отчаяние он наклонился вперед, одной дрожащей рукой сжав пижаму на груди — он снял шарф. — Я м-мог ранить его!

Веселый вид Андайн быстро растаял, сменившись обеспокоенностью, и она опустилась на колени перед кроватью.

— Эй, эй, — сказала она куда более мягким голосом. — Все в порядке. Я все утрясла. Просто будь осторожнее и подобное не повторится, но… — она потерла лицо и отвела взгляд, выглядя почти… стыдливо? — Я пришла сюда просто, чтобы извиниться за то, что таскала тебя по городу. Я не хотела тебя напугать.

Папирус сел на пятки, как будто смысл слов ударил его — она на самом деле пришла сюда не для того, чтобы арестовывать его. Но… нет, такого не может быть, он!..

— Н-но я мог его ранить! — повторил он, пытаясь заглянуть в глаз Андайн, когда она повернулась лицом, но вместо этого посмотрел правее глазной повязки. — И-и другой сноудрейк, меня не… меня там не было!..

— Ты был… — она замялась, прикусила губу, а потом пожала плечами. — Тебе нездоровилось, да? Это был просто больничный. В том нет твоей вины.

— Есть! — крикнул он и судорожно вдохнул, чувствуя, как слезы начинают струиться по черепу. Скелет быстро стер их рукавом — как можно позволить Андайн увидеть свои слезы?! — Если бы не это…

— ЭЙ!

Испуг подавил все рыдания, сдерживаемые в груди, и он быстро вскинул голову, взглянув на Андайн, которая поднялась в полный рост. Она снова выглядела Капитаном, а не просто другом. Она прищурилась.