Красная - красная нить (СИ)

- Не знаю, – зачем-то соврал я.

- Этот, как его… Джерард Уэй! – наконец договорил Мак-Гир. – Трётся сейчас около музыкальной тусовки, играет свою песню с таким патлатым гитаристом, кудрявым…

- Рэй Торо, – предположил я, мрачнея.

- Точно! Торо! Играет хорошо, только зачем-то на барабанах долгое время играл, гитару забросил. Сейчас вот снова вспоминает, – хихикнул Мак-Гир. – А фрик этот, Уэй, красиво заливает. Про какие-то идеи, про музыку, про философию смерти и разрушения. Короче, многие слушают и даже песню оценивают. Кажется, он собирается свою группу замутить.

- Да ладно, – обалдел я. – С чего ты взял?

- Так говорят, – пожал плечами Мак-Гир, приоткрыл окно и распалил косячок.

Я лежал на своей кровати и смотрел в потолок. За окно. Снова в потолок. Мы с «Пэнси» записывались в «Айбол», и нас хвалили. У нас даже были концерты по штату. На нас приходила молодёжь, и хоть я знал, что всё это более чем несерьёзно, продолжал этим заниматься – мне нравилось, да и больше просто нечем. И вдруг такие новости… Джерард и группа. Господи Иисусе. Что на него нашло вообще?

Можно было сказать, что я мучился этим вопросом, но на самом деле учёба, катящаяся к первой в этом году сессии, способствовала забывчивости. И я выпустил это из головы до тех пор, как, сдав последний экзамен, не оказался на огромной (я бы сказал, разгромной) вечеринке в доме «Айбол» на тему очередного чьего-то дебюта.

Мы завалились внутрь дома с Джамией. У нас тут были знакомые, и даже Джамия общалась с парой девиц, которых я совсем не знал. Тут было шумно и весело, накурено так, что на дыме можно повеситься, музыка бухала из огромных колонок, а пиво лилось рекой. Пока Джамия разговаривала со своими знакомыми, я увидел в толпе Майки – у него на коленях сидела очередная хохочущая девушка – и помахал ему. Тот пьяно улыбнулся и помахал в ответ. Неожиданно из толпы вынырнул Мак-Гир, схватил меня за рукав и потащил за собой.

- Куда? – запротестовал было я, но вырваться из хватки пальцев было невозможно.

- Давай, шевелись, сейчас познакомлю тебя кое с кем.

Смысл его слов я понял лишь тогда, когда почти носом к носу столкнулся с Уэем. Тот был пьян и накурен, но, увидев меня – перед собой ближе чем в шаге – словно протрезвел мгновенно, глаза его стали круглыми и почти чёрными от расширенных зрачков. Я сам забыл, как дышать – мы не виделись пять лет. Ёбаные пять лет я спокойно жил, не видя этого лица, и вот теперь смотрелся в него снова – немного пополневший, с отросшими патлами и потерянным взглядом, Джерард смотрел на меня, словно вот-вот умрёт. Изменившийся. Такой же, как тогда – вытряхивающий из меня разум одним только своим видом. Я никак не мог вдохнуть в лёгкие достаточно воздуха.

- Эй, парни, вы чо? – хихикнул Мак-Гир. – Знакомьтесь. Это – Фрэнк Айеро, солист «Пэнси» и гитарист. Это – Джерард Уэй, солист хуйпойми откуда, собирает группу.

Я как-то собрался с силами и протянул руку вперёд. Я глаз не мог отвести от его тёмных зрачков. Дыши, только дыши.

- Фрэнк, – сказал я негромко. Ладонь в моей руке была мягкая, прохладная и чуть влажноватая. Мне до безумия захотелось провести языком по ней – вылизать от запястья до последней фаланги среднего пальца. Я загасил это иррациональное желание сразу, едва его намёк затеплил пожар внутри.

- Джерард, – тихо ответил он, пожимая почти безвольно. – Будем знакомы.

Джерард был обдолбан, а я находился в таком шоке, что позволил Мак-Гиру утащить меня дальше, на второй этаж дома. В этот вечер мы больше не встречались с Уэем. Я тогда напился так, что не мог стоять на ногах. Потом выблевал почти всё в хозяйском туалете в спальне на втором этаже. Потом снова выпил бутылку пива и почувствовал, что вроде словил равновесие – мне не хотелось ни пить, ни блевать. Уже позже, в кампусе, втрахивая в матрас постанывающую Джамию, я думал над превратностями судьбы. Я был почти на пике, наклонился к ней ближе, обнял так тепло, как только мог:

- Джам, может, обручимся? Ты выйдешь за меня?

Я не понял, был это стон из-за того, что ей было хорошо. Или это было согласие. Я кончил, когда протяжный звук ещё висел в темноте пустой сегодня комнаты – Мак-Гир безвозвратно застрял на вечеринке.

Утром Джамия снова лечила мою раскалывающуюся голову аспирином и ничего не спрашивала про то, что я нёс в постели. Но я помнил и без её расспросов. Уже к обеду я поймал её в общей столовой на большом перерыве и при всех надел ей на палец простое, но совершенно однозначное серебряное кольцо с красивым камнем. На большее у меня не хватило денег, но Джам было плевать – её нежный подбородок затрясся, а из глаз скатились слёзы.

- Я думала, ты просто был не в себе, – прошептала она, когда я обнимал и кружил её под всеобщее улюлюканье и подбадривающий свист.

- Я всегда в себе, – соврал я и погладил по спине, успокаивая. – Спасибо, что ты со мной, Джам. Я люблю тебя.

Я не врал ей. Я и правда любил её. Я сам не могу понять, почему мои чувства к двум разным людям называются одним словом, и при этом лежат в совершенно разных плоскостях. У меня было ощущение, что меня где-то наебали. Это было нечестно. И я не знал, как уйти от этого, как сбежать от самого себя.

Началось самое странное время. Время между «Пэнси» и «Майкем». Это смешно, потому что «Пэнси» уже почти не было, но мы упорно не слазили со своего альбома, ездили в общие туры и даже собирали какую-никакую публику. А «Майкем» не было ещё – то есть, они уже почти были. Но не в том виде, в котором их запомнили сотни людей в две тысячи первом и втором.

Мы постоянно сталкивались с Джерардом – на вечеринках в «Айбол», на сборных концертах… Мы даже несколько раз делили один автобус на две группы. Это было ужасно для меня – сталкиваться с ним и делать вид, что мы просто недавно познакомившиеся музыканты, эй, смотрите, какие мы милые. Майки хмурился, глядя на это, но ничего не говорил. Торо словно вообще было не до нас. Он нормально общался со мной и в обществе Джерарда, и вне его. Непробиваемый. И только я чувствовал дискомфорт от этой игры. Дискомфорт и всепожирающее пламя. Это были тяжёлые месяцы испытаний. Я часто вертел в задумчивости простенькую полоску серебра на безымянном пальце.

Я не мог насмотреться на него из-за кулис. Он каждый раз умирал на этих первых недовыступлениях. Лажал. Забывал слова и почти всегда был вдрызг пьяный. Но при этом от него невозможно было оторваться – как тяжёлый наркотик. У меня пересыхало в горле, когда я смотрел на него. Это было невыносимо.

Никто не знал, но я заслушал их промо-диск до дыр. Я обожал его группу. Я хотел быть там. Я хотел быть с ними до усрачки, но не мог попроситься. Я даже ни разу не говорил с ним, только дежурные приветствия и прощания. Я жил в этом ритме и представить не мог, сколько это вообще может продолжаться. У окружающих, возможно, складывалось ощущение, что я танцую на костях издыхающей «Пэнси». Это было не так. Меня бессознательно тянуло к «Майкем», я больше не чувствовал себя довольным тем, что имею. Мне хотелось большего. Всегда.

Всё понеслось к чертям после одной вечеринки «Айбол» в честь начала записи их альбома.

Комментарий к Глава 46. не вычитано, мне стыдно, правда. буду очень рада публичке – поцелуйчики в карму.

осталась последняя глава, хнык.

====== Глава 47. ======

Как известно, не стоит ждать чего-то хорошего, когда в одном прокуренном помещении собираются разношёрстные, залитые алкоголем, а кто и чем покруче, компании. В тот вечер в чьем-то огромном доме зависала едва ли не вся неформальная тусовка «Айбол рекордс». Без верхушки, впрочем, но нам она и не была нужна – мы непринуждённо отдыхали, заливались водкой напополам с пивом и без перерыва курили косяки – сейчас мне всё это напоминает какой-то пир во время чумы, «Титаник», неумолимо идущий ко дну. Многим казалось, что гасить постконцертные эмоции стоит именно таким образом – в компании себе подобных, в мареве, угаре, чужой блевотине и податливых девочках (хотя Майки порой доказывал, что и мальчиках тоже), теряясь за дымом травы и в едко-кислом запахе алкоголя. Я же предпочитал затянуться косяком или просто потрахаться – мне этого вполне хватало, чтобы расслабиться и отпустить до предела натянутый поводок. Этот ёбаный нуар у меня стоял поперёк глотки, но против общества, в которое меня всосало, идти не хотелось. В данный момент времени идти против означало бы положить на это все свои силы.