Красная - красная нить (СИ)

В бардачке у Джерарда был ебаный бардак. Пустые пачки от конфет, жвачек и чипсов. Сигареты, смятые исчерканные листы. Презервативы. Лифчик. Какие-то автомобильные карты. И да, жвачка там тоже была. Я вынул пару подушечек и засунул ему в рот. Он мягко обхватил губами пальцы, в конце лизнув языком. Меня обдало волной жара от макушки до кончиков пальцев на ногах. Джерард улыбнулся своей блядской широкой улыбочкой и протянул:

- Спасибо.

- Обращайся, – пожал я плечами, закинул жвачку обратно в бардачок и отвернулся к окну. В машине было слышно только наше дыхание и шорох шин об асфальт под мерный гул мотора. Джерард вёл достаточно спокойно, его состояние выдавали только нервно постукивающие по рулю пальцы.

Когда я понял, что мы, кажется, движемся к выезду из Ньюарка, родился резонный вопрос:

- Куда едем?

- Прогуляться, – отзеркалив моё последнее движение плечами, ответил Джерард, не отвлекаясь от лобового стекла.

Мы ехали молча. Он, не спрашивая, включил радио и нашёл какую-то волну с приятной музычкой. Я не знал, кто это играл, но был определённо за такой ненапрягающий фон. Тишина в одной машине с Джерардом тяготила. Язык чесался, но сказать хоть что-то адекватное я просто не мог. Не находил правильное, нужное мне начало. Когда я понял, что мы съезжаем на трассу вдоль океана, я всё же повернул к нему голову. Нечитаемый в темноте профиль в кепке. Нервно стиснутые на руле пальцы. Одни на дороге, только мы и дальний свет фар, лента шоссе да темень океана слева. Я некстати подумал о том, как было бы здорово свернуть сейчас, остановиться у обочины. Выключить фары, оставив только габариты. Приоткрыть окна. Я бы отстегнул ремень и перегнулся через ручник, судорожно расстёгивая ремень Джерарда, нащупывая ширинку на твёрдом, горячем бугре под джинсой. Как заставил бы его отъехать на сидении в максимально дальнее положение, как освободил бы член и, не обращая внимания на застарелые запахи семени и мускуса, одним махом загнал бы в рот. У меня до сих пор не было в этом опыта, вот только сейчас меня это совершенно не волновало. Я хотел этого так, что едва справлялся с заполняющей рот слюной. Я хотел этого и был уверен, что первый минет в моём исполнении вышел бы чудной, до звёзд в глазах, премьерой. Я бы довёл его до оргазма, перебирал бы рукой его яйца. Я бы не позволил отстраниться, когда Джерард вцепился бы мне пальцами в затылок, и почувствовал его сперму на языке, на нёбе и в глотке. Я проглотил бы всё, чтобы ничего не пропало. Я бы облизал губы и заглянул ему в глаза – хорошо? Достаточно? Я могу ещё.

Я сглотнул и отвернулся, когда понял, что он уже несколько раз искоса смотрел на меня. Снова уставился в окно. Щёки горели, в паху тянуло до безобразия. Я так много раз прогонял у себя в голове наши выяснения отношений, так тщательно выстраивал каждую фразу, проживал это снова и снова, что сейчас, когда мы встретились по-настоящему и могли бы поговорить, желание и надобность в этом разговоре пропала окончательно. Я переболел последствиями, я вырос, я изменился. Я давно не был тем мальчиком, который не позволил трахнуть себя на чердаке в доме его бабушки. Я был совсем, совсем другим человеком. Каким был Джерард? Каким он стал за это время без меня? Наверное, мне хотелось это узнать. Я снова задумался и не понял, когда Джерард притормозил. Очнулся только, услышав щелчок его ремня безопасности. Он вышел и хлопнул дверью. Я, немного посидев, вышел за ним.

Здесь было прохладно, с океана тянуло свежестью и растворённой в воздухе солью. Бетонная велосипедная дорожка тянулась вдоль полотна трассы, исчезая за поворотом. В этом месте, где притормозил Джерард, она расширялась и вдавалась в берег наподобие площадки для отдыха. Стальные трубчатые перила опоясывали её, чтобы никто не упал вниз, на песок. В темноте и какой-то нереальной после бешеного вечера тишине ленивый рокот волн звучал странно и чужеродно. Я никак не мог поверить в реальность всего происходящего.

Джерард стоял на площадке, опершись руками о трубу перил, курил снова. Я захлопнул дверцу машины, неторопливо перешёл пустую тёмную дорогу, встал рядом. Мы едва касались локтями, и от этого было немного теплее. Я внезапно остро осознал, зачем он отвёз нас двоих так далеко, и улыбнулся этой догадке. Расчётливый мудак.

- У тебя девушка, – внезапно сказал он, не вынимая из губ сигарету. – Очень милая.

- Невеста, – поправил я и полез во внутренний карман за своей пачкой. В разреженной темноте мелькнула тусклым светом серебряная полоска на пальце.

- Оу, даже так, – ответил он, выдыхая дым в сторону океана. Изгиб его кисти притягивал взгляд, я, наверное, никогда не смогу насмотреться на это. – У меня тоже девушка, – сказал он после пары затяжек. – В Нью-Йорке осталась, правда. Сказала, если я не нарисую за этот год чего-нибудь стоящего, уйдёт от меня, – хихикнул Джерард. – Говорит, я неудачник.

- В пизду такую девушку, – ровно ответил я, прикуривая от своей зажигалки. Та неожиданно нашлась во внешнем кармане. Джерард хмыкнул.

- Она в чём-то права, я неудачник. А теперь я лезу во что-то, в чём плохо смыслю, и мы даже собираемся записать первый альбом. И меня почти колотит от осознания, что может выйти так же, как с комиксом. Я вряд ли переживу это, – выдал он мне, как на духу.

Я посмотрел на него. На бритой бледной щеке у виска пробивались жёсткие волосы. Хотелось запутаться в них языком, слизать вкус пота – я был уверен, он там был. Я отвернулся.

- Всё получится. У меня мурашки от того, что ты делаешь на сцене. Мурашки от песен и музыки, – «от тебя», – хотелось продолжить мне, но я замолчал, заткнув себе рот сигаретой. Мне не стоило говорить о том, как я пару раз мастурбировал, просто слушая промо-диск Джерарда, и как кончал на вдохе от его голоса. – Вам только ещё один гитарист нужен, потому что из тебя он, прости, никакой.

Джерард закинул голову назад и рассмеялся.

- Никогда не лез в гитаристы, нахуй надо. Просто найти никого не можем. Чтобы подходил, – сказал он и снова долго, чувственно затянулся. Огонёк на кончике сигареты распалился, отражаясь в зеленоватых глазах алым. Я вздрогнул едва ощутимо, внутри заныло сладко до одури. В этой фразе было столько недосказанного, что я очень боялся спугнуть удачу.

- А моя группа разваливается, – повёл я плечом, словно надеялся отгородиться от этого. – Тима несёт куда-то, я уже перестал понимать, о чём наша музыка, для чего мы её пишем. Я перестал понимать, о чём пою. Это грустно, – сигарета закончилась, и я, притушив бычок о низ трубы, кинул его себе под ноги. Вздохнул, прикрыл глаза. – Иногда мне очень хочется, чтобы было всё, как раньше. Чтобы Рэй, Майки, ты… Мне не хватает этого. Я… завидую твоей группе, Джи. Вы невероятные какие-то.

- Как раньше, – хмыкнул Джерард. – Как раньше уже не будет. Никогда, – сказал он и отправил тлеющий окурок в долгий полёт за край перил. – А если бы я позвал тебя? Переманил из «Пэнси», ты бы пошёл ко мне вторым гитаристом? – спросил он вдруг.

Я поёжился от пронизывающего ветра с океана. Вгляделся вперёд, в темноту, но ничего там так и не увидел. Внутри всё тряслось от предвкушения чуда. Он шутит? Согласился бы я? Неужели не видно по мне, что я за ним на край света готов, босиком, и меня даже привязывать не надо – сам пойду, как преданная псина, согласная на объедки и редкую ласку? Он вообще понимал, что предлагал мне? Быть постоянно рядом. Творить вместе. Смешивать в одно общий пот и кровь. Преодолевать преграды. Радоваться. Засыпать и просыпаться, выступать… Дышать одним воздухом, одним запахом, даже если это запах нестираного белья и пота, немытых тел… Это практически брак – пускай творческий, пускай полигамный, но всё же. Господи, какой же он идиот… Я вздохнул и посмотрел ему в глаза. Пожал плечами.

- Кто знает? – мои губы скривила улыбка.

Он снова хмыкнул и снова закурил. Я перестал считать. Кажется, курить сейчас нам было более необходимо, чем дышать.

- Знаешь, я всё же думаю, что неудачник. Как минимум, был неудачником, – сказал Джерард и затянулся – блаженно, прикрывая глаза. – Мне двадцать пять, из успехов – оконченная школа искусств да никому не нужный комикс, работать над которым я просто заебался. Все последние годы я постоянно ловил себя на мысли, что бездарно проёбываю молодость. Что делаю что-то не то, не так, будто свернул не туда или не на своём перекрёстке. Так было вплоть до прошлого сентября…