Ipso jure. /лат. «В силу закона.» (СИ)

Мимо них, сверкая всеми огнями, проехала «скорая». Кого-то спешно увозили из аэропорта в сторону ближайшей больницы.

Но вот, наконец-то, они тронулись.

— Черт, — заметила Рогозина, лихорадочно ища место, где они могли бы припарковаться, — мы из-за пробки опоздали почти на полчаса!

— Я думаю, они только-только прилетели, — старался успокоить ее мужчина. — Сама же знаешь — долго это все… Приехать, зарегистрироваться… Разгрузится…

Олекса лишь загадочно улыбалась и строчила в своем мобильном телефоне как угорелая.

— Скорее! — крикнула женщина, кое-как припарковавшись, и «закрыв машину» на сигнализацию.

Хорошо, что Иван смс-кой прислал номер самолета и рейс. Через минуту их уже вежливо проводили почти к самому трапу самолета. Но они там не были первыми…

Господин министр «магии всея Руси» оказался первым. Виталий Георгиевич Шкапин был явно зол.

Рогозина поражено замерла: вокруг мужчины с тростью замерло не менее трех охранников знакомого им ЧОП. Никого больше не наблюдалось. Громкие голоса ругающихся людей разносились далеко по взлетной полосе. Последние слова мужчины трое новоприбывших различили прекрасно:

-… вы думаете, что это вам так просто сойдет с рук? Ну нет, не для этого я защищал Россию от этой мрази…

Но тут Шкапин, развернувшись на каблуках, пошел прочь, но не успел и сделать трех шагов, как вдруг, по спокойному приказу «Взять его…», охранники накинулись на него. И двое его схватили за локти, а один легко извлек оружие из его кобуры.

— Знаете что, Виталий Георгиевич, — проговорил мужчина, — с вашим заместителем я еще год назад как договорился… Очень сговорчивый у вас он…

Дикий вопль «Сука!» был слышен на всю взлетную полосу. Далее он вопил что-то, но уже бессвязно. Его, под «белы руки» проводили до черной машины, что была вдалеке, и втащили вовнутрь. Дверь захлопнулась и неведомый водитель ударил по газам, уводя машину прочь.

Мужчина остался стоять, опираясь одной рукой на палку. И тут, Рогозина, осознавала — это же Вячеслав!..

— Слава? — поражено проговорила она, делая шаг вперед, — сын…

— Узнала? — просто улыбнулся ей Вячеслав.

Через минуту они уже обнимались. Рогозина не могла на него наглядеться: черные волосы были коротки, а на висках уже проглядывала седина, на левой стороне лица — длинный шрам, будто бы от пореза. Стоит он, опираясь на трость — у него явно повреждена нога, правая… Он в куртке защитного, маскировочного цвета, в черных штанах, и грубых ботинках. Сейчас куртка распахнута — под ней обнаружилась черная майка. Рогозин, что называется, заматерел…

— Что сейчас произошло? — проговорил Круглов, когда они с Вячеславом таким же образом поздоровались. — Чего это…

— Эта гнида много крови попортила и не только мне… Чаша зла, в его случае, пересилила. С ним все… — проговорил Слава с таким холодом, что женщина поняла — больше этот человек солнца не увидит… Все! — крикнул он, отворачиваясь от Николая Петровича и Галины Николаевны. — Можно выводить Луну и детей!

Вниз начали медленно спускаться три фигурки.

Рогозина внимательно глянула на женщину. Луну она с трудом узнала — за годы, что они не виделись, из угловатой девушки-подростка она превратилась в красивую женщину, в глазах которой сейчас плескался не тот «бешеный» свет взросления, а ровный, спокойный огонь, свойственный только материнским глазам. Она не была высокого роста — Слава сейчас был выше ее на полголовы; одета она была в голубое платье, юбка была ниже колена. Она крепко держала за руки детей, одетых в разного цвета комбинезончики.

Один сразу же скромно при этом спрятался за маму — на Рогозину слегка испуганно смотрели черные глазки, а другой, светловолосый, напротив, отпустил руку матери и побеждал к ней с криком и протянул руки, явно просясь на ручки:

— Ба-абушка!

— Саша! — укоризненно произнесла блондинка сыну, — ну, опять повторяется! Где твои правила приличия? Здравствуйте, Галина Николаевна! Очень рада вас видеть.

Рогозина тут рассмеялась и опустилась к внуку на корточки, и обняла его:

— Это кто тут у меня?

— Бабушка, здравствуй, — старательно выдавил из себя малыш, вырвавшись из бабушкиных объятий, — я — Саша… Тебя папа и дядя Невилл мне на компьютере показывали…

— Да? Я этому рада…

Галина Николаевна с теплотой рассматривала ребенка; тот был просто копия невестки с одним отличием — цвет глаз мальчик унаследовал явно от Вячеслава, глаза были зелеными. И парень был крепким. Очень.

— Мы старались, чтобы мальчики знали и о вас, и о России… — раздался чей-то голос и Рогозина подняла голову и слегка опешила, не узнавая высокого, статного, голубоглазого мужчину-блондина. — Здравствуйте, Галина Николаевна…

— Мам, это Невилл, — рассмеялся Вячеслав, понимая, что мать не может вспомнить его лучшего друга. — Неужто мы все так изменились?!

— Очень, — ответил вместо нее Круглов, и горячо пожал руку мужчины. Тот, как и Вячеслав, был одет во все военное. За плечами у него был рюкзак.

— А это кто тут у нас?.. — Рогозина взглянула на второго ребенка. Они с Луной подошли ближе к ним. Тот жался к матери, цепляясь за мамину юбку, — Тимоша?

— Да, это мой братик… — проговорил Саша, с неожиданной резвостью отходя от своей бабули и вытягивая того «на свет» за руку. Тот не пытался вывернуться из братских рук (видимо понимал, что дело далеко безнадежное) только скромно стоял потупив глаза. Он оказался шатеном, худеньким и выглядел слабее брата. — Только он…

— Саша, — сказал подчеркнуто ровно отец.

Александр мгновенно закрыл рот. Видимо, отцовского гнева он побаивался. Да и рука у папы была «твердой».

— Ну, иди ко мне, Тимоша… — Рогозина протянула ему руку, и мальчик, все еще не говоря ни слова, смущенно шагнул к ней ближе. — Не бойся меня…

 — Я и не боюсь, — очень тихо произнес мальчик, беря ее своими маленькими ладошками за руку.

— Так как нас много, — проговорил очень громко Вячеслав, пытаясь перебить своим голосом сбивчивую речь сына, рассказывающего бабушке все и обо всем, иногда и Тимофей вставлял в разговор несколько слов, — мы ждем машину фонда! Саша, да помолчи ж ты, хоть на секунду!

Мальчик моментально захлопнул рот, но тут же, спустя несколько мгновений начал рассказывать что-то громким шепотом. Круглов рассмеялся — внук-то у Гали очень активный парень…

— Я думала, что мы поедем на моей… — проговорила Рогозина, — и вообще, я думала вас больше прибудет…

— Дай ключи Олексе, она пригонит тачку… — заметил Вячеслав, и женщина, подумав с минуту, так и поступила, — Гермиону увезли, так как она на тридцать девятой недели беременности…

— О! А кого она ждет?

— Девочку… Хотя безумно хотела сына. — Ответила ей Луна, мягко беря Тимофея на руки. — Мы, кстати, впервые станем крестными со Славой.

— Внимание, Вячеслав, к нам гости едут… — заметил Невилл, нервно кладя руку на пояс.

— Вижу. Николай Петрович, будьте любезны, Сашу возьмите к себе… И вообще — я думал, что вы с мамой наконец-то «окольцевались».

Круглов открыл рот чтобы что-то сказать, но сказать ничего не успел — Саша уже вовсю дергал его за полу пиджака. Снизу вверх на него смотрели ослепительно зеленые детские глазки. Рогозина тоже было хотела сказать, но длинная машина-лимузин с российскими флагами уже подъехала к ним.

Из машины в форме военного вышел высокий и худощавый мужчина. На вид он был так же молод, как и Вячеслав. Его рыжие волосы были до плеч, и затянуты в прическу «конский хвост».

— Юрий Эдуардович? Не ожидал вас… — поднял брови мужчина. — Поздравляю вас с назначением на пост министра магии России… Мама, знакомься, это Юрий Эдуардович Ветров, наш новый министр магии.

— С сегодняшнего утра… — заметил просто рыжеволосый. — Я рад, что познакомился с вами лично, Вячеслав Вячеславович… И рад, что вижу вашу семью в полном составе…

— Я тоже очень рад этому… Извините, министр, но мы все очень устали. Дети не привыкли к такому длительному перелету… — вежливо проговорил Слава, беря на руки сына Сашу — тот, заскучав и уютно прислонившись к груди майора ФЭС, задремал, смешно приоткрыв ротик. Майору, впрочем, понравилось быть этакой «подушкой». Он с удовольствием прислонял его к себе, плюя на то, что ботинки ребенка оставляли на его чистой одежде разводы. — Да и жена устала очень… — свободной рукой Вячеслав прижал к себе жену с Тимофеем на руках. — Да и я должен подлечиться — нога, как видите, все еще не позволяет мне вернуться к привычному ритму жизни. Поэтому мы очень хотим домой…