Ipso jure. /лат. «В силу закона.» (СИ)

Женщина, что сидела в своем кабинете, тупо глядела на рукописные строчки и, казалось, от усталости не понимала ни буквы. Она еще раз потерла виски, но усталый мозг так и не принял необходимую информацию. А ведь завтра — совещание у генерала, а квартальный отчет по раскрытым делам все еще не готов.

Мысли женщины сейчас были далеко от таких низких материй, как бумажки. Она напряженно думала и размышляла о своей жизни…

Вот уже неделю как ФЭС занимались одним делом, и ни на йоту не приблизился к разгадке. Дело состояло в том, что годовалого (или около того) ребенка подбросили к общежитию, где обитала как раз-таки сама Галина Николаевна, которая на него и наткнулась, выйдя пораньше на работу. Но, самое главное — неясно было, как ребенок вообще мог возникнуть сам собой на крыльце подъезда. Так, по крайней мере, зафиксировали камеры видеонаблюдения.

Ребенка увезли на вызванной ею скорой — мальчика в больнице осмотрели и оставили, так как он заработал слабое переохлаждение. Тихонов только разводил руками — никто за ребенком не обращался. Все дети находились дома, «потеряшек» не было, а ДНК у тех, у кого ранее пропали малолетние дети, не сходилось с ДНК найденного малыша. Единственная его примета — полустертый, явно родовой шрам в виде молнии. Показывали мальчика и по телевизору, искали даже по мировой сводке пропавших детей. Никто не узнал подкидыша. Тупик.

Рогозина потерла глаза, пытаясь сбросить с себя наваждение — она все еще чувствовала на своих руках тепло тела младенца, и не могла отделаться от мысли, что это все произошло не случайно. Она даже ночью не спала — ей все виделись ясные зеленые глазки малыша, которые смотрели на нее из одеяльца, в которое он был завернут.

Она не могла понять саму себя — вроде бы малышей держит на руках не первый раз, но в этот раз в ней самой екнуло, противно так, больно… Она знала, что у нее самой шансов иметь детей почти нет — возраст, да некоторые ранее полученные травмы и ранения не позволяют. И зудело у нее внутри — душа мучилась, думала о черноволосом и зеленоглазом мальчике почти постоянно.

Она знала, что ожидало ребенка — дом малютки, потом интернат и, почти наверняка, лет через пятнадцать, он попадет и пополнит их базу данных — совершит какое-нибудь преступление…

Валентина застала руководство, по совместительству — свою подругу, не в самом лучшем состоянии — Галина Николаевна медитировала над кружкой с давно остывшим кофе, и ее взгляд блуждал где-то в пространстве. Она явно чем-то была озабочена и над чем-то думала.

— Галь?

Женщина все еще продолжала смотреть поверх фирменной кружки.

— Галя, — мягко и вкрадчиво обратилась к ней Антонова, и это сработало: начальник ФЭС стряхнула усилием воли с себя помутнение. — Как ты меня и просила узнать — до сих пор никто за малышом не обращался. Здоровый малыш… Они выпишут его ориентировочно через несколько недель… Галь, ты меня не слушаешь!

— Прости, задумалась…- Галина Николаевна снова погрузилась в прострацию.

— Что с тобой происходит? Ты будто не в своей тарелке! И это не прекращается уже неделю!

— Да ребенок в душу запал… Жаль его, такого маленького. Вроде бы уже не в первый раз подкидышами занимаемся… — Рогозина попыталась вывернуться под внимательным взглядом подруги. — А сейчас — у меня душа и сердце не на месте…

— Все понятно. Галь… Ты мамой так и не стала, и сейчас в тебе сработал нерастраченный материнский инстинкт. Еще прибавь и то, что тебе к сороковнику…

— Да-да, знаю, но этот ребенок у меня из головы не выходит, понимаешь?!

— Так если в душу запал, так усынови его! Галь, тебе нужно просто решиться. Тем более, со сбором документов у тебя вообще проблем не будет…

— Да знаю я… Но как быть, если найдутся у него родители? Пусть не сейчас, а лет через пять-десять…

— Галь. Ты сама прекрасно знаешь — это один процент из ста. Тем более, что-то мне внутри говорит, что его родители давно уже не здесь, коль оставили еще грудного малыша… Значит то, что вынудило их оставить его, было сильнее, чем все материнские и отцовские инстинкты…

— Страх.

— Да. Ну, Галь, — патологоанатом встала со своего места и, подойдя к ней, положила руку на плечи, — тебе нужно просто решиться, а храбрости тебе не занимать…

— Я еще подумаю, быть может, сегодня съезжу к нему после работы в больницу…

— Удачи, — многозначительно проговорила Антонова.

После того, как она ушла, Рогозина все же собралась и начала дописывать злополучный отчет…

С утра Галина Николаевна, надев привычный костюм с погонами, не испытывала как обычно радостных эмоции перед очередной летучкой — совещанием. Опять будет рутина и скукота, опять угрозы – что они плохо работают и прочее, прочее, прочее… Туда можно было даже не прихорашиваться — начальникам и высшему руководству до нее было как до фонаря. Она ожидала машину — все документы у нее были готовы и ожидали своего «звездного» часа, как и она сама.

Николай Петрович Круглов, ее зам, как обычно вошел в кабинет, ожидая последних распоряжений от нее.

— Коль, ты сможешь сегодня полностью заменить меня? На один день? — спросила неожиданно у него она. — Мне по делам надо очень съездить…

— Да не вопрос. — Кивнул Петрович. — А как быть с Султановым? Он знает?

— Я уже у него отпросилась, а вчера совсем забыла сказать — в бумагах и отчетах засела напрочь и замоталась…

— Да понятно все… К отцу?

— И не только… Ладно, пора мне, — женщина сделала глубокий вздох и встала со своего места. — Машина ждет…

— Удачи…

Кое-как отстрелявшись и отбив «атаки» руководства на ФЭС, Галина Николаевна подошла к генералу после прошедшего совещания. Она сильно нервничала, но думала, что у нее все получится…

— А, — вышел наконец генерал из своего кабинета и увидел ее, — Рогозина? Я-то думал, что ты давно уехала… — он зевнул, не скрываясь.

— Мне нужно с вами поговорить… По личным вопросам.

— Проходи, — лениво отозвался Султанов расправляя плечи в тесном пиджаке с тяжелыми погонами. Пуговицы грозили вылететь в это миг из своих петель.

Он пропустил ее в свой кабинет и зашел следом за ней.

— Пап? — Галина Николаевна вошла к Рогозину Николаю, своему отцу. Она приехала на дачу, где он и жил в данный момент.

— Галь? Я тебя не ждал, приятный сюрприз… Выходной дали?

— Нет, мне нужно с тобою посоветоваться… Дело касается меня и нашей семьи… Мне нужно твое мнение… — женщина мялась, но понимала, что оттягивать момент нет никакого смысла, так как это слишком серьезный вопрос и серьезное решение, которое повлияет на всю ее оставшуюся жизнь.

— Давай, дочь, садись, и мирно поговорим… Чувствую, что не спроста ты приехала сейчас ко мне…

Рогозин-старший улыбался. Нет, правда — на лице старика проступила лукавая, но ободряющая и одобряющая улыбка.

— Галь… Ты поступаешь верно. Ты все еще колеблешься, но в душе сама для себя все решила еще тогда, когда взяла ребенка на руки. Так чего медлить-то? Я очень хочу увидеть моего внука!

Женщина слабо заулыбалась и, порывисто вскочив, обняла старика-отца.

— Спасибо, — благодарно проговорила она, обнимая мужчину. — Значит, ты не против?

— Да нет же! Давай, собирай документы и вперед! Тем более, я не такой старый, как ты думаешь, я присмотрю за ним… А о ФЭС не бойся, я знаю твою команду, без тебя не пропадут! Они точно тебя поймут…

— Я фото сделаю и тебе отправлю по сети…

Рогозину пустили в столичную клинику нехотя, и лишь только по предъявлению своего служебного удостоверения, так как часы посещения больных давно закончились. Она, спросив у медсестры про мальчика-подкидыша, теперь шла в нужный больничный бокс.

Быстро надевая больничный халат и почти с ненавистью напяливая защитную маску на лицо, Галина Николаевна думала о своем будущем, которое теперь будет связано непосредственно с этим малышом. Тщательно помыв руки, она зашла в бокс вместе с медицинской сестрой.