Ipso jure. /лат. «В силу закона.» (СИ)

Генерал с каждой секундой белел все больше. Его глаза лихорадочно забегали, лоб начал потеть от стресса.

— А за свою семью… господин бывший генерал-майор, я порву любого… нет, — перебил Вячеслав сам себя, — я превращу того в пыль! Так что вы там говорили про самолет?.. — небрежно вернулся он к началу разговора и метнул ему под нос мобильный телефон. — Звоните-звоните, мне интересно…

Рогозин-младший, даже не спрашивая разрешения, ногой пододвинул к себе ближайший стул и нагло уселся в него — рядом мужчиной в деловом костюме, который всецело напоминал ему крысу. Тот вообще старался сделать вид, что его здесь нет, наверняка мечтая провалиться под пол.

Генерал Лобачев молчал. Его лицо исказилось от ненависти:

— Тебе, щенок, надо было сдохнуть еще там…

Вячеслав отреагировал на его лишь слова смехом. Это леденящий, до дрожи и побирающих мурашек невеселый смех, разнесся по кабинету точно гром. Все присутствующие содрогнулись.

— Гроб с телом вашего сына мы доставили прямиком на порог вашего дома. Смею предположить, что сейчас на телефон вам позвонит ваша жена… О, да я угадал! Аплодисменты мне!

Генерал вытащил свой телефон, который нервно вибрировал. Его лицо впервые отразило страх. Даже не страх — ужас.

— ВЫ-Ы-Ы-Ы!!! — взревел он раненым зверем, но Рогозин, не повышая и не понижая голос, перебил его:

-… сердечно вам соболезную. Он был убит при попытке скрыться с уликами… Потеря собственного ребенка ведь такое горе…

При этом тон стал едва ли не насмешливым. Вдобавок, Вячеслав позволил себе некую вольность, в виде того, что он нагло положил ноги, в тяжелых, грязных армейских ботинках прямо на стол. Рогозина нервно дернулась: таким наглым и развязным она своего сына еще в жизни не видывала.

Генерал, вскочив на ноги и отшвырнув стул с пути, кинулся прочь из кабинета. Рогозин, даже не шевельнувшись, выставил левую руку и проговорил, глядя на остановившегося генерала снизу вверх:

— Крысу свою заберите, товарищ бывший генерал-майор… Я вас имею ввиду, молодой человек. — Кивнул он дерганому мужику. Тот активно вытирал струи холодного пота. — И если еще раз вы оба соизволите переступить этот порог и угрожать кому-либо, то горько об этом пожалеете…

Генерал выбежал из кабинета первым; за ним по пятам — его помощник, и оба удалились с глаз. Рогозина и Круглов даже очнуться от удивления не успели.

— Невилл! — обратился в пустоту Вячеслав, — все слышал!

— Все. Действуем, как договорились! Пока! — провозгласила громко трубка, все еще лежащая на столе.

— Пока! — Рогозин спустил ноги со стола; вытащил откуда-то влажную салфетку и протер стол. И встал на ноги. — Теперь, я думаю, мы можем обняться, мама!

Через минуту он уже оказался в горячих материнских объятиях…

— Не верю своим глазам! — женщина позволила себе дать выскользнуть сыну из ее объятий. — Это и правда ты, Слав? Когда приехал?..

Она окинула его самым любовным материнским взглядом, который не поддается описанию, мгновенно забывая о только что произошедшей на глазах неприятной сцене.

— Мам, я знаю, что у тебя много вопросов, но давай сначала я скажу, где у несчастного в вашем морге блок памяти… Бедный мужик…

— Откуда… — заткнулся было Круглов, а Рогозин коротко проговорил:

— Я же следователь по особо важным делам. А Невилл... вскрыл для меня кое-что… Кстати, тебе ото всех нас привет! Пошли все в морг, я все покажу!

Иван Тихонов, примчавшийся в морг, взвизгнул по-детски от радости и бросился крестнику на шею (Вячеслав был уже даже выше своей матери на сантиметр).

— Держи, — протянул Рогозин окровавленную деталь, только что извлеченную щипцами, — это блок памяти…

— А где… генерал?

— Сделал ноги… — проговорил Круглов.

-…и, надеюсь, навсегда, — уже щелкал по клавиатуре своего мобильного Рогозин, — я просто минуту назад отправил его руководству и его жене порнофильм с его непосредственным участием… — изогнулись его губы в усмешке, — так что так просто этот гад, помимо смерти своего сына, не отделается…

— Слава! — укоризненно проговорила Рогозина, — как так можно?

— Если бы эта мразь не попыталась меня взорвать вместе с моей семьей… то все бы могло быть по другому. А так — пусть радуется, что я оставил его мерзкую душонку при нем… И то, что живым дойдет до порога… — прошелестел голос сына. — У меня теперь есть специально обученные для этого люди… Я «мокрухой» занимаюсь исключительно по особым случаям. А таких у меня было достаточно…

Этот спокойный, ровный тон дал Рогозиной понять — он хорошо знает, как проливать кровь… Ее взгляд скользнул по его рукам, покрытым шрамами. Вячеслав, перехватив ее внимательный взгляд, чуть прикрыл руки свободными рукавами своей шелковой, черной рубашки.

— Но я приехал не по этому сюда… Мне нужно с тобой поговорить с глазу на глаз.

— Иван, отключи камеры, — велела программисту женщина. — И для всех — меня нет, Оксана…

Сын и мать уединились в кабинете. Там погасили свет по-максимому, и в полутьме Вячеслав поведал родной матери, которая сжимала его ладонь, всю историю, произошедшую с несчастным Тедди Люпином, и, частично, то, что происходит сейчас в Англии, охваченной пламенем магической волны…

— Мы много потеряли кого… на этой проклятой войне… Мертва наша Джинни… Половина нашего потока лишилась крова и всех родных и близких… Многие потеряли смысл своей жизни, смысл существования… Честь у многих теперь запятнана и опоругана… Но, все же, кто-то смог найти выход…

Мы смогли организовать армию; у нас выработан четкий, отлаженный механизм помощи… Все дела фиксируются и виновные несут заслуженное наказание… Ряд городов мы освободили, нам теперь стало легче… Лорду уже не удержать власть в своих руках… Но я пришел просить твоего совета… Мне не так просто… принять Тедди под свое крыло… Я знаю, что это теперь… будучи отцом.

Как тебе… Как ты приняла меня? Как ты смогла принять меня?

Рогозина улыбнулась. Ее выражение лица наполовину было скрыто падающей тьмой, но ее глаза засветились от воспоминаний. О том, как они впервые встретились, как она впервые взяла его на руки, как услышала от него первое в его жизни слово…

— Я тоже не сразу приняла решение. Даже после совершенного, я колебалась… Но, постепенно-постепенно я привыкла, что я больше не одна, у меня есть ты, и ты — мой родной сын… — она погладила его по плечу. — Ты же очень-очень мужественный… Знаю, что это за страх в тебе… Он пройдет…

— Вот уже с год не проходит… Как Луна объявила, что беременна, так и не проходит… — тяжело вздохнул Слава, — не так-то все это легко…

— Никто и говорил, что жить легко и просто. У всех в этой жизни свой крест, и мы обязаны его нести, хотим мы этого или нет. Теперь настала твоя очередь… Я понимаю, что тебе это тяжело, с мужской точки зрения… Ты — защитник…

Но я, лично, не против подписать все необходимые бумаги, я буду рада еще одному внуку…

— Правда? — обрадовался мужчина.

— Правда.

Они не могли наговориться, но время, отпущенное им на разговоры, к сожалению, закончилось… Рогозину-младшему снова нужно было возвращаться на войну, в другую страну…

— Мам, а ты на меня не злишься… За все, тогда?..

— Я все понимаю: ты не мог поступить по-другому… — Рогозина провожала его. — Я… знаю, что значит твой выбор. Знаю, что значит война… Я рада, что ты стал настолько взрослым…

— Спасибо…

— На сколько мы расстаемся? — тихо спросила женщина.

— Я не знаю, мама… Но знай: я продумал все варианты событий. Даже самые худшие… — он не дал ей вставить и слова. — Я непременно вернусь сюда, к тебе, в Россию… После того, как пришью этого гада.

— Я знаю, сын. Я знаю…

Рогозина стояла на крыльце Федеральной Экспертной Службы, и наблюдала, как он садится в черную машину, которая отвезет его обратно в аэропорт.