Место третьего (СИ)

— Убей их! — кричит Сува из-за спины Бойца. — Убей!

Боец выпрямляется, снова скрещивает руки на груди и жутко, отчаянно выкрикивает:

— Смерть!

Полотно полного ничто — пустота, чернота, забвение — ползёт к нам, пряча под своим покровом темноту Системы. Но я не боюсь её. Уже — не боюсь.

— Соби, уничтожь их! Это приказ!

И посылаю ему всю Силу, что у меня осталась, одним резком толчком, одним порывом — наверное, это больно. И сразу же опять грохаюсь на колени. Соби рывком поднимается на ноги, раскидывает руки в стороны, заслоняя меня, и выдыхает единственное слово, наполняющее каждую клеточку моего тела:

— Жизнь!

Контуры его силуэта начинают светиться ярко-синим, светящаяся пелена отделяется от тела и летит навстречу мраку, поглощая его, сжирая, уничтожая, летит навстречу Deathless. Боец не успевает ни выставить щит, ни загородить свою Жертву. Синяя пелена взрывается перед ними, превращаясь в десятки, сотни, тысячи искрящихся синих бабочек, которые облепляют их с ног до головы. Они гаснут одна за другой, оставляя после себя рваные куски пустоты, за чёрно-синим облаком слышатся крики. Я больше не могу держать сознание на плаву, перед глазами рябит, собственные руки искажаются… Я чувствую, как голова встречается с землёй…

Наверное, в обмороке я был не больше минуты, потому что, когда открываю глаза, Соби по-прежнему стоит возле меня, повернувшись к противникам, а с их стороны ещё слышатся стоны и вопли. Потом всё стихает.

Я приподнимаюсь на локте — оков на мне уже нет, озираюсь. Соби тяжело дышит, держась за окровавленный бок. Deathless лежат на земле, слабо шевелясь, но уже не в состоянии подняться. Бабочки, синее, чёрное — всё исчезло. Остались только Система, гудящая тишина и мы.

— Сэймей, — Соби с тревогой вглядывается в моё лицо, — как ты?

— Как основательно убитый и халтурно воскрешённый, — ухмыляюсь я и со второй попытки всё-таки встаю.

Меня шатает, землю под ногами почти не ощущаю, почему-то мутит, как будто не ел неделю, а зрение с трудом удаётся сфокусировать хоть на чём-то. Постояв немного и сделав несколько глубоких вдохов, медленно подхожу к Deathless.

Сува валяется на спине с приоткрытым ртом и непонимающе, как маленький ребёнок, моргает, глядя в черноту неба. Его Боец, перекатившись на бок, старается подползти к нему ближе.

— Вы не бог, Сува-сан, — устало говорю я. — Вы такой же человек, как и все прочие. Вы тоже умрёте. И вас, как и других, также будут жрать черви.

Он пытается что-то прохрипеть в ответ, но я не разбираю слов.

— Соби, — зову я, не сводя с них глаз, и жду, пока его шаркающие шаги за спиной смолкнут. — Убей их.

— Не надо! — Боец Deathless откуда-то находит в себе силы всё-таки доползти до Сувы и раскинуться у него на груди. — Прошу, не нужно…

— Соби, — я оглядываюсь на растерянно замершего Агацуму. — В чём дело?

— Пожалуйста… Сохраните жизнь ему одному, я прошу вас. Убейте меня, но пощадите его. У него ведь маленькая дочь…

— В Системе нет ни детей, ни родителей. Только победители и побеждённые. Или — в данном случае — живые и мёртвые, — говорю я, отворачиваясь. — Соби, ты не слышал меня? Убей их.

— Сэймей, — Соби не отводит от них глаз, — в этом нет необходимости. Они проиграли, они серьёзно пострадали. Этого вполне достаточно.

— Я сам буду решать, когда достаточно! Они нас чуть не угробили — и гробили, как ты помнишь, с огромным удовольствием. Им было наплевать на наших родственников. Так почему я должен их миловать?

— Но, Сэймей…

— Разговор окончен. Дело нужно всегда доводить до конца. Для них конец — это смерть. Таков был уговор. И не жалей их. Если враг вызывает жалость — значит, он ничтожество. Убей. Это приказ. И тела отправь куда-нибудь подальше — нечего им в парке разлагаться.

Я шагаю прочь по гладкому полотну Системы, не оглядываясь. За спиной сначала слышен только умоляющий, но уже лишённый надежды шёпот Бойца, потом ровный голос Соби: «Мизерикордия», короткий свист, как будто воздух в трубу засасывается, — и всё стихает.

Бессмертные оказались вовсе не бессмертными…

— Выход, — произносит Соби после паузы, и через пару секунд сквозь черноту прорезаются уже очертания деревьев и тропки, которая выводит меня на главную аллею.

Очутившись ближе к цивилизации, я останавливаюсь и глубоко дышу, борясь со слабостью. Соби появляется возле меня через полминуты. Голова его опущена, глаза остановились в невидимой точке на земле, рукой он по-прежнему зажимает рану. Какое-то время мы молча стоим в ночной тишине.

— Ты сильно ранен? — спрашиваю я наконец, кивая на его окровавленный бок.

— Мне уже лучше, — отвечает он надтреснутым сиплым голосом. — Ведь ты поделился Силой.

— Врач нужен?

— Нет.

— Тогда идём.

Насчёт врача — это и на мой счёт неплохой вопрос. Так хреново мне не было ни разу в жизни. И слабость, и головокружение, и тошнота, и кажется, что и впрямь только из могилы поднялся, но черви уже успели хорошенько тело поглодать. На фоне всего этого даже боль от оков не ощущается. Но мне повезло, что поединок был в нашем парке. Пятнадцать минут — ладно, в моём состоянии полчаса — и я дома.

Идём мы к выходу очень медленно, но я заставляю себя двигать ногами с одинаковой скоростью, а вот Соби начинает отставать. Пару раз я оборачиваюсь: его лицо напрягается всё сильнее, шаги лишаются прежней уверенности, его мотает из стороны в сторону. Наконец он не выдерживает и останавливается.

— Что случилось?

Не ответив, он сворачивает с аллеи, оттолкнувшись от пары деревьев, добирается до ближайшей лавочки и тяжело садится.

— Прости, Сэймей. Я больше не могу идти.

Замечательно. И что теперь, спрашивается, делать? Тащить Соби на себе? А кстати, куда тащить-то? И главное, зачем?

— Ладно, — пожимаю я плечами. — Тогда оставайся здесь, пока не придёшь в себя. А я пошёл домой.

Он поднимает на меня мутный, немного расфокусированный взгляд.

— С тобой всё будет хорошо?

— Дурацкий вопрос. Конечно.

— Ты обессилен. Я это чувствую.

— Да, я выжат досуха. Но что с того? Или предлагаешь мне тут торчать с тобой на лавке до утра?

Соби опускает голову.

— Конечно, нет.

— Тогда пока.

— Сэймей, — тихо окликает он, когда я уже делаю несколько шагов к воротам.

Каждая минута промедления — это лишняя трата сил, которых и без того осталось на донце. Я раздражённо оборачиваюсь.

— Ну что ещё?

Слепо глядя в землю, Соби тихо говорит:

— Я… до этого… никогда никого не убивал.

— Значит, с почином.

Он хмуро косится на меня, и я вздыхаю.

— Если тебе от этого будет легче… Ты не убивал — всего лишь выполнял приказ. А по законам Системы Боец не несёт ответственности за приказы Жертвы.

— Законам Системы? — повторяет он словно в полусне. — А как же человеческие законы, Сэймей? Я отнял жизнь у двоих людей.

— Забудь о человеческих законах. Ты не человек, а Боец. Поэтому я запрещаю тебе заниматься самоедством, или чем там ты собирался заняться. Это понятно?

— Да, — вздыхает он.

— Тогда всё. Пока. Завтра позвоню, и только посмей не взять трубку.

— Спокойной ночи, Сэймей.

Я направляюсь к воротам, молясь только о том, чтобы мне не стало хуже по дороге. Иначе очнусь уже в больнице, вот весело-то будет. Рицка особенно повеселится, когда узнает. А Соби остаётся сидеть на лавочке, и я на него больше не оглядываюсь.

Просыпаюсь я ближе к полудню, и моё пробуждение сопряжено с изрядной долей непонимания: ведь сегодня понедельник, выходит, Рицка сам проснулся и отправился в школу, а меня почему-то не растолкал — будильник я вчера начисто забыл поставить, уже не до хорошего было. На кухне обнаруживается мама, у которой с начала осени изменился график работы, и теперь она приходит туда лишь к часу-двум. Спросив у неё, почему Рицка меня не поднял, получаю чудной ответ: вроде бы он пытался разбудить, да так и не добудился, оставил в покое и ушёл один. Впрочем, после вчерашнего удивляться не приходится. Сон — лучшее лекарство для лишённого Силы системного, неважно Жертвы или Бойца. После энергообмена, конечно.