Нет вестей с небес (СИ)

Вот эта мерзкая неоновая дешевая вывеска, вот эти грязные матрацы и несколько бьющихся от ломки полуголых девчонок лет восемнадцати, а то и меньше.

Женщина подобралась с тыльной стороны к публичному дому Бедтауна, подозревая, что напрасно рискует, но поступить иначе не могла, особенно, когда в очередной раз наблюдала сцену избиения одной из «дамочек» хозяином притона, который рычал, что в его бездонный карман попадают не все деньги…

Движения Джейс уже не причиняли особенной боли, но любую боль она умела гасить стремлением, стремительным прыжком пантеры, подбегая с ножом к пособнику разврата, почти не ощущая, как полоснула по дряблой шее лезвием ножа. Но нет, убивать ножом — слишком ясное чувство, это перерезанные артерии и связок, жил, слишком близкий их хруст.

Но не успело тело сутенера повалиться у ног опешившей избитой «девицы», как убийца скрылась среди хибар, точно тень. Вот и все. Она научилась уничтожать без ненависти, без стремления убивать, не ради вымещения своей боли. Не убила бы, существуй хоть единый шанс, но нет, на этого посредника пиратов угрозы уже не подействовали бы.

Обитательницы притона сбегались на отчаянный вопль ужаса свидетельницы, но Джейс к тому времени уже уходила прочь от Бедтауна по направлению к одному из аванпостов ракьят, недавно отвоеванному, намереваясь присоединиться к сопротивлению.

Может, она оставляла девиц без средств к существованию, но она сделала, что могла. Остальное зависело от них, может, у кого-то и хватило бы смелости изменить свою жизнь. Ведь это и есть выбор: изменение или повторение бессмысленных действий.

Одинокий воин в тельняшке и штанах цвета хаки, с пегими волосами и сине-серыми глазами, со шрамами на теле и, что хуже, вдоль души. Много ли могла она изменить с ножом и пистолетом-пулеметом? Но она не намеревалась идти одна. Да и один в поле — всегда воин. Со злом в душе каждый воюет один, но вместе со всеми.

Ныне все зависело от крепости духа народа ракьят и от ее воли. Но легко сказать — нелегко сделать.

Комментарий к 124. Стань таким, каким ты не был Ну, все, на финишной прямой! Да! И экшен сейчас будет. Поэтому и главы не делю на мелкие кусочки.

Мысли героини курсивом, потому что они как бы пронзают эти две недели ее выздоровления, то есть это, скорее, общий вывод из всех ее размышлений.

Так-с, перед написанием новой главы надо собраться с мыслями.

====== 125. Между землей и небом — война ======

Земля.

Небо.

Между землей и небом — война.

И где бы ты ни был,

Что б ты ни делал,

Между землей и небом — война.

© Кино (Виктор Цой) «Война».

Она помнила ритм его сердца, каждую ночь слышала во сне, даже в кошмарном бреду, но ныне шла, тверда, как гранит — тот камень, что не стал плитой на могилах ее друзей и многих убитых ракьят. Она просила руки не дрожать, а волю сделаться непоколебимее самых древних скал, не принимать смерть, не принимать зло, чтобы не раствориться в нем, не стать его порочной частью. И не важно, что раньше связывало с этим человеком по имени Васко.

Теперь она ехала в старом гудящем на все лады военном джипе в окружении отряда ракьят с автоматом наперевес. Обещали, что при первой же возможности отдадут ей снайперскую винтовку, правда, для это следовало сначала обезвредить снайпера, встречи с котором никто не желал. Пока ей только дружелюбно предоставили на одном из недавно взятых аванпостов автомат убитого пирата, да клетчатую тряпицу, которую она обматывала вокруг головы, чтобы не получить солнечный удар и не глотать дорожную пыль.

— Скажи, а я что теперь… Откуда вы меня знаете? — спрашивала в сотый раз Джейс у одного из ракьят, дивясь, как ее приняли в сопротивление, ведь только недавно в деревне Аманаки ее назвали оборотнем. Вообще не поймешь, что творилось в головах этих людей, не оторвавшихся от природы и архаических представлений о мире. С пиратами все ясно, достаточно ясно, чтобы уничтожать их без колебаний, а вот ракьят… Снова приняли ее как союзника, незнакомые, не спрашивали ни документов, ни имя, просто увидели ее, спросили: «Ты тот самый снайпер?» и вновь позволили встать в их ряды. Джейс верила в людей, вот только людям все ж не верила, но лучше сражаться плечом к плечу, чем исчезать бесследно в джунглях.

— Да, Цитра всем рассказала! — сурово одобрительно кивал один из воинов, мужчина средних лет.

Получалось, что Джейс стала чем-то вроде известной личности после того, как совершила невозможное: уничтожила в одиночку двоих лучших снайперов самого Вааса, взорвала его катера, да и вообще устроила самую настоящую масштабную диверсию. Ракьят почти сакральный ужас сдерживал, а ее в ту ночь ничего не держало, будто вырвалась из нее дикая неуправляемая стихия, будто взыграло море волнами цунами.

Но ныне в ней не осталось ничего дикого, ничего неуправляемого, будто увидела себя насквозь, сделалась прозрачной. И, очевидно, никто не знал, какой шанс представился ей тогда, в ту ночь. Спустить курок, не смотреть в его глаза, не видеть всю их глубину, эту пустоту, этот вопрос. Забыть, что понимал лучше всех, стереть из памяти все следы упоминания этого человека. Нет, не сумела. Значит, в этом содержался какой-то замысел упрямый. Благо или зло совершила? Каким судом измерить?

А что теперь? Машина направлялась по ухабам и горным тропам мимо водопада и старого схрона Герка на запад, а Джейс вспоминала, что где-то здесь, недалеко, с Дейзи случилось непоправимое. Обвинить себя в этом, сокрушить? Зачем? Скорбь ее никогда не сумела бы найти исхода, однако же скорбь не равна самоуничтожению, скорбь позволяет двигаться дальше, не замыкаться в апатии, жить ради тех, кого не вернуть, потому что, если небо разрешало столько раз выжить, значит, остался какой-то замысел упрямый, значит, в вечном повторении содержался тугой виток пружинный, все гнется кругом, да наверх.

Джейс просматривала придорожные кусты, зрение при свете дня никогда не подводило ее, да и ночью не раз спасало. Но реальность существовала помимо нее, и так не хотелось признавать, что какая-то женщина в ее голове по имени Жанна не желает ни войны, ни борьбы, а просит просто тихой жизни. Но где тихая жизнь? Не здесь, а там, далеко, на большой земле. И Джейс не имела права — как и возможности — просто малодушно сбежать, игнорируя бедствия всех, кто оставался здесь. Только задумчиво опиралась на автомат, рассматривая, как песок и пыль перекатывались по кузову внедорожника; затем вновь с опаской глядела на дорогу, надеясь в случае чего успеть предупредить о засаде.

Пираты в джунглях сбивались в мелкие банды, уже почти не подконтрольные главарям, блуждали в поисках своих, нападали, как бешеные собаки, без предупреждения, без привязки к карте расположения аванпостов и стратегических объектов. Победить колонну из пяти машин, в каждой из которых находилось не меньше пяти воинов, они не могли, но застрелить нескольких союзников — запросто. А у обоих сторон каждый воин был на счету.

Только мысли Джейс вели в иные пределы: вспоминалась собственная казнь, последняя, самая жестокая; вспоминался и Ваас, хотя лучше бы сделался снова безликим врагом. Но она-то знала, что это невозможно, прося только одного: чтобы рука не дрогнула, потому что, если судьба не любит вторых шансов, то третьих вообще не предоставляет. Женщина только нервно покусывала губы, лицо ее казалось спокойным, но внутренний диалог с врагом не мог прекратиться, но она будто нашла ответ на их вопросы: «Безумие… Знаешь… Мертвое дерево тоже может расцвести. Возродиться… Если поливать его, раз за разом, повторять одно и то же действие, истово веря, восходить на холм и поливать. Мертвое дерево вновь расцветет… Надо только верить… Кто не обращался к этому небу, как к последнему приюту, не испытал еще настоящих несчастий».

Джип ехал на запад, отряд ракьят собирался штурмовать грот наркоторговцев, где последнюю неделю базировался Ваас, где-то между домом Доктора Э. и разрушенным аванпостом «Сиротский приют». И в этом отряде племени, которое с некоторых пор превращалось почти в армию, поддерживаемое открыто уже и местным населением северного острова, находилась Джейс. Она направлялась уничтожить главаря. Она знала: на этот раз он не предоставит шанс убить себя, игры закончились, но погибать она не намеревалась, сделалась осторожной. Уже не стихия, но разум, уже не неуправляемая волна, которая не боится разбиться о берег, но воин, что надеется возвратить живым, хоть обречен рисковать своей жизнью. Нельзя слишком ей дорожить, чтобы не поймать пулю от панического бегства, но и забывать о себе в порыве берсеркера чревато бесполезной жертвой.