Место третьего (СИ)

Тут же прячу лицо в ладонях. Зачем я об этом подумал?..

— Сэймей, что с тобой? — Рицка осторожно похлопывает меня по ноге.

— Ничего, всё нормально, — к счастью, хоть над стандартными формулировками думать не приходится: сами выскакивают, как банки воды из автомата, стоит нужную кнопку нажать.

Да, всё нормально. Всё просто отлично. Просто где-то там, на другом конце города, убивают или уже убили моего Бойца. А я тут еду с тобой в автобусе, потому что мама дура. А так всё хорошо.

— Сэймей, наша остановка.

И я не заметил. Признаться, не заметил я, и как мы на другой автобус пересаживались.

— Сэймей, куда ты так бежишь?

Теперь нахожу себя на полпути от остановки к дому.

— Просто хочу побыстрее попасть домой.

— Что-то случилось?

— Нет.

Рицка знает, что я лгу. Но также и знает, что по-другому не отвечу. Так что перестаёт со мной говорить, и остаток пути проделываем в тишине.

Когда до двери остаются считанные метры, подталкиваю его ко входу, а сам круто разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов.

— Рицка, иди домой. Скажи маме, что я приду позже.

— Сказать, что ты всё-таки отправился к подружке? — кричит он мне в спину.

— Да!

Да, к подружке… Светловолосая такая, высокая, в очках, сука, приказы мои не выполняет…

Оказывается, ругать Агацуму куда проще, чем думать, что он мёртв. Мне даже удаётся вернуться на остановку уже в сознании, а не в паническом полубреду. Теперь главное — автобуса дождаться…

Но ждать ничего не приходится. Телефон вдруг вибрирует, но почему-то только один раз. Выхватываю его из кармана и жадно распахиваю крышку.

«Приказ выполнен».

Что?!

Сообщение?! Жалкое двухсловесное sms? После часа, в который я чуть крышей не поехал?!

Воздух застревает на подходе к лёгким, и я вдыхаю только со второй попытки. Напротив меня останавливается нужный автобус, призывно открыв двери, но, поскольку я окаменел с телефоном в руках, закрывает их и печально катится прочь.

Когда волна из коктейля негодования, злости и — да что уж там — облегчения проносится по всему телу и гаснет, включаюсь в происходящее в полной мере. И первая мысль, которая приходит на ум… А почему, собственно, сообщение-то? Почему он не позвонил?

Приказ выполнил — значит, победил. Но поединок был очень долгим — значит, очевидно, есть повреждения. Какие именно и насколько сильные, если ему проще писать, чем звонить?

Дурное предчувствие снова подкрадывается как вор, когда я нажимаю «единицу» и подношу трубку к уху. Что я услышу на том конце?

Но не слышу я ровным счётом ничего, кроме механического женского голоса: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Какого чёрта, если он только что прислал мне сообщение?! Прислал — и отключил телефон, чтобы… Чтобы что? Чтобы я не узнал о его состоянии? А ведь этот придурок мог… Он ведь лучше сдохнет, чем признается, что валяется сейчас где-нибудь на грязной земле с… С чем там можно валяться? С ранами, переломами…

Сначала я в очередной раз дёргаю нить и в очередной раз упираюсь в бетонную стену. Потом снова набираю номер, чтобы в одностороннем порядке пообщаться с милой механической девушкой. Затем разворачиваюсь и бреду домой, потому что логика подсказывает мне только этот здравый вариант.

Если даже Соби ранен, то наверняка не настолько, чтобы собраться умирать. Каким бы строптивым ни был Боец, банальная функция самосохранения — именно бойцовская, а не человеческая — не позволит ему просто загнуться под забором, не позвав свою Жертву. Если Соби ранен несильно, то явно не хочет, чтобы я видел его в таком состоянии. Если же он отправил сообщение и… умер… то сам дурак. Я ему уже ничем не помогу.

Проходя мимо урны, со злости пинаю её ногой. Она отвечает мне тупой болью в ступне. А злиться — да, в разы приятнее, чем дёргаться. Сегодня ещё пару раз потормошу Связь и мобильный, скорее всего, ничего не добьюсь и тогда уже завтра поеду к нему домой выяснять, в чём дело. Если, конечно, он окажется там. Если ничего страшного не случилось. Если он не…

====== Глава 35 ======

Честно сказать, не понимаю, как уснул накануне. Страх, как и волнение, мне удалось побороть и просто выкинуть из мозга, как острую деталь конструктора, оказавшуюся лишней. Зато на смену пришло кое-что похуже — туманная неопределённость. Это такое мутное чувство, когда ты ещё до конца не веришь в то, что действительно произошло что-то плохое. Поверить не даёт голова, в которой пока не появилось ни подтверждения, ни опровержения. И ты как будто висишь на тонкой верёвке прямо над пропастью, уже мечтая либо сорваться, либо увидеть наверху хоть кого-то, кто бы протянул руку. Верёвка эта вгрызлась концом в солнечное сплетение и тянет, тянет твои внутренности наружу под весом тела.

Вот примерно так я себя и ощущаю, проснувшись следующим утром по будильнику, который вдобавок напоминает, что сейчас мне необходимо ещё отводить Рицку в школу. Ночные попытки дозвониться до Соби или подёргать Связь ни к чему не привели, как не приводят и сегодняшние — а это первое, что я делаю, оторвав голову от подушки. По телефону со мной по-прежнему разговаривает робот, а нить уходит в никуда.

Разбудив Рицку и спустившись на кухню, вздыхаю с небольшим облегчением оттого, что здесь нет мамы. А то в последние дни взяла привычку просыпаться за несколько минут до нас и ошиваться на кухне, пока мы завтракаем, хотя на работу ей выходить на час позже.

Весь завтрак мы с Рицкой молчим. Я занят своими похоронными мыслями, машинально отхлёбывая кофе, а он, видимо чувствуя это, не торопится меня из них вытягивать. Но когда выходим из дома, он наконец осторожно теребит мой рукав.

— Сэймей.

— М?

— Ты можешь ехать по своим делам, если тебе нужно.

— С чего ты?..

— Я же вижу, что что-то происходит. Со вчерашнего дня. Ты ведь из-за меня не попал, куда хотел.

В его тоне — отголосок извинений. Даже не за то, что мне пришлось ехать с ним в Кимори и сидеть под дверью кабинета час, а за всё, что он наговорил мне ранее.

— Ты уверен, что сам дойдёшь?

Он останавливается и закатывает глаза.

— Сэймей, пока тебя не было, я сам ходил в школу, ты забыл?

Ну да, действительно… И зачем, в таком случае, я каждый раз с ним таскаюсь? Да, за компанию, знаю. И во искупление вины за моё четырёхлетнее отсутствие.

— Ладно, кот, — улыбаюсь я, пробегая рукой по его волосам. — Удачи тогда.

— Ну и… тебе, наверное?

— Я заберу тебя. Пока.

Мы как раз дошли до перекрёстка, где наши пути расходятся: Рицке вправо, а мне прямо, на остановку. Взобравшись на пригорок, приходится немного пробежаться — мой автобус, как по заказу, тормозит через дорогу. Только взлетев по ступеням, начинаю соображать, насколько он «мой» и куда конкретно меня привезёт.

Дом Агацумы я видел лишь однажды, да и тогда нас подвозило такси. Но, к удаче, топографическим кретинизмом не страдаю и зрительная память у меня хорошая. Я помню, с какого места какой дороги машина сворачивала к его дому. А дорога эта упирается прямиком в шоссе, склеивающее наши районы через мост, по которому сейчас и мчится автобус, будто водитель знает, что медлить не стоит.

Все полчаса пути я стою на задней площадке, хотя автобус полупуст — в это время на работу едут только в центр, а из центра почти никого. Внимательно всматриваюсь в мелькающие в окнах дома и зелёные насаждения, пытаясь заметить нужную мне дорогу. Пока что все они похожи, как одна. Если бы Соби не заглушил Связь, возможно, мне было бы легче отыскать тот самый поворот, хотя при таких расстояниях — всё равно сомнительно.

Наконец в глаза бросается кое-что знакомое — светофор на перекрёстке. Нет, светофоров таких здесь тысяча, просто возле него торчит одинокий автомат с сигаретами. Я ещё в тот раз обратил внимание: обычно автоматы ставятся в людных местах пачками. Один — с напитками, второй — с чипсами и прочей дрянью, третий — с сигаретами. А тут стоит себе в гордом одиночестве, словно производители другой продукции сочли ниже собственного достоинства снабжать эту улицу своими товарами.