Нет вестей с небес (СИ)

Джейс глядела в окуляр прицела, руки дрожали, дыхание сбивалось от щемящего ужаса: всюду, где появлялся этот человек, происходили разрушения, причинялась боль, а его приказами губили невиновных. Но ненавидела девушка по-прежнему Хойта, каждый миг, каждую букву этого имени, это существо, которое превратило древний хаос в бессмысленный хаос уничтожающий. И еще кого-то, кто готовил кинжал в спину. Откуда знала, что пират не человек уже, а нежить живая? Просто знала. Много она последнее время знала наверняка. Тяжело знание без силы, непомерно тяжело даже для мускулистых плеч биатлонистки.

Стрелять снова она ныне опасалась, хотя враги были на расстоянии меньше километра внизу. Но туманные сумерки снова сгущали тучи, закрывая бледнеющие звезды, а остров не город: нет ни фонарей, ни света из окон. Так что снайпер только лежала, прижавшись животом к выжженной траве, высматривая перемещения пиратов, передавая винтовку Герку, чтобы он тоже поглядел. Утешительных выводов сделать не удавалось: враги перекрыли единственный выход с хребта над водопадом. Последний негромко мерно шумел, срываясь с высоты в долину. Беглецам как раз надо было туда попасть. Может, не стоило сидеть в пещере и ожидать нападения? Но, судя по всему, Ваас только затем позволил как будто сбежать, чтобы встать с отрядом возле водопада. А по той тропе пересекать хребет теперь оказывалось верной смертью: ни единого деревца не росло, простреливалась вплоть до короткого горизонта, в который упирался спасительный склон, за которым существовал шанс попасть на территории, уже контролируемые ракьят. Но это запредельная грань казалась ныне бесконечно далекой, точно совершенно другой мир. Оказывается, много других миров существует: сначала весь остров чудился иным измерением, а ныне и сам разделился на границы запрещенные, гибельные и относительно безопасные. Относительно, ведь расположение сил постоянно менялось с некоторых пор. Почему же ракьят перешли в наступление? Рассказывали, будто у них появился герой, какой-то молодой парень, который повел их за собой. И Ваасу это явно не понравилось. Но ныне охотился он именно на Джейс. Хотя, может, на вора кровавых алмазов.

Герк только морщился и кривил физиономию, очевидно, представляя уже, как враг его начнет освежевать. И судя по всему, шкуру свою укротитель мартышек хотел бы сохранить, но отчаянно не видел путей к отступлению. Возвращение на каменистый карниз сулило только гибель — обратного пути вдоль валунов, идущих чуть под уклоном, просто не существовало.

Герк тихонько попытался отцепить от колонн лианы, энергично принимаясь отдирать их, стирая руки и упираясь в камни ногами, мотая головой. Видимо, надеялся свить из них веревку, чтобы спуститься на дорогу. Вроде не высоко! Кажется, что совсем не высоко, но падать опасно. И горы-то не такие, чтобы дух захватывало, и вершины-то не снежные. Но человек — песчинка в природном обороте великих начал земли. И не надо ему вершин снеговых, не надо пропастей бездонных. Грунтовая широкая дорога маячила внизу, чуть подальше, у подножья склона, но не хватило бы никаких лиан, чтобы свить веревки, даже когда Герк принялся перепиливать ножом неподатливые сочные стебли растений-паразитов, пугая копошащихся насекомых, раздраженно стряхивая с себя удивленных муравьев.

— Да пошли они все! Я не хочу умирать! — только прошипел укротитель мартышек, когда понял, что все его попытки бесполезны.

Джейс молчала, никогда она еще не ощущала себя более виноватой. Вроде казалась всегда себе скромной и нерешительной, видимо, представляла себя в лучшем свете, а в самый ответственный миг гордыня позволила стрелять наудачу. Но жизнь делит удачу на всех неравномерно и незаслуженно. И если существует столько несправедливости, то должна быть какая-то цель, но, когда трое путешественников оказались заблокированными на хребте, не ощущалось ничего, кроме озлобленности на стечение обстоятельств.

— Попробуем выбираться, — несмело подавала голос Дейзи, но сама уже громко стучала зубами.

Джейс же снова погружалась в безразличие к себе: вот он, Ваас. Вот ее личный кошмар, ее проклятье. Каждый раз убегали от него, страх заставлял жить, хотя здравый смысл городского жителя подсказывал, что жить-то уже не для кого. И что еще мог придумать этот Ваас? Еще одну казнь? Она бы не позволила, просто напоролась бы на пулю. Может, и не так это страшно, не страшнее ощущения, когда кости ломаются, а на каком-то пределе боли уже не остается различий для разума, сколь ее ни увеличивать. Разум либо вовсе покидает, либо уходит в небытие бессознательного. Человек — создание хрупкое, а ей, как казалось по состоянию, хватило бы и пары ударов, чтобы совсем отдать концы. Вот только Герк и Дейзи не желали умирать, но Джейс не могла придумать, как помочь им.

И только рассматривала, как главарь пиратов у подножья топчет раздраженно окурок, при этом поводя нервно плечами. Не иначе еще обкурился наркоты или, наоборот, не хватало ему яда для разума, а очень хотелось, отчего он еще больше злился. Да и большая часть пиратов так «работала» на Хойта: какие-то деньги и много наркотиков, которые постепенно становились единственным вожделением. Но до последней стадии мало кто доходил — убивали быстрее. А Ваас вроде как иногда еще и более-менее нормального напоминал. Только не бывает нормальной нежити.

— Не хочу умирать, пошли вы на***! — Герк терял контроль над собой, гримаса его улыбки, скорее, ужаса, терзала смуглое лицо. Дейзи просто закрывала глаза, сжимая кулаки.

Одна Джейс лежала с винтовкой на траве, как истинный снайпер, и выжидала с непроницаемым, точно у рептилии, спокойным лицом. Знал ли Ваас, что снова его голова попала в перекрестье прицела? Может, и знал, может, намеренно выводил из себя стрелка, потому что расстояния не хватало для старой винтовки. Да и еще один выстрел выдал бы их. Но маячил, посмеивался, даже говорил что-то. Но из себя уже вывести не мог, будто не понимал, что не из чего осталось выводить, человека-то уже в ней почти тоже не осталось. Так, оболочка, которая по странной привычке до последней грани не желает расставаться с земным ярмом. Так что снайпер просто ждала, может, целилась, но облака уничтожали рассветный свет, точно в ту ночь солнце проиграло, не осталось у него ни меча, ни ладьи, чтобы выбраться после поединка со змеем. И оставалось солнце в стране вечных сумерек, в подземельях ночи, само превращаясь по чешуйке в змея.

Бред мешался с реальностью, а тело просто уже не желало двигаться, прирастая к жесткой траве и камням. Один только Герк суетился, стараясь не наделать шуму.

— Как же… Как же я, — слышался его голос. — Стоп!

Женщины немедленно оживились, Джейс отползла от края, надеясь, что враги их не заметили, хотя догадывались, что Ваас просто ждет, когда беглецы сами попадут в пасть кровожадных ищеек. Но Герк с компанией не торопился становиться жалкой добычей каких-то двуногих тварей: мужчина указывал на, казалось бы, неприступную скалу, которая как раз вела на вершину хребта, откуда можно было найти спуск и дальше затеряться в джунглях. И к этому единственному пути приникало сухое дерево, склонившееся неуверенно над скалой, прораставшее корнями под развалинами колонн некого святилища возле страшной пещеры.

— Полезли, — тихо, но уверенно приказал Герк осипшим голосом, сам не очень уверенный в успехе своей идеи, но решивший, как и остальные, что терять нечего.

Между тем, поднимался ветер, вновь суля ползущий неторопливо шторм, дерево раскачивалось, и без того уже мертвое, бесполезное, ставшее пристанищем жуков, что незримо подтачивали его изнутри, выгрызая сердцевину в прелую труху.

Первой бесстрашно лезла Дейзи, кровь стыла в жилах при одном взгляде, когда она аккуратно пробовала ногой толстую скрипучую ветку, цепляясь за другую.

Гравитация — главный враг человека, давит, не дает летать. Но без нее жизнь вообще невозможна. И в чем сила, если не в Ньютонах… Много единиц измерений, рамок законов, не человеком писанных — вот и мир. И горстка мыслящего бамбука, поющей травы, что иногда прорастает пыткой.