Двойные стандарты (СИ)

Меда прислушалась к себе. Очень важно было понять, что здесь самое главное. Девушка серьезно взглянула в лицо ведьмака.

— Возможно, мы очень по-разному запомнили этот Беллетейн. И я хочу задать тебе несколько вопросов. Сама же готова ответить на твои.

*

Медея говорила и говорила, а Роберт молчал, вертя в пальцах подрагивающий при ней медальон.

«Ирония! Он всегда будет дрожать?» — усмехнулся про себя ведьмак.

Тем не менее, шутки медальона Роберта раздражали. Раньше он не был так напряжен. Конечно, профессия предполагает быть бдительным, но во время странствий между городами и селами ведьмаку удавалось мало-мальски расслабиться, но теперь… Неустанная бдительность выматывает.

Слова падали, падали, словно капли в море… Слова. Что они значат?

Майская ночь… Только от тебя и меня зависит, что останется в сердце — песни и танец у костров, или встреча в лесу.

Встреча у костров, ненужные воспоминания… Прошлое…

Постараться не вспоминать. Ни костров, ни леса. Невозможно.

Роберт вздохнул, убрал медальон под рубашку, но руку с него не убрал. Словно трепетная птичка, он мелко дрожал под рубашкой, желая выбраться наружу.

— Возможно, мы очень по-разному запомнили этот Беллетейн. И я хочу задать тебе несколько вопросов. Сама же готова ответить на твои.

Меда замолчала, открыто глядя на ведьмака. Вопросы — вопросы… Их не выразить словами. И все же, несколько важных вертелось…

— Задавай, — тихо отозвался ведьмак, глядя в синее небо.

Ветер трепал волосы и бросал их в лицо.

*

Сухо брошенное «задавай» не слишком подбодрило Меду. Но раз решила, значит решила, и переигрывать что-то будет нечестно.

— Что именно ты подумал? Сперва у костров и потом в лесу? Или почувствовал? Ты очень резко переменился. И почему сейчас ты такой… сердитый, что ли? Что я, по-твоему, такого сделала, что ты ведешь себя со мной — как с врагом рода человеческого?

Медея не могла поручиться, что именно потянуло ее догнать ведьмака. Интерес, тепло, инстинкт… Его манера улыбаться уголками губ, будто он и не улыбается вовсе, или тепло и отнють не иллюзорная поддержка рук? Волосы, в которые хочется зарыться пальцами, тонкие губы, с которых хочется сцеловать эту внешнюю улыбочку, не от сердца идущую. Прошептать: «Не надо специально улыбаться, я тебя и без притворства принимаю».

Просто вот здесь и прямо сейчас значение имело только одно: их дорога должна стать общей. Хотя бы на какое-то время. И это самое главное.

Над головой лениво плыло облако, на плащ деловито карабкался полосатый жук. Меда подставила ему палец и, когда тот забрался на него, подняла повыше. Жук потоптался и грузно полетел, расправив крылышки.

Меда снова уставилась в зеленую стену и… представила, просто представила себе на секундочку в ней дверь, такую же зеленую и почти незаметную. Потянула на себя. И ничего не удалось. Дверь даже не подалась. Но зато она точно была. Да.

*

Вопросы, на которые нет ответов…

Или на которые давать ответы не хочется. Ведь совсем не обязательно говорить правду? Совсем не обязательно лгать… Иногда достаточно выбрать золотую середину. Полуправда-полуложь. Правда, в том контексте, который видел мысленно ведьмак, корчилась бы на опушке леса, исходя стонами, кровавые струи лились бы на траву, а он стоял бы… И смотрел. А потом принес бы старосте две головы. Одну волчью, вторую… Впрочем, это была лишь одна половина правды. Вторая, за несколько часов до этого, не вскочила бы, не спровоцировала на оборот, а мягко затащила бы под покрывало. И удовлетворяла бы свои физиологические потребности. Ну и что, если для кого-то это — акт любви? Ведьмак видел в нем только средство достижения удовлетворения потребностей. Что, если бы все было иначе? Что, если бы он приехал сегодня, а не вчера? Была бы только ночь и один оборотень. Не было бы ее…

Так как же ответить?

Роберт задумчиво почесал щетину, успевшую отрасти за сутки. Кололось.

— Ты спа… помогла мне в схватке. — Вовремя поправился ведьмак. Спасти жизнь — сильно сказано. Ведь и жизни-то нет. Так, существование. — За это я благодарен. Но ты не можешь отрицать, что, по сути, являешься тем, что я должен и могу убить. — Меда не отвела глаз, только губы ее слегка задрожали. — Словно стало «до» и «после». Медея Червонни «до» — бардесса, танцевавшая со мной, кажущаяся хрупкой и беззащитной. Та, которую я должен защищать. Медея «после» — создание… от которого я должен защищать других. Вижу, не понимаешь, — вздохнул ведьмак. — Это… как внутренний конфликт. Я и защитить вроде как должен.. и защищать. Но… как бы помягче подобрать слова? Относиться к тебе, как к «до» я не смогу, прости.

Простить? За что? Он же машина. Просто машина для убийства.

*

— … я благодарен… ты, по сути, являешься тем, что я должен и могу убить. — Меда почувствовала, что все внутри холодеет. — Я и защитить вроде как должен.. и защищать. Но…Относиться к тебе, как к «до» я не смогу, прости.

Слова падали, как жемчужины в чашу с вином. Оборотень. Недостаточно хороша для него. Недостаточно хороша даже, чтобы просто…

«Кто же из нас после такого — кровожадная тварь? Может, оба?»

Выпив злобу и печаль,

Не оставив ничего.

Я устала биться в сталь

Двери сердца твоего.

А тебе дороже нить

Замороженной тиши.

Легче в спину нож вонзить,

Чем достичь твоей души.

Медея сделала несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться и подавить подступающий оборот. Хватит уже тянуть и растравливать душу. Решила? Так делай!

— Что ж, если так, значит так. И, наверное, именно поэтому я должна тебе предложить кое-что. Ты путешествуешь один. Это понятно, ты слишком отличаешься от людей, а двум ведьмакам в паре неудобно. Я тоже путешествую одна. И мы оба, догадываюсь, никогда не ходили вместе с кем-то. Я чувствую, что наша встреча неслучайна. «Неслучаен в озере налим». И ты не случайно оставил мне жизнь. И я не случайно… Не важно. Важно, что нужно посмотреть, что из этого выйдет. Я предлагаю тебе доехать вместе до Оксенфурта. Ты будешь спокоен за местных крестьян — ведь до полнолуния два дня осталось. Мне не придется на три дня сходить с тракта в чащобу. В Оксенфурте наши пути разойдутся… или нет. Это станет понятно там.

Медея весь монолог неотрывно смотрела на Роберта, стараясь не пропустить ни одного его моргания, ни одного дрогнувшего мускула. Окружающий мир перестал существовать, сузившись до его лица. До прекрасного лица, покрытого шрамами. До его зеленых глаз, таких холодных…

*

«Чего она хочет от меня?» — думал ведьмак, в то время, как Медея говорила, говорила и говорила. Глядя в глаза, а он все больше отдалялся. Защитная реакция организма… Если подпускать близко людей, они начинают ранить в самое ценное — душу. И пусть трижды подавятся те, кто говорит, что у ведьмаков ее нет.

Роберт понимал, что волчица видит эту отчужденность на его лице. Но ничего не мог поделать. Не мог ни расколоть ее, ни приоткрыть. Словно сам стоял перед ней, по другую сторону.

— Что ж, — Ведьмак отвел глаза, посмотрел на небо. Совместная поездка? Что она даст, а что оторвет? Даст — спокойствие… Ведь тогда он смог бы наблюдать за волчицей, тем паче, что скоро полнолуние. Если ее знаменитые травы не подействуют… Что же, он что-нибудь придумает.

Что может отнять такая поездка? Рассудок? Понимание «себя» и места в жизненной цепи? Это понимание таяло, растворялось.

«Ты ведешь беседы с оборотнем, кто дальше? Вампир? Брукса? Давай, давай! Начнешь жалеть их потому, что поговорил и подумал — они мыслят, они тоже живые и заслуживают право на жизнь?!»

Та цель в жизни, которой он добивался — таяла. Не оставаясь нереальной, не исчезая полностью, между тем, что-то в ней ломалось. Сам смысл. Ведь одна осечка дает трещину. Трещина со временем расширяется до границ пропасти. Пропасть ведет к гибели.

— Доедем вместе, — спокойно отозвался он наконец. — Но для этого мне нужно выяснить несколько вопросов.