Вас ожидают, мистер Шерлок (СИ)

— Ничего, — успокаивал Шерлок. — Сексуальный голод тоже мужчине на пользу: призывно горящий взор и характерное уплотнение в брюках делают его неотразимым. Триумф не за горами, Джон.

— Иди к черту со своим триумфом, — беззлобно рычал Джон и, хватая с полки холодильника первый попавшийся кусок сыра или салями, исчезал в гостиной — усаживался возле растопленного им камина и раскрывал газету. Есть ли смысл воевать с одержимым? Никакого смысла. Тем более что через четверть часа он сам объявится с требованием срочного ужина. Еще и примется возмущаться, что Джон задался целью его уморить. К своему низменному восторгу. Потому что жалкий, костлявый остов конечно же ни в ком не вызовет интереса, и несчастному телу Шерлока никогда больше не узнать сладости жарких гомосексуальных прикосновений. Никто его больше не приласкает.

— Успокойся, даже на твой жалкий остов всегда найдутся желающие приласкать.

— Что ты в этом понимаешь? Что можешь знать ты о грубых мужских проникновениях? Тьфу ты, я хотел сказать, прикосновениях. От голода в голове туман и истончение мысли… Ужин сегодня возможен, как думаешь?

Истончение мысли? Ну надо же. Даже мысль отощала у горемыки.

— Думаю, да. Возможен.

Отношения были прекрасными. И это удивляло Джона снова и снова. Достаточно вспомнить того сумасшедшего, что ворвался в кухню с явным намерением вышвырнуть из дома любого, кто посмел посягнуть на его законное место. Несмотря на собственную идею это место ему уступить. Противоречивость Шерлока не имела аналога. Впрочем, как и он сам.

Их жизнь размеренно и плавно текла, и совместное проживание не то что бы не было в тягость, оно было в радость. Да. Именно в радость. И прежде всего это являлось заслугой Шерлока — никто иной как он привносил в их быт невидимые, но осязаемые элементы семьи. Может быть, тем неоспоримым фактом, что по-прежнему оставался длинноногим и длинноруким ребенком — капризным, безалаберным и своенравным?

Кроме вполне невинных двусмысленностей, доставляющих Шерлоку явное удовольствие и незаметно для обоих ставших будоражащей нервы игрой, других поползновений на мужское достоинство Джона не было и в помине. Да и эти милые шалости его не слишком обременяли. Более того, и не признать этого было бы со стороны Джона бессовестной ложью, подобные разговорчики служили приятным дополнением к царящей в их доме гармонии. Пряностью. Острой, но не жгучей приправой. И в этом тоже просматривался несомненный гений Шерлока Холмса: создавать вокруг себя атмосферу в достаточной мере безопасного, но весьма привлекательного возбуждения. Кровь в Джоне кипела как никогда. И, черт бы побрал этого паразита, небольшое уплотнение в брюках с некоторых пор являлось для него едва ли не нормой. Это было волнующе, но не причиняло видимых неудобств. В конце концов, быть слегка на взводе — не самое обременительное состояние для мужчины.

Только вот почему-то деликатные притязания Сары Сойер при этом отклика ни в душе, ни в теле Джона не находили, несмотря на несомненную женскую привлекательность претендентки: медовый оттенок волос и тихую зелень глаз. А казалось бы, что может быть проще? И своевременнее? Что уж греха таить, мысли о здоровом, полноценном оргазме посещали Джона всё чаще, а тело требовало его всё настойчивее — намекало «мокрыми» снами весьма неясного, хотя и вполне предсказуемого содержания. Но, как видно, опрометчиво данная самому себе клятва крепко удерживала Джона от неверного шага. Не стремился он начинать всё сначала — отголоски недавней боли нет-нет да и царапали сердце. Да и дома, с Шерлоком, было до чертиков хорошо.

Два месяца продолжалась идиллия. И за эти два месяца Джон так к Шерлоку привязался, что уже не представлял своей жизни без его ехидного зубоскальства («Пижама? Да неужели? Можешь вздохнуть с облегчением — в ней твоему бесценному органу определенно нечего опасаться»); дерзких и насмешливых провокаций («Джон, посмотри — я не слишком вульгарен? По-моему, в этих брюках от Lagerfeld моя задница напоминает надувную подушку. Ты вообще в задницах что-нибудь смыслишь? О Lagerfeld я даже не заикаюсь…»); приступов дурного настроения и раздраженного брюзжания по малейшему поводу; многословных, воодушевленный тирад на самую неожиданную тематику («Терпеть не могу кротов. Подслеповатые уродцы, вредители, пожирающие своих же сородичей. Мерзость. Ненавижу каннибализм во всех его проявлениях — что физический, что духовный») с одной-единственной целью: восхитить и очаровать.

И Джон восхищался — по-детски искренне и открыто. Слушал о проделках кротов-каннибалов с замиранием сердца, внимал с восторгом и трепетом.

И, конечно же, был очарован — противиться безбрежному обаянию Шерлока Холмса было делом столь же смешным и нелепым, что и попытка остаться сухим в бушующем океане.

Но однажды они крупно поссорились.

Джон не смог отказаться от дружеского приглашения Сары Сойер посетить скромненький ресторанчик — день рождения не допускает отказов, даже если ты не собираешься переходить в установившихся отношениях на более интимную стадию.

Компания собралась немногочисленная, но приятная. Меню радовало разнообразием, напитки — сдержанной крепостью, музыка — ненавязчивостью и взаимной стройностью звуков. Разгулявшийся Джон веселился напропалую: шутил, произносил остроумные тосты, галантно приглашал на танец раскрасневшуюся виновницу торжества, ласково поглаживая её талию и нашептывая слова признательности и душевной симпатии. Сара довольно кивала и склоняла голову на его сильное, приветливое плечо.

— Я рад, что у меня появился такой замечательный друг. Можешь всегда на меня положиться, — хмельно заверял девушку Джон.

— И я очень рада, — отвечала она с улыбкой. — Ты тоже можешь положиться на меня в любую минуту…

Дома его ожидал серьезный скандал.

Шерлок расхаживал по гостиной, полами своего эротического халата создавая прохладные завихрения — воздух клубился вокруг него, обдавая разгоряченного Джона приятной и весьма своевременной свежестью.

— Ты потный и пьяный. Вся гостиная провоняла низкопробным алкоголем и чесноком. От тебя разит дешевым парфюмом. Она настолько несостоятельна, эта твоя сослуживица? Уважающая себя женщина должна дорого пахнуть. О, как я сразу не догадался… Щедрый подарок милого доктора, да? Ну конечно, кто ещё мог подсунуть бедняжке столь омерзительную отраву.

Он остановился напротив кресла, в котором добродушно жмурился пьяненький Джон.

— Ты ужасен.

Тот вкусно зевнул и поднялся на ноги.

— Угу. А где же сковорода?

— Какая сковорода? — опешил Шерлок.

— Та самая, что полагается по закону жанра, и которой из ревности ты должен непременно меня огреть. Где был? Чем пахнешь? Как-то знакомо звучит. Кстати, ты забыл про незастегнутую ширинку.

Глаза Шерлока гневно сверкнули.

— Иди проспись.

— Слушаюсь, — улыбнулся Джон, обходя нервно подрагивающего соседа. — Именно об этом я и мечтаю последние полчаса.

— Между прочим, про ширинку твою я не забыл, — донеслось ему вслед.

Джон обернулся.

— И правильно. Ты же видел — она того стоит, — ответил он совершенно серьезно.

И если бы сейчас его спросили начистоту, Джон ответил бы так же прямо (пьяному море по колено, это же всем известно): от собственных слов внизу его живота разлилось вполне узнаваемое тепло — дрожащее, упоительно сладкое, бросающее в головокружительный ад желания.

«Трахаться хочется очень сильно, — думал он, лежа в кровати и прилагая нечеловеческие усилия, чтобы сию же минуту не сорваться с места в карьер, покончив тем самым с жаркой телесной мукой. — Ну её к черту, эту дурацкую клятву. Сара очень милая девушка…»

Утро началось для Джона с похмелья и каменного лица соседа. Шерлок не отвечал на приветствие и даже не сдвинулся с места, сосредоточенно копаясь на своей половине стола. Вопрос о кофе и завтраке тоже остался открытым.

Джон делал в его спину удивленные мины — ты это серьезно?

Повод для столь демонстративной обиды казался слишком ничтожным и смехотворным. Ну сходил в ресторан с коллегами. Ну подарил женщине «омерзительную отраву». И что? Из-за таких пустяков стоит злиться и отмалчиваться с упорством глухонемого?