Нет вестей с небес (СИ)

Новый день принес на остров совершенно нетропический холод, не живительную прохладу, а именно какой-то пасмурный и душный холод, похоже, надвигался циклон, может, даже сильный ураган курился над горизонтом дымными облаками. И что-то еще надвигалось хуже тучи, но Джейс давила все предчувствия, потому что они ее не обманывали. И она уже боялась что-либо ощущать, особенно, когда над горизонтом одно из облаков показалось непростительно похожим на череп с ирокезом, точно в первую зарю приближения к роковому острову, только ныне девушка прекрасно знала, чей это силуэт ей мерещится всюду. Может, он был прав… Она обречена защищать тех, кто вечно от нее сбегает тем или иным путем. И так хотела подавить в себе горечь предательств — Райли, Оливер, теперь еще Лиза — а не удавалось. Списывала предательство Райли на его испуг и волнение за судьбу Лизы, предательство Оливера на то, что его накачали наркотиками и запугали, самоубийство Лизы на то, что девушка не захотела быть обузой от своей малой силы. И вроде бы тогда каждого можно понять… Понять. Вааса тоже поняла. Но толку-то! Если бы понимание спасло хоть кого-то от его зла. Понимание постфактум, после слома личности — пустая болтовня, бездействие, практически равно непониманию.

Какой-то демон в ней нашептывал, что это все не так, что ее желание обелить каждого — жалкое самоутешение. И она даже знала имя этого демона, и отворачивалась порывисто от силуэта, зависшего в небе.

Уныло скрипели заросли, среди которых окуляр винтовки выискивал вражеских лазутчиков; уныло вздыхал ветер, точно природа оплакивала юную жизнь, что слилась с ней погребением тела. Может, и душа рассеялась, пропитала каждую травинку, унеслась быстрой водой горных ручьев, осела нежными лепестками цветущих белых орхидей, растворилась во всем. Но они верили в иное… И от их веры становилось еще тяжелее. В каждой вере что-то страшнее обычной смерти есть.

Снайпер стояла на крыше, стараясь не видеть нагромождение облаков на бесцветно сером небосводе. Девушка ощущала голод и непомерную тяжесть в груди, неземную усталость, собственная оболочка, тело, этот скафандр земного века, отделялся в восприятии от сознания, раздробленного на разум и рассудок. И если недавно рассудок помогал верно вскинуть винтовку, метко прицелиться, чтобы в оптике не проскальзывало темных пятен, то ныне разум настойчиво просил ответить: что эта оболочка забыла на земле, для чего существует? С рассудком жить проще, в нем нет ни норм, ни правил, на шею себе наступить не надо, достаточно лишь манипулировать структурами существования вне бытия. А тут — тревога, острые искры.

И так не хотелось верить, что это все — преднамеренное предупреждение. Но глаза воспринимали по-новому предметы, по-другому, будто раньше существовал себе мир, существовал, а теперь вдруг открылся, обрушился. Вот винтовка: странный предмет, даже его символический смысл остался в стороне, просто странный предмет, вроде красивый, а вроде нелепый.

И мысли цеплялись так за каждую линию, встреченную зрением, лишь бы не переноситься в прошлое, лишь бы не думать о всех этих потерях. Есть вот реальность, но вроде ее и нет. Но лишь бы не помышлять о назначении всех этих испытаний, потому что человеческое сознание не видело их назначения, а надчеловеческое, может, тоже вело борьбу со злом. Может, сошлись какой-нибудь мерзкий демон, выползший из ада, и ангел-хранитель в страшнейшей битве за ее душу. И демон ждал, когда она эту душу продаст, она практически слышала, как он шептал ей: все можно, теперь все можно, что угодно и ничего. И голос ангела с каждой утратой все слабее достигал ее рассеченной души, но она видела, в кого превратился Ваас, слившийся явно со своим внутренним демоном, подтачиваемый, как ядовитым червем, этим созданием мрака. Демон воплощался и в Хойте… Но становиться хоть в чем-то похожей на главаря, убивать для смеху от причиненной боли - нет, она еще… А что еще?

Она старалась не задумываться, чтобы не встать перед фактом того, что она больше понятия не имеет, куда и зачем ей дальше двигаться, внутренний стержень стремлений с треском сломался, и его стальные обрезки жадно впились, разъедая все существо, даже иллюзорная абсурдная цель не придумывалась. К счастью, по этой части пришел на помощь вовремя Герк, который ближе к полудню, привередливо глядя за сизый горизонт, прицыкнул, собрав рядом своих спутниц:

— Пора бы двигаться.

Дейзи подняла на него с робкой надеждой впалые глаза в обводке иссиня-лиловых кругов и новых морщинок не по годам.

Джейс поймала себя на мысли, что и сама, наверное, успела состариться, по крайней мере, седые волосы она у себя уже видела, они маячили на отросшей, неудобно скошенной набок бесформенной челке, сложно не заметить. Все верно, здесь все выглядели старше своего возраста. При первой встречи ей показалось, что и Ваасу не меньше сорока, впоследствии из разговоров ракьят она поняла, что ему нет еще и тридцати, всего на пару-тройку лет ее старше.

Но жизнь здесь текла быстрее, и старость мерилась не годами. Старение и износ вообще не годами меряется.

— Куда теперь? — глухо прозвучал, повисший в воздухе, вопрос Дейзи.

— Надо попробовать выбраться с острова, — непривычно лаконично говорил Герк, но зачатки рационального зерна тут же гасились безапелляционными заявлениями. — Я же сюда попал, значит, и выберусь.

— Да. Но как ты попал и как предлагаешь выбраться? — раздраженно колко заметила Джейс, ощущая, до чего жестко сжались ее тонкие губы. Вернее, раньше они не казались тонкими, нижняя, вечно удивленно приоткрытая в юности, считалась даже пухлой, но здесь все истончалось: губы, лицо, которое стало угловатым от резко выступивших скул, тело, которое вместо мышц покрылось проступившими жилами, душа, которая стояла на тонкой корке льда над самой бездной.

— Угоним вертолет! — не теряя оптимизма и безбашенности, посмел нарушить общий траур Герк своей широкой вроде воодушевляющей улыбкой.

— Идет! Ты знаешь, где? — кивнула Дейзи и действительно будто оживилась, одна Джейс продолжала сжимать винтовку, с которой в последнее время вообще не расставалась. Но ведь бесполезный предмет: только убить может, а удержать — никого.

— Придумаю! — тут же отмахивался укротитель мартышек. — Привлечем врагов на вертолете, они сядут, а мы его угоним. И мартышки мне помогут, все равно придется от них избавиться ото всех, не увезти.

От таких заявлений по спине Джейс прошел пренеприятный холодок. Она наконец поняла, чем таким страшным являлась для нее охота — вся их экспедиция отправлялась на остров, чтобы не допустить разорения зоопарка, которое грозило убийством всех животных. Все обернулось катастрофой для людей. Животные в клетках глядели как люди… И мартышки с человеческими именами не понимали, для чего их обучают. И правильно делали, что не желали учиться.

— Вертолет — это, конечно, хорошо. Но для начала мы заберем мои «вещички» из схрона! — тут же поторопил с короткими сборами своих спутниц Герк. Идея с вертолетом всем казалась бредовой, но на южном острове вообще-то был целый аэродром с вертолетами и самолетами, на которых нередко отправляли пленников и наркотики в дальние страны. Сеть торговли разрасталась, замыкалась, пересекалась неожиданными узлами с мафией других континентов. И у какого-нибудь добропорядочного на вид канадца могли оказаться прочные деловые связи с, казалось бы, таким далеким Хойтом. Глобализация, международные соглашения, права человека. Если первые два пункта реализовывались, то последний явно тонул во втором: все на чем-то соглашались и нередко в ущерб прав менее сильного. Сила и выгода — вот и весь закон на протяжении веков. И только самые смелые могли идти за идею, проливать кровь, оставаться без крова, не спать ночами и бежать сутками. Но зато они творили историю и держали мир.

А Джейс никого не сумела удержать, дефективная, не принимающая себя. Как никогда она занималась самоуничижением, почти радуясь своей ненависти к себе. Во всем виновата она!

Пусть Герк придумает самый глупый план, пусть будет еще хуже. Разве только о Дейзи стоило еще заботиться, но женщина сама выбрала свою судьбу, раз шла на поводу у укротителя. Дейзи на редкость трезво и прагматично оценивала все, что происходило вокруг нее, приспосабливаясь, как живучая кошка, к тем условиям, которые предоставляла жизнь, умея забывать и не винить себя. Но перед Джейс она ощущала себя теперь невосполнимо виновной, может, поэтому они так и не поговорили друг с другом с тех пор, как перекинулись парой слов у причала, точно слова все рухнули с огромной высоты за край мира, разбившись о голову гигантской черепахи-основания…