Нет вестей с небес (СИ)

— Она еще… записку оставила…

Затем женщина протянула Джейс смятый клочок изодранной бумаги, на котором затупленным карандашом было нацарапано несколько слов, едва различимых в танце теней и пламени:

«Вы ошибочно считали меня сумасшедшей. Я попыталась, как вы, жить в мире без него, без моего Райли. Не получилось. Это не жизнь, а безнадежное повторение одних и тех же бессмысленных действий. Вы помните стихи Китса? „Люби всей сутью!“ Я любила».

Вот и весь ответ, вот и все. Тщательно продумала свой последний миг, ничего не забыла.

Лиза.

Кто думает, что смерть красива — ничего не понял в жизни. Кто верует, что смерть — праздник, до конца не появился на свет, оставшись в лоне небытия. Кто считает, что от предсмертных записок что-то меняется — никогда не видел покойников.

Джейс с трудом разжала губы, голос дрожал, срываясь то болью, то бессильным гневом:

— Проклятые с-символисты, п-певцы смерти… Проклятый Ваас… Даже… Даже здесь…

Женщины просто глядели на огонь, не понимая, что делать дальше. Их не трогали, не знали, что сказать. Все равно они чужие. Им еще повезло, что Джейс приобрела геростратову славу, о ней хотя бы слышали, а так доверие давно уж покинуло острова Рук. Мало ли кто мог выйти из джунглей, мало ли с какими намерениями.

Липко тянулся вечер непроглядными тенями, воздух неподвижно повис, только океан нахлестывал волнами. Одна за другой, волна за волной. Но звук его не достигал ушей, деформируясь во что-то иное.

Джейс не понимала, что слышит, не сознавала, что ее пытаются накормить и напоить, чтобы она не упала от истощения. Воины пытались так отблагодарить за спасение своего. Они все ж умели ценить помощь.

— Пей, пей! — твердил кто-то, давая ей в руки деревянную плошку. Она слушалась, но вода не оживляла.

Нет здесь живой и мертвой воды, чтобы лодки вернулись к причалу, чтобы вдоль той стороны, за мостом, возвращение настало.

Она сидела перед огнем, неподвижно, безмолвно. Не мыслила. Не чувствовала. Дейзи тоже рядом оцепенела, только изредка терла щипавшие от соли глаза. Они обе не могли ничего делать, обездвиженные, как с перебитыми толстой палкой хребтами, парализованные ужасом. Что в таких случаях делают? Они обе не могли сообразить, точно мысли похитили, точно остались от них мумии, оболочки, подвешенные в саванне на тонкой нити паутинной. Живым бывает больнее умерших порой, но они продолжают длиться в этом мире.

Ничто не двигалось в коконе горя до тех пор, пока сквозь наставшие сумерки не послышался гул мотора, он все нарастал и приближался. Охрана насторожилась, ехали не свои, но вроде и не чужие. Джип, добротный военный джип. Но вскоре сторожа опустили автоматы, а Дейзи повернула голову, она точно почувствовала, кто вернулся.

Герк.

Уже на другом автомобиле, довольный, выпрыгнул забрать своих прекрасных дам, он еще ничего не знал. Почему? Почему не раньше хотя бы на несколько часов? Почему только вечером?

— Ну, что, как вы тут! Вот и я! Великий укротитель марты… — но Герк осекся, самодовольство в миг слетело с его лица, он подавился собственной улыбкой. — Что… что случилось?

— Л-лиза, — попыталась что-то сказать Дейзи, но снова заплакала. — Нет, я не могу…

Джейс не поворачивала головы, вообще не реагировала, она неподвижно рассматривала танец огня, колебание воздуха. И стальными опилками иссекал разум ее собственный голос:

— Лиза застрелилась, покончила с собой. Лизы больше нет.

И девушка вновь превратилась в изваяние, восковую фигуру, мраморную глыбу.

— Что? — Герк опешил, облизнув губы, помотав головой, опуская ее, хмурясь.

Дейзи только протянула и ему записку, мужчина придирчиво и внимательно разглядывал бумагу в тусклом свете жаровни. А потом внезапно воскликнул, размахивая возмущенно руками:

— Из всех возможных смертей… Ч**т возьми! Из всех смертей! Пуля пиратов, когти хищника, столбняк какой-нибудь гр***ный, в конце концов. Из всех возможных смертей она выбрала самоубийство! И за что? За любовь! Видимо, я ничего не понимаю в этой жизни… О-о-х-х-х…

— Герк… Г-х-х… Герк! Помолчи! — захлебнулась своими словами в кашле Дейзи. — Пожалуйста!

— Ладно… Я просто… Я тоже шокирован! Ладно… Надо поторопиться, а то, — но мужчине хватило ума не продолжать, он растерянно замялся, говоря затем весьма серьезно. — Где ее хоронить?

Выбора особенно не было. Ехать куда-то, искать кладбище? А толку-то? По всем канонам все равно на освященной земле не хоронили. Но какая земля здесь считалась освященной, если ее все больше кропила кровь, а не вода?

Хоронить… Утром Джейс не представляла, как вернется на аванпост, но все-таки перебирала в голове варианты того, о чем она попытается поговорить, как попытается отвлечь. Впрочем, там, под паутиной маскировочной сетки, она скорее ждала, когда старуха с косой заберет ее, утянет в свои объятия лассо из лиан. А безносая иначе рассудила. Да нет у нее ни носа, ни косы, ни образа. Лишь звук неслышный и долгий холод, когда черным крылом задевает оставшихся, приходит порой по ночам, похищая дыхание спящих. А Лиза сама отдала. Хоронить, а не говорить, хоронить, а не прощения искать, хоронить, а не гвозди в руки отдавать…

Вечер расчистил свет закатного зарева. Завершался день. И беспроглядная темнота туч сменилась слабыми отсветами завершения страшного дня, еще одного дня на архипелаге. Венец лучей короной переливался над краем моря оконечностью обозримого и существующего мира.

И на закате, как по исламскому обряду, вроде бы католики повезли хоронить Лизу.

Герк торопил, он знал, что нельзя на жаре долго ждать, если ждать, то потом еще большей жутью проберет. Еще только утром живая, трепетная, а к вечеру уже подернутая первыми следами гниения. Глаз еще не различал, зато насекомые сразу чуяли, их остервенело отгоняла Дейзи подвернувшейся пальмовой веткой. В полном молчании проехали мимо радиовышки, мимо места, где днем произошла стычка отрядов, там уже остались только багровые следы на песке, видимо, своих ракьят погребли по обряду, а тела пиратов просто сожгли без имен и эпитафий. По пиратам где-то кто-то плакал тоже. Или нет… Но вроде же люди.

Как хоронить Лизу, не знали. Джейс не могла больше глядеть на нее. Это была уже не Лиза, она изошла из этого тела в момент выстрела. Джейс уже ни на что не могла глядеть, сжавшись на месте пассажира.

Нашли место недалеко от вышки, близ холма Доктора Э. И до захода солнца в мягком прибрежном грунте под раскидистым деревом вырыли небольшую яму. Герк пытался отогнать Джейс и Дейзи, им еще один воин с аванпоста вызвался помогать, так что мужчины как-то сами справились, орудуя молча двумя лопатами.

И труд скоро завершился. Тело медленно и бережно перенесли, опустили вниз, в темноту. И уже никакое выражение не осталось на молодом сизом лице. Но так надо живым, а не мертвым, живым, что обступили края ямы. Так надо, так, наверное, легче. А почему только легче, когда всей толщей океана придавливало…

— Прощай… Лиза, — только прошептала Джейс, когда тело несчастной уже опустили вниз, завернув в мешковину. Почти что какой-то обряд. Но человек без обряда — вовсе не человек.

И отчего все похороны вместо свадеб?..

Но для Лизы хотя бы нашлась почти привычная могила. А Райли… Как не хотелось думать, что он где-то там, где-то здесь, на дне реки, как и Оливер, как не хотелось думать, что рыбы обгладывали их останки, которые покрывались водорослями. И не хотелось верить, что черви будут теперь грызть тело Лизы, ее бирюзовые глаза, ее нежные губы. Но это было только тело. Все, что осталось. Но где душа? Не ощущалось ее рядом, не удавалось сказать: „В лучшем мире“. И от того смятение давило тем сильней.

И не так страшно погребение, как сам факт — этого человека больше нет. И хорошо, когда можно сказать: прошел свой срок, ушел на небо, светлая память. Как бы ни страшно, но это лучше, нежели, когда стояли молча вокруг свежего холмика. И немели, не зная больше, что сказать. Бессильные. Не ведающие о высшем суде. И хорошо, наверное, ни во что не верить, но тогда смерть вообще невыносима. Хотя, кто знает.