Нет вестей с небес (СИ)

В этих инструкциях никто не говорил, что тот, кто переносит, имеет риск тоже упасть. В инструкциях никогда не говорят о людях, хотя вроде для людей пишут. При инструктаже непрофессионалов тоже показывают ненастоящее, даже на учениях не по-настоящему все, а как сталкиваются в реальности… Что делать, куда бежать, как помогать? Вопросы сами отпадают. Кому везет, кому хватает знаний и сноровки — помогают. Кому не везет, у тех умирают, оставляя на всю жизнь чувство вины: не успели, не сумели. И что это было — игра удачи или недостаточная подготовка — никто не ответит.

Доки… Вот они — бетонные блоки, вот они, портовые контейнеры, генераторы, синий флаг с белым деревом на флагштоке. Синий цвет. Не красный. Дошла…

И уже не слышала, как ей навстречу выбежали воины ракьят. Только ощутила, как со спины сняли ношу, бережно перекладывая раненого товарища на носилки, торопливо унося в штаб. Уже как полагается, двое воинов.

Ей что-то говорили. А она только стояла у входа на аванпост, снимая винтовку, держа ее за ремень. Дошла… Ноги и руки дрожали, не от стресса, от перенапряжения. Парень-то был не толстый, здесь толстых не жило, но мускулистый, рослый индонезиец. Наверное, индонезиец или таиландец. А как назвать коренное население острова, никто и не знал. У острова ведь когда и название было иное. Рук Айленд — изобретение колонизаторов. Не иначе.

Но ничто не имело значения, пока несколько секунд она стояла, шатаясь. Больше оказывать посильную помощь не могла. У всего, даже у металла, есть лимит прочности.

И Джейс, видимо, упала бы, не в силах переставлять больше ноги, если бы не истошный, ни на что не похожий сорванный голос, знакомый голос. Крик!

То не песни, а рык, то не плач, а лишь крик… Далекий крик, нет, близкий крик. И это был крик Дейзи. Дейзи!

Женщина неслась навстречу прибывшей, воздевая руки к небу, глаза ее безумно расширились, рот невозможно искривился, как и все лицо, до неузнаваемости.

— Джейс! А-а-а-а! Дже-е-ейс… — истошно вопила женщина.

Кричала, громко, охрипши, стеная. Не передать этот звук, нечеткий, невольный, отнимающий дыхание и способность рассуждать:

— Лиза… Ой, Лиза… Лиза…

Холод. Тропики стали крайним севером. Холод, сдавивший изнутри ударом в солнечное сплетение. Дыхание перехватило, в глазах уже по-настоящему потемнело, Джейс схватила Дейзи за плечи, едва сама не падая:

— Что с ней? Ее забрали пираты?!

Комментарий к 102. Не умирай пока Глава вышла длинная очень, почему-то...

====== 103. Сколь еще снести колотых, нежданных ======

Сколь еще снести колотых, нежданных я смогу, покуда душу не продам?

© Пилот «Нет вестей с небес».

— Что с Лизой?! — трясла за плечи подругу Джейс, теперь уже руки дрожали не от усталости. И едва только просило тело упасть, уснуть, отдохнуть, как новая волна адреналина разгоняла по венам и артерия липкий яд ужаса.

— Нет… Лиза… Она, — срывался голос Дейзи, которая отводила взгляд, потерянно тряся головой, точно не веря в реальность того, что намеревалась произнести.

Пространство звенело сотней скорбных голосов, небо рушилось на землю, астероиды и кометы, черные дыры, развернувшиеся посреди планеты.

Ноги едва двигались, но Джейс рванулась вперед, к штабу, не ощущая земли, не ощущая и тела своего, ничего, кроме ужаса. Почему в штаб? Но ведь именно там она оставила девушку. Зачем? Зачем оставила? Не успела ни сказать ничего, ни извиниться. Сбежала. Как от брата сбежала, оставив на него одного разорявшийся зоопарк. Сбежала, проклятая. Сбежала, приносящая несчастья.

Дверь, красная дверь, продырявленная пулями. Желтая ржавая погрузочная машинка, мусор у контейнера в черных мешках, деревянные бурые ступени высокой лестницы. Все бессмысленно отчетливо врезалось в память. Сознание не прояснялось, холод и жар накрывали поочередно волнами, когда рука открывала вход, провал, в новую неизвестность.

Дейзи ничего не сказала, и так не хотелось верить в правдивость самых страшных предположений. Пусть лучше небо упадет, расколется надвое горизонт, пусть лучше взойдет солнце на западе, зайдет на востоке, переменив весь мировой порядок.

Но солнце черным не станет от людского горя, сжигая в своем огненном теле все печали и радости. Скорби и радости. Радости и скорби.

В штабе было как всегда темно, душно, пахло потом и деревом. В углу уже обрабатывали рану спасенного воина, оттого запах крови заполнял все. Но не только из-за него… Кровь… Двое воинов ракьят с виноватым видом склонились еще над кем-то, накрывая лицо белым грязным платком. Над кем-то…

— Нет! — прохрипела Джейс, ощущая, словно на нее обрушился целый океан, точно оказалась на самом дне и резко всплыла, переживая страшнейшую кессонную болезнь.

Лиза.

Возле отвратительного полосатого дивана лежала неподвижно Лиза.

Ее лицо, ее прекрасное юное лицо теперь закрывал этот нелепый душный платок. И сознание не сразу дало понять, что она уже не ощущает духоты, что она уже вовсе не дышит.

Лиза.

Рядом с ней покоился небольшой пистолет, видимо, найденный ею при разборке ящиков, оставленных пиратами. И зачем только поручили ей это бесполезное дело… И зачем только… Теперь все вопросы «зачем» не находили ответа. Теперь все виновны. Пистолет, а рядом — крошечная гильза… Ответа нет.

Пуля пробила сердце. И крови-то вроде немного, только на одежде, совсем немного возле на полу, редкие круглые пятнышки. Или ракьят уже переносили тело? Посмели прикасаться к ней, а она же боялась прикосновений с тех пор, как побывала в плену. Она…

Она убила себя. Покончила с собой.

Приходит смерть. И смысл лишают прав.

Джейс медленно опустилась на колени рядом с Лизой, дрожащей рукой сдернула покров с неподвижного лица, ловя удрученные взгляды ракьят, но они исчезали, они не существовали, они ничего не говорили, ведь слова в таком случае более чем излишни. Они ушли по делам. И к лучшему. К лучшему? Что здесь могло уже быть к лучшему? Все радостные слова, все радостные чувства покинули этот мир, где нет вестей с небес, раз происходит такое… Только руины, вмиг целый остров рассыпался пемзой, крошкой вулканической, пеплом перед чудовищным извержением.

Лиза. Недвижимая, с закрытыми глазами. Лицо выражало спокойствие, будто она спала. Мертвая, но по-прежнему красивая. Выстрелила в сердце, оттуда уже вовсе перестала вытекать темная густая кровь.

Джейс оцепенела, она не плакала, и из груди не вырвался первый вопль ужаса и отчаяния, только руки и плечи слишком явно, слишком ощутимо, сотрясались крупными волнами озноба.

Джейс тихо опустилась рядом, обхватывая голову руками. Сначала тихо, а потом все громче срывался с ее губ стон ужаса, перешедший в вой отчаяния, гнева и бессилия. Девушка вскрикнула раненым зверем, волом с копьем варвара в боку, птицей с перебитым крылом, что падает камнем вниз. Коротко, отрывисто, всего один раз. Она яростно ударила по стене кулаком, восклицая что-то неразборчивое, дикое, точно умирающий олень, которого разрывают заживо псы. Слез не было, только крики, вопли, от которых, казалось, расколется голова, пронзенная судорогами.

— Как же так?! Как так?! Куда?! — возникали бессмысленные слова, тонущие в хрипе.

Они обнялись с вошедшей Дейзи и долго-долго плакали. Вернее, Дейзи плакала, а Джейс только выла. Она не могла выдавить из глаз ни единой слезы, потому что все в груди клокотало и разрывалось огнем.

— Не уберегла… Ой, не уберегла я, — причитала рядом Дейзи.

Жизнь рассыпалась тонкой ниткой жемчужной, и все корабли остановились, потому что пересохли реки. И не осталось выбора в игре металла с водой, только ржавчина и зной, и беззащитные моллюски под палящими лучами солнца.

Она не верила в приметы, но жизнь пропела заветы смерти на кончиках пальцев: не отказаться. И смерть всего лишь слово, шесть букв, а война и того меньше — всего пять. И «пять» значит множество «шесть».

Но как же так Лиза решила, что в пику всей этой боли не надо жить? Почему не наоборот? И как мало успели обговорить, и как мало успели понять. Как много осталось противоречий и домыслов, что не решить при жизни, а теперь тем более. Всего недосказанного, разного, важного. С приходом гибели кажется, что все решить реально, если бы не это вынужденное расставание. Навсегда.