Выученные уроки (СИ)

Я люблю тебя больше всего на свете и сделала бы что угодно, чтобы защитить тебя от всего плохого в этом мире. И долгое время я пыталась. Я думала, что, не рассказывая о тех страшных вещах, через которые мы прошли подростками, защитит тебя от подобного же опыта. Я была неправа, потому что как бы я не пыталась, всегда будет существовать предвзятость, и тебе придется с этим столкнуться. Ты сильная и умная и то, что у тебя есть возможность постоять за себя делает все то, через что мы прошли, стоящим того. Это подтверждает, что наши семьи и друзья погибали не напрасно. По крайней мере, у тебя есть право делать выбор, вот, что для меня важно.

Мне надо идти, потому что письмо уже затянулось, и твой брат становится невыносим. Я думаю, что должна его накормить, пока он не замучал меня до смерти! Тем не менее, я здесь, на случай, если у тебя есть еще вопросы или что-то еще, что ты хочешь знать. Я надеюсь, что у нас с тобой честные отношения, и что ты доверяешь мне достаточно, чтобы снова прийти ко мне. Сосредоточься на том, что важно, а все остальное утрясется само.

Я люблю тебя,

Мама.

PS. Я знаю, что ты поделишься этим с Алом, но, пожалуйста, не говори Хьюго и Лили. Они слишком малы, и я не хочу, чтобы они в это вмешались. Ты понимаешь.

Каждый, кто считает мою маму чрезмерно щепетильной, не ошибается. Письмо, казалось, длилось вечность, но, чем больше я читала, тем больше я увлекалась. Было рассказано все то, из-за чего мы годы провели, жалуясь, что нам ничего не рассказывали. Мы всегда слышали отговорки, что они делают это, чтобы нас защитить и все такое, но это всегда звучало полной хренью. Теперь я лучше все понимаю и думаю, что одной из причин, почему они так настаивали на том, чтобы не говорить об этом, было то, что им слишком больно было это вспоминать, поэтому они отодвинули это от себя.

Но мамино письмо также и заставило меня понять, о чем она говорила, когда предупреждала, что дед Скорпиуса не допустит этого. Я поняла, что она не преувеличивала, когда говорила, что он зло. Я никогда и половины тех вещей, что она написала в письме, не знала. Я никогда не знала, что ее пытали в доме Малфоев, не знала, что тетя Джинни была одержима гребанным Волдемортом. Я не знала о том, что маглорожденных не пускали в Хогвартс, или, что их сажали в Азкабан только за то, что у них были волшебные способности. Я знала, что им следовало регистрироваться в министерстве одно время, но я понятия не имела, что все это заходило так далеко. Большинство всего того, что я знаю о войне пришло из книг по истории магии, где больше восхваляли Гарри Поттера, скрывая неприятные детали.

Но если все, что говорит мама, правда, то как вообще возможно, чтобы Скорпиус вырос в этой семье и не верил в те же вещи? Я уверена, его учили смотреть свысока на всех нечистокровных, таких как я, всю его жизнь, так как же возможно, что он во все это не верит? Мне от этого тошно. А я не хочу, чтобы мне было тошно хоть от чего-то, что касается Скорпиуса, потому что он мне слишком нравится, и, кроме Ала, он мой единственный настоящий друг теперь. Он больше чем друг, что делает все еще сложнее. У меня никогда раньше не было парня, который сделал бы для меня абсолютно все. У меня не было парня, которому бы я так верила, как верю Скорпиусу. На самом деле, я никому не верю так, как ему, кроме Ала, конечно, потому что он исключение из любого моего правила, потому что он самый близкий мне человек за всю мою жизнь с самого дня моего рождения.

Я разрешила Алу прочитать письмо мамы, и он был так же удивлен, как и я. Его родители никогда не говорили ему больше, чем мои — мне. Он спросил, что я собираюсь делать, и я даже не стала переспрашивать, что он имеет в виду. Он говорил о Скорпиусе. Ему не нравится Скорпиус, и он не делает из этого секрета. Я действительно не понимаю, почему они не ладят, и я не скажу, что они ссорятся или грубы друг с другом. Они просто друг другу не нравятся, но оба стараются это как можно сильнее скрыть, ради меня, думаю (или надеюсь).

Я не знаю, что делать со Скорпиусом. Я не думаю, что вправе рассказывать ему о его семье, но мне интересно, как много он знает. Он сказал мне, что не знал, что его отец был Пожирателем Смерти, пока не пошел в Хогвартс, так знает ли он, что его дед пытался убить мою тетю, и что мою мать чуть не запытали до смерти в доме его деда? Конечно, он знает, что Люциус жесток и предвзят (по крайней мере, должен бы знать, судя по письму, что он получил), но знает ли он насколько? И что он сделает, когда узнает?

Мы не говорили об этом. Я не упоминала о письме моей мамы, и мы не говорили о письме его деда. Нам намного удобнее представлять, что этого не было. По крайней мере, пока мы в школе, мы далеко от наших семей (кроме моих кузенов, конечно), так что мы делаем вид, что наших фамилий и вражды наших семей не существует. Мы можем притворяться, что наши родители не сражались друг против друга на войне, или, что они вообще друг друга знали.

Но, конечно, я думаю, что лучше бы столкнулась с Люциусом Малфоем, чем с половиной всех этих людей, что теперь поливают меня дерьмом, прямо глядя мне в лицо.

Я не понимаю этого. Я не знаю, почему людям так нахер интересно, что я делаю. Мне нравится Скорпиус, и мне насрать, кто об этом знает (ну да, все знают, но все равно). Но мне не слишком радостно, когда люди мне говорят грубые вещи о нем и тем самым задевают меня. Я признаю, он не самый популярный в школе, но это просто потому, что он застенчивый и не хочет себя выставлять напоказ. Он тихий, из-за чего, думаю, многие считают, что он странный (ладно, признаю, я сама так считала), но он хороший, и действительно забавный, и совсем не странный, когда вы его получше узнаете. И к тому же он по-настоящему симпатичный, и это, кажется, единственная хорошая вещь, которую хоть кто-нибудь может о нем сказать.

И, конечно, мы в глубочайшем дерьме, потому что все на свете видели нас на первой странице газеты.

Хорошо, конечно, что нам больше не приходится волноваться о том, что люди узнают. Мы можем сидеть вместе на уроках и обеде, и это теперь совсем как настоящие отношения. Конечно, есть и кое-какие сложности. Потому что теперь я зову его своим парнем, и это его немного пугает. У него никогда не было девушки кроме меня, и я не думаю, что он знает, как с этим себя следует вести. Но, думаю, у нас все в порядке.

Когда я поймала его за обедом, он потный и очень грязный. Он выглядит так, будто ему как следует надрали задницу на квиддичном поле, и, судя по его плохому настроению, так и есть.

— Это отвратительно, ты знаешь? — спросила я, кивая на его запачканную одежду, когда он садится напротив меня.

— Я думаю, Эймерс пытается нас убить, — мрачно сказал он. — Я голоден.

Он начал наполнять тарелку едой, и я смотрю на него, думая о предстоящем матче и о том, как это должно быть важно.

— На твоем месте я бы побоялась сидеть здесь, — сказала я, глядя на других гриффиндорцев. — Уверена, это какой-то грех для обеих сторон.

Скорпиус ничего не сказал. Он продолжал смотреть вниз и есть.

— Джеймс завтра вернется. Так что у него будет пара дней, чтобы попытаться убить гриффиндорскую команду.

На это Скорпиус отвечает. Он поднимает глаза и странно смотрит на меня:

— Он не будет играть.

— Что? — покачала я головой, совершенно растерянная. — Кто это сказал?

— Все говорят, — он тоже растерян. — Они уже нашли замену. Ты не знала?

— Нет! — я не верю своим ушам. — Джеймс не знает этого!

Скорпиус хмурится:

— Ну, это правда.

— Но его ноги и рука уже полностью залечены. Только его голова еще немного…

— Роуз, — он серьезно посмотрел на меня, — они не позволят ему играть. В Святом Мунго сказали, что он не сможет.

— Но никто не сказал об этом Джеймсу, — заспорила я, глядя на Ала, чтобы проверить, знает ли он об этом. Я не понимаю, как я могла это пропустить.

— Ну, его родители знают, — ответил Скорпиус, и у меня ощущение, что эту историю уже много раз перетерли в слизеринской раздевалке. — Это его отец сказал Лонгботтому искать замену.