Выученные уроки (СИ)

Мои мысли прерваны легким стуком в дверь. Папа открыл ее, и в палату медленно вошла Кейт. Слава богу. Как бы мне ни нравилось, что меня балуют, я рад видеть кого-то младше тридцати пяти. Особенно, если это Кейт, и черт, она выглядит шикарно.

Она выглядит напуганной и настороженной, и быстро и нервно мне улыбается, прежде чем повернуться к моим родителям.

— Здравствуйте. Я Кейт, — она сглатывает и пытается им улыбнуться, но у меня ощущение, что она почему-то перепугана до смерти. — Профессор Лонгботтом разрешил мне прийти во время обеда, если вы согласны, конечно.

— Конечно, — ласково говорит мама. Она улыбается мне и говорит:

— Просто позови, если что-то будет нужно. Мы будем в коридоре.

Я киваю, желая, чтобы они поторопились и, наконец, оставили меня с Кейт. Кейт такая миленькая, когда нервная и напуганная. Кейт. Да, Кейт. Они, наконец, уходят, закрывая дверь за собой, и Кейт стоит в другом конце комнаты и смотрит на меня.

— Кейти, — сказал я, улыбаясь ей, последняя порция зелья все еще действует, и все вокруг просто прекрасно.

Она подходит к моей постели и стоит рядом, разглядывая меня. Ее лицо все еще встревоженное, и она кусает нижнюю губу. Я хочу, чтобы она подобралась поближе, чтобы я мог укусить эту губу.

— Как ты себя чувствуешь? — тихо спросила она.

— Великолепно, — честно ответил я.

— Тебе не больно?

— Я вообще ничего не чувствую, — серьезно сказал я. — Ты могла бы шлепнуть меня по лицу, и я бы не почувствовал.

— Мне проверить эту теорию? — она приподняла брови, и я ей усмехнулся.

— А ты хочешь?

Она лишь качает головой и склоняется надо мной.

— Нет, — и потом она целует меня, сначала очень нежно, и видно, что она боится причинить мне боль. Это не больно, совсем нет, и я целую ее в ответ, раздраженный тем, что у меня работает только одна рука. Но все равно я хватаю ее затылок и притягиваю ближе, из-за чего она теряет равновесие и падает вперед. Она успевает выровнять свое тело надо мной на вытянутых руках по обеим сторонам моего тела.

— Я не хочу сделать тебе больно, — сказала она, отстраняясь немного, чтобы посмотреть на меня. Я притягиваю ее назад здоровой рукой.

— Это не больно, — обещаю я. Ее волосы такие мягкие, и ее рот на вкус просто потрясающ, как корица и шоколад. Черт, Кейт и зелье — как раз то, что нужно для полного экстаза.

— Твои родители прямо за дверью, — говорит она сквозь сбившееся дыхание, когда я здоровой рукой чуть задираю ей голову и целую ее подбородок.

— И что? — кожа на ее шее такая же вкусная, как и рот, но она, наконец, отстраняется и садится на краю постели, убирает мою руку от своего лица и кладет ее себе на колени.

— Джеймс, ты уверен, что в порядке?

— Я клянусь, я шикарно себя чувствую, — я улыбаюсь ей во весь рот, потому что знаю, как на нее это действует. — А теперь ты здесь, и все просто идеально.

— Джеймс…

— Ш-ш, — я высвобождаю руку из ее хватки и провожу пальцем по ее губам. — Ты такая красивая.

Кейт смеется.

— Ты полностью обдолбанный, да?

— Немного есть, — смеюсь я, и она закатывает глаза. — Отличная хрень.

— Что это? — она берет пустой флакон со столика у кровати и разглядывает его.

— Не знаю, но это просто фантастика. Когда мы вернемся в школу, — я останавливаюсь, потом указываю пальцем на свою грудь, — когда я вернусь в школу, я стащу с собой немного. Потом мы заставим мою кузину разобрать это на компоненты, а потом начнем варить. И мы станем охрененно богатыми.

— Так теперь ты хочешь стать наркоторговцем? — она поднимает брови, а я радостно пожимаю плечами.

— Где Эллиот, кстати?

Кейт серьезнеет на глазах:

— Наверное, где-то пытается самоубиться.

— Хочет меня опередить, значит.

Она хмурится:

— Люди действительно беспокоились. И Эллиоту было очень плохо. Я имею в виду, все думали, что ты умрешь.

Я закатываю глаза:

— Ты ведь знаешь, что этот гаденыш так легко не отделается.

Кейт ничего не говорит, только смотрит на свои колени.

— А ты беспокоилась? — осторожно спрашиваю я и смотрю ей в лицо, изучая ее реакцию.

— Я боялась.

— Не бойся, — отвечаю я, внезапно ощущая дремоту. — Я еще жив, и теперь мы можем пожениться.

Она напрягается, все ее тело напрягается, и она смотрит на меня широко открытыми глазами.

— Джеймс, — резко говорит она, и я просто улыбаюсь, развлекаясь ее реакцией.

— А что? Ты не хочешь за меня замуж?

— Перестань.

Я хватаю ее руку, борясь со своими тяжелеющими веками.

— А если бы у меня было кольцо? — нетвердо спрашиваю я. — И я надел бы его сюда? — я натягиваю воображаемое кольцо на ее безымянный палец и оцепенело слежу за ее реакцией.

Она просто в ужасе.

Я больше не выдерживаю и хихикаю.

— Ты ведь знаешь, что я нахрен обдолбан сейчас, а?

Кейт выдергивает руку.

— Да, — резко говорит она. — А теперь хватит.

— У меня нет кольца.

— Хорошо.

Я не могу не начать улыбаться снова, мне это ужасно нравится.

— Не сегодня, во всяком случае.

— Спи, Джеймс, — она встает, и мои глаза тут же закрываются. — Мне пора назад в школу.

Я не могу думать твердо и борюсь со сном, собрав до капельки всю свою волю. С закрытыми глазами я протягиваю к ней руку.

— Стой.

— Хм? — тихо спрашивает она, беря меня за руку и дожидаясь ответа.

Я не очень помню, что хотел спросить, поэтому улыбаюсь и говорю:

— Поцелуй меня.

Даже с закрытыми глазами я чувствую, как ее решимость рушится, и она наклоняется, чтобы нежно меня поцеловать, едва провести своими губами по моим. Это великолепно.

— Кейт? — пробормотал я, когда она отстранилась и выпрямилась. Она ничего не говорит, и я просто бормочу, глаза открыть уже больше невозможно. — Я люблю тебя.

Я слышу, как она вдыхает, но это последнее, что я помню. Я засыпаю, прежде чем она что-то отвечает.

И у меня самые лучшие сны за всю мою жизнь.

========== Глава 43. Роуз. Некоторые уроки лучше не учить ==========

Скорпиус расстроен.

Он расстроен уже несколько дней, и каждый раз, когда я пытаюсь поднять ему настроение, он резко мне отвечает и тут же извиняется двадцать секунд спустя. Всегда. Я не знаю, почему он постоянно извиняется, может, мне стоит спросить своего терапевта, вдруг она обнаружит тут какие-нибудь глубоко захороненные детские психологические комплексы. Я начинаю понимать, что у Скорпиуса таких полно.

Причина его расстройства в том, что его дед написал ему письмо, где практически отрекался от него и говорил, какое он ужасное разочарование. Его дед сказал, что он даже «грязнее» меня, потому что у меня, по крайней мере, есть оправдание, учитывая, что я «родилась в мерзости». Но Скорпиус… Ну, Скорпиус добровольно соглашается на эту мерзость. Не думаю, что это было мое дело, но, когда Скорпиус прочитал письмо за завтраком, он выглядел просто раздавленным, и я выхватила его из его рук и прочитала, прежде чем он успел меня остановить. Оно было несколько богато на прилагательные, многие из которых относились ко мне. Даже трудно разобрать, какой из моих грехов наихудший: то, что моя мать маглорожденная, или, что я Уизли. И то, и другое кажется преступлением, заслуживающим смерти в его кодексе. Я была шокирована, если говорить мягко, во многом больше потому, что я представить себе не могу, чтобы мои бабушка с дедушкой были ко мне так жестоки, как он к Скорпиусу. И я не могу представить, чтобы они хоть о ком-нибудь так говорили, как он говорил обо мне, даже о своем худшем враге, не то, что о незнакомом подростке.

Когда я закончила, то просто сидела и пыталась все осознать. Когда я не ответила сразу, Скорпиус тут же начал долго извиняться. Ну конечно.

— Тебе-то за что извиняться? — выплюнула я, и мой голос был жестче, чем мне хотелось. — Не ты его написал.

Когда я увидела его лицо, то почувствовала вину и заткнулась. Я не знала, что еще сказать, так что мы просто неловко сидели некоторое время, а потом разошлись в разные стороны на уроки. И я больше об этом не упоминала. Во всяком случае, не ему. Я не могла выбросить это из головы, и даже хоть и пыталась, не могла об этом не думать, я была на этом зациклена. И пару дней между нами со Скорпиусом все было как-то странно. Мы пытались притворяться, что письма не было, но, конечно, мы оба знали, что оно было. Так что я сделала то, что мне и присниться за миллион лет не могло.