Выученные уроки (СИ)

Я так сосредоточилась на своих непристойных мыслях, что почти не видела этого или почти не заметила этого.

Бладжер пролетел с огромной скоростью. Его послал Эллиот, и он, наверное, ударил с правильного угла, потому что я никогда не видела, чтобы бладжер так быстро летел. Он пролетел почти через все поле и ударил Джеймса, моего Джеймса, прямо по затылку с громким тошнотворным треском. Даже если бы он сразу не потерял сознания, а я уверена, что он потерял, то ни за что не смог бы удержаться на метле. Кто-то закричал, кажется, Маришка, но я не могла издать и звука. Я беспомощно смотрю, как руки Джеймса отпускают метлу, и он падает почти медленно с пятидесяти футов на твердую, жесткую землю.

Я, наконец, вернулась в реальность, и то, что произошло в предыдущую секунду, словно ударило меня. Я побежала вниз по лестнице почти с той же скоростью, как команда полетела к земле. Про книги я забыла, и меня не волнует ничего, кроме того, что я должна успеть как можно скорее. Это занимает почти вечность, но, наконец, я добегаю до поля и несусь прямо туда, где он лежит неподвижно.

— Кто-нибудь позовите на помощь, — истерически кричит Маришка, спрыгивая с метлы и приземляясь на ноги, а ее метла падает за ней. Я поднимаю голову и вижу, что Джошуа и Эмили уже почти достигли школы, несясь так быстро, как я никогда не видела.

Я задыхалась, когда, наконец, добежала до него, но все-таки смогла прокричать:

— Не трогай его! — и Эллиот тут же отдернул руки. Он бледен, его кожа кажется почти серой. Когда он беспомощно на меня смотрит, в его глазах ужас.

— Мне жаль, — задыхается он, его голос дрожит. — Я не думал, что ударю так сильно, — он выглядит так, будто сейчас расплачется, и я не удивлена, ведь Джеймс — один из его лучших друзей. Но мне сейчас плевать на Эллиота.

Джеймс не двигается. Я даже не уверена, что он дышит. Это как-то нереально, я знаю, что должна сейчас биться в истерике, но не бьюсь. Думаю, я в шоке. Маришка сходит с ума, Эллиота сейчас словно хватит удар, Челси в ужасе. А я просто не могу говорить.

Я осторожно сажусь рядом с ним на колени и молча смотрю на него. Все вроде как что-то говорят, но я едва замечаю. Его тело скрючено, нога определенно согнута не под правильным углом, а рука как-то оказалась под спиной. Его глаза закрыты, и на лице никаких красок. Тонкая ниточка крови течет из его носа в полуоткрытый рот, но ничто из этого не волнует меня. Я пытаюсь этого не замечать, но трава начинает приобретать уродливый багровый оттенок. Мне не надо догадываться почему, ведь его волосы становятся все краснее. Кровь идет откуда-то из задней части головы быстрее, чем это было бы безопасно.

Но я ничего не могу сделать.

Поэтому я сижу здесь, беспомощная и шокированная, и удивляюсь, почему слезы все никак не потекут.

========== Глава 41. Ал. Потрясение и смятение ==========

Когда мне было семь, Джеймс подговорил меня залезть на единственное дерево на нашем заднем дворе, и, когда я, наконец, забрался, он столкнул меня оттуда. Кости срастались два полных боли дня, прежде чем я снова смог ходить, и я был удивлен, что Джеймс еще жив, учитывая, в какой ярости была мама. Но он выжил и с пеной у рта твердил, что это был несчастный случай, не то чтобы ему кто-нибудь поверил, но он держался этой версии. И он хихикал про себя, когда мамы с папой не было поблизости.

И я ему сказал:

— Надеюсь, однажды ты тоже упадешь и покалечишься, тогда я посмеюсь над тобой.

Я хорошо это помню, наверное, потому, что заживание разбитых костей в моей ноге было самым болезненным в моей жизни. Это больно. Ужасно. И я помню, как хотел, чтобы Джеймсу было так же больно, и надеялся, что однажды он тоже покалечится и испытает все это.

Четыре месяца назад я пожелал ему смерти. Глядя прямо в лицо. И думаю, я говорил серьезно, по крайней мере, тогда. Я сказал ему, что хочу, чтобы он умер, и сказал, что ненавижу его. И после того я не сказал ему и больше десяти слов, и ни одно из этих слов не было добрым.

Я точно думал о самых ужасных вещах. То, как я один раз сказал ему это в лицо, не идет ни в какое сравнение с тем, сколько раз я об этом подумал. Мы с Джеймсом никогда не были лучшими друзьями, ни в коей мере, но никогда не было так, как сейчас. Месяцы каждый раз, когда я его видел, мне приходилось бороться с желанием подойти и ударить его. Каждая мысль о нем была злобной и мерзкой, и я даже не чувствовал себя виноватым.

Но сейчас я хотел бы, чтобы ничего этого не было.

Если б я мог вернуться в прошлое, я никогда не сказал бы, что желаю ему смерти. Я бы даже не позволил себе думать об этом. Потому что ужасно желать этого, особенно своему брату. И чувствовал я себя вправе делать это или нет, я никогда на самом деле не хотел, чтобы он умер, по крайней мере, я так не думаю.

Сейчас он лежит без сознания на койке в Святом Мунго с двумя загипсованными ногами, рукой на перевязи, в сотне синяков и с самой огромной повязкой, когда-либо повязывавшейся на чью-либо голову. Он не двинулся ни на миллиметр с тех пор, как его нашли, не открывал глаза и не подавал ни малейшего сигнала, что он понимает, что вокруг него происходит.

А целители говорят, что они даже не уверены, будет ли он когда-нибудь это понимать.

Нет, они не сказали, что не будет, в большей степени, что они понятия не имеют. Он выглядит совершенно хреново, и я не знаю, больно ли ему. Я не знаю, больно ли тебе, пока ты без сознания. Может, он и не без сознания, в конце концов, может, он в себе, и может нас слышать, и понимает, что происходит, просто не может открыть глаз. Тогда, абсолютно уверен, ему больно.

Я был на обеде, когда это произошло.

Это был нормальный вечер, ничего особенного, как всегда. Я сидел с ДжейДи, и он нес какую-то фигню о том, что он запал на Элизабет и собирается попросить ее помочь с «учебой» сегодня вечером попозже. Я полуслушал большей частью потому, что уже слышал все это раньше и совершенно не хотел слушать снова. Но, по крайней мере, я хоть изображал поддельный интерес, потому что он хотя бы хотел со мной говорить. Роуз сидела чуть дальше за столом со Скорпиусом, и они точно не выглядели готовыми встречать новых собеседников, склонившись друг к другу в серьезном, серьезном разговоре. Я изо всех сил старался их игнорировать и не злиться, думая, о чем нафиг таком важном и серьезном они могут говорить, и поэтому пытался отвлечься, восклицая «угу» и «хм» время от времени, чтобы ублажить ДжейДи.

Весь большой Зал был забит, и было так шумно, что вы даже свои мысли не услышали бы, так что я не заметил, что ко мне идет Невилл, пока он не положил мне руку на плечо. Я посмотрел на него и почти сразу понял, что что-то не так. Он выглядел ненормально встревоженным и серьезным.

— Что случилось? — я тщательно оглядел его, пытаясь сообразить.

— Ты должен пойти со мной, — тихо сказал он определенно слишком серьезным для него тоном. — Не знаешь, где Лили?

Я оглядел гриффиндорский стол, но ее там не было. Я поднял голову и посмотрел на него.

— Что происходит?

Он только качнул головой:

— Идем.

ДжейДи смотрел на нас, и, когда я оглянулся, он как бы округлил глаза. Я заволновался, конечно, потому что понятия не имел, что произошло, и скрипел мозгами, пытаясь понять, не сделал ли я чего-то, из-за чего у меня могут быть проблемы. Я ничего не мог придумать… Никто особо не обращал внимания на то, как мы с Невиллом идем к выходу, но я поймал взгляд Роуз. Она с любопытством приподняла брови, и я лишь пожал плечами в ответ. Как оказалось, она приняла это за знак, что произошло что-то ужасное, потому что она тут же встала, бросая свой серьезный разговор со Скорпиусом. Она быстро догнала нас и немедленно спросила, что случилось.

Невилл, наконец, дал прямой ответ, придерживая дверь и проходя за нами в коридор:

— С Джеймсом произошел несчастный случай.

Несчастный случай? Миллион разных вариантов тут же промелькнули у меня в голове, и я пытался понять, какой из сценариев наиболее возможен.